Антракт кончился. Генерал вернулся в кабинет, сел в торце стола и начал объяснять нам наши новые обязанности, попутно поясняя их историческими примерами и подкрепляя экономическими экскурсами. Суть его речи сводилась к следующему. На дворе вторая половина двадцатого века. Давно закончилась вторая мировая война, но мир на Земле не воцарился. Мировой империализм продолжает лелеять мечту стереть с лица Земли оплот мира и демо- кратии – Советский Союз. Мы должны противостоять этим замыслам, каждый в своей сфере.
– Наш комитет – комитет государственной безопасности, где вы теперь имеете честь служить, действует в сфере разведки и контрразведки. Но сегодня это уже не секрет, наш комитет занимался и созидательным трудом. Под нашим руководством строился стратегический Беломоро-Балтийский канал, создавалась авиация, ковалось атомное оружие, строились подводные лодки. Да что греха таить, мы использовали подневольный труд. На то было веление времени. Теперь эти времена ушли в прошлое. В наших проектах теперь работают свободные люди. Вам предстоит создать современное производство, где продукцией станет икра, которую вы научились добывать на маленьком рыбозаводе под Воронежем. Спасибо следователю, что по ходу дела послал нам записку о ваших деяниях, а то бы мы до сих пор были в счастливом неведении.
Все становилось на свои места. Теперь было понятно, как и почему мы оказались в сфере интересов всесильного комитета. Следователь доложил куда надо. Его доклад дошел до адресата. Кто надо понял, что здесь есть здравое зерно, и взял нас под колпак. Круг замкнулся. Свет сошелся клином на нас с Серегой.
А Генерал между тем продолжал развивать свою мысль. Икра пойдет на экспорт, а выручка от нее будет использоваться для финансирования наших зарубежных операций и помощи братским партиям. Вот и сказке конец.
– Вы люди молодые, думаю, что в ваших головах со временем созреет какая-нибудь другая плодотворная идея, которую вы воплотите в жизнь в будущем. Но сначала постройте завод, а при нем лабораторию. Назовите ее, например, лабораторией биомолекулярных исследований или как-нибудь иначе, на свое усмотрение.
Сереге такая идея не могла не понравиться, да и мне тоже. Мы заулыбались. Генерал сменил тональность беседы, переходя с возвышенного тона на житейский уровень, он заговорил тише и задушевнее:
– Запугал я вас, ребята. Все нормально. Будете работать, получать приличную зарплату. Ну, дисциплина, да. Об отлучках из города докладывать, так ничего в этом страшного нет, уверяю вас.
Заканчивая беседу с нами, он пригласил к себе в кабинет двух молодых людей, которые должны были нам во всем помогать. Они вручили нам удостоверения сотрудников не КГБ, как мы полагали, а Госплана. Увидев наше изумление, Генерал весело рассмеялся:
– Ну, зачем вам удостоверения сотрудников КГБ, чтобы от вас все шарахались? А Госплан – солидная организация, уважать вас будут, да и территориально она от нас недалеко.
Ребята – Андрей и Виктор – проводили нас к выходу, и мы с Серегой вскоре оказались в небольшом скверике, в почти таком же, в каком мы были несколько часов назад и из которого ушли в новую жизнь. Но мир не перевернулся. Все осталось на своих местах: так же звенели трамваи, сновали прохожие, играли в песочнице дети, и никому не было дела до нас и наших проблем. Мы просидели в сквере, не сказав друг другу ни слова, минут тридцать, а потом, также молча, отправились по домам, условившись встретиться на следующее утро, чтобы обсудить все на свежую голову.
Старые друзья
Пока молодые люди обсуждали и переживали свое грехопадение, в кабинете Генерала шла смена декораций. Чайная посуда была убрана. На журнальном столике появилась белоснежная скатерть, а в ее центре воцарилась бутылка коньяка. Вокруг нее уютно расположились тарелочки с деликатесной закуской: икрой и рыбой разных сортов, колбасами и ветчинами. Хрустальные бокалы, салфетки, серебряные ножи и вилки завершали сервировку. Ждали Большого Гостя, и он не замедлил появиться. Во двор плавно вкатился огромный лимузин и застыл, встав вплотную к крыльцу. Выскочивший из машины адъютант распахнул заднюю дверь, и из нее на асфальт вышел крупный, грузный мужчина в генеральском мундире с тремя звездами на погонах. Не глядя по сторонам, он резво поднялся по ступеням крыльца и вошел в открывшуюся перед ним дверь. Все последующие двери поддержали пример первой, и Гость беспрепятственно добрался до уже знакомого нам кабинета. Здесь Гость расстегнул китель и вместе с ним снял с себя маску великого человека, став просто Михаилом Игнатьевичем – Мишей, а хозяин кабинета на этот вечер тоже превратился просто в Колю. Что и говорить, они знали друг друга всю жизнь, имеется в виду, сознательную и весьма бурную.
После теплого рукопожатия и десятка ничего не значащих слов гость и хозяин расположились в креслах, наполнили рюмки, чокнулись, как того требует русский кодекс застолья, и с удовольствием выпили. Не спеша закурили и начали разговор, в котором оба нуждались, так как каждый из них не имел в этой жизни никого другого, с кем мог бы поделиться своими мыслями, в которых главными были сомнения буквально во всем, не рискуя распроститься за это не только с карьерой, но и с самой жизнью. Гость начал первым.
– Я расскажу тебе одну историю, она поучительна для нас обоих. Мы, ведь, с тобой с год не виделись, и ты можешь о ней не знать. Ты, наверное, помнишь Виктора Коваленко. Он тоже был с нами в Испании, но в другой команде. Хороший, смелый парень. Потом его оправили в Латинскую Америку, а оттуда он перебрался в США, куда-то на юго-восточное побережье. Пустил там корни, женился на русской красавице и занялся общественной деятельностью. Поднялся до уровня сенатора. Информация от него шла – закачаешься. Знаю об этом не понаслышке: сам его там окучивал, легенду подкреплял, связь организовывал и все такое. Дочь у него родилась. Тоже красавица, в мать. Он-то мужик простецкий, не красавец, но и не урод. Жил он так, поживал, но постепенно ЦРУ что-то заподозрило. Стали за ним следить, провокации устраивать. Сначала он думал, что все это связано с его политической деятельностью. Он либеральное крыло поддерживал. О неграх пекся, за права рабочих боролся, то есть поддерживал униженных и оскорб- ленных – они за него и голосовали на выборах. Мы по своим каналам стали следить за обстановкой, и вскоре стало ясно, что заложил его кто-то. Дали ему команду: уходи. А как уйдешь. Жена, дочь, их же не бросишь. Однако нашел он выход из положения. Яхта у него была моторная. Вот он с женой и дочерью на ночную рыбалку и отправился, что не раз делал и раньше. Службы, конечно, отследили это. Позаботились, чтобы на бензоколонке, где яхты заправляют, бензина для него не было, а Виктор и в ус не дует. Заправщику говорит, мол, и не надо, я далеко не пойду, мне и того, что есть в баке, для рыбалки хватит. Отошел от берега, встал на якорь, забросил удочки и сел с семьей ужинать. Знал при этом, что за ним со всех сторон наблюдают. Здесь они с женой четко сработали. В какой-то момент она надела его фуражку и стала всякие манипуляции с удочками проводить, отвлекла внимание на себя. А он в это время надел акваланг, нырнул и за пару часов перетаскал на борт полсотни канистр с бензином, что были им давно на этом месте притоплены. Потом снялся с якоря, и, как бы ища местечко для рыбалки получше, пошел потихоньку в сторону открытого моря. Потом выбрал момент, дал полный газ, а те, кто следил за ним, не очень-то и спешили, все ждали, когда у него бензин кончится. Не дождались, а он прямиком на Кубу. Там всего-то километров триста. Могли, конечно, авиацию за ним пустить, но, видно, что-то не сработало, не пустили. Ушел мужик. Потом его наши морем вывезли. Здесь обласкали: генерала дали, квартиру в высотке на Котельнической и попросили подробный отчет составить о его годах на чужбине, так сказать, в назидание потомству. Он отчетом-то занялся, но стал критиковать то одно, то другое. Транспорт ему в Москве, видите ли, не нравится. Жилищное строительство ведется из рук вон плохо, зарплата у граждан низкая. Так это все бы еще ничего, но он и на политику замахнулся. С Европой надо говорить другим языком, с Китаем восстановить отношения, повернуться лицом к рынку, а это уже не игрушки. Ему и так и сяк намекать стали, что не своим делом занимается, а он ни в какую. Твердит свое. Раскрепостился в этой своей Америке, пропитался ихней демократией насквозь – не вытравишь. Ему предложили поехать советником по науке в посольство какой-нибудь развивающейся страны. Думали, откажется. Ан, нет, согласился.
