– Что же вы ему ответили? - спросил Джирс, выслушав его.
– А как по-вашему? - на лице Флеминга отразилось отвращение. - И так уж приходится из кожи вон лезть, чтобы дело не попало в руки младенцев и сосунков! Еще только не хватает кормить акул! Флеминг ушел из кабинета, недоумевая, зачем он вообще сюда приходил. Однако впоследствии этот поступок сочли одним из немногих, говорящих в его пользу. После этого случая начали патрулировать берег. Проволочные заграждения спускались теперь по склону и уходили в море. По приказу Кводринга служба безопасности прочесала окрестности, и разговоры об "Интеле" надолго затихли. Эксперимент в здании счетной машины продолжался без видимых результатов до возвращения Дауни, а затем как-то утром вдруг заработало печатающее устройство. Забрав материалы, Флеминг заперся в своем домике на четверо суток, а затем позвонил Рейнхарту. Насколько он мог разобраться, машина поставила совершенно новую серию вопросов, касавшихся внешнего вида, размеров и функций человеческого тела. Флеминг утверждал, что любой физический предмет можно описать в математических терминах, и, очевидно, машина требовала именно этого.
– Например, - сказал он Дауни и Рейнхарту, когда они собрались вместе для обсуждения результатов, - машина хочет знать, что такое слух. Много вопросов о звуковых частотах. И она, несомненно, спрашивает, как мы издаем звуки и как слышим их.
– Откуда она могла узнать о существовании речи? - заинтересовалась Дауни.
– Да ведь Циклоп видит, что мы используем рот для общения друг с другом, а уши для того, чтобы воспринимать звуки. Все эти вопросы - результат наблюдений вашего уродца. Возможно, он способен воспринимать и звуковые колебания, и теперь, когда мы подсоединили его к машине, он может передавать ей свои наблюдения.
– Это только предположения.
– А у вас есть другие объяснения?
– Не представляю, как можно проанализировать все строение человеческого организма - сказал Рейнхарт.
– Нам и не придется этого делать. Машина продолжает строить свои хитрые догадки, и нам остается только вводить в нее те из них, которые окажутся правильными. Старая игра. Не пойму, впрочем, почему машина до сих пор не нашла более быстрого способа. Не сомневаюсь, что она в состоянии это сделать. Может быть, искусственное существо не оправдало ее ожиданий?
– Хотите попробовать? - спросил Рейнхарт Дауни.
– Перепробую все, что возможно - ответила она. Так начался следующий этап разработки проекта. Кристин коротала дни около машины, принимая выходящие из нее данные и снова вводя результаты их обработки. По-видимому, все это время она находилась в состоянии нервного напряжения, но ничего не говорила об этом.
– Хотите куда-нибудь перейти отсюда? - спросил ее Флеминг однажды вечером, когда они остались вдвоем в машинном зале.
– Нет. Это меня увлекло. Флеминг взглянул на ее задумчивое красивое лицо. Теперь он не флиртовал с ней, как бывало, когда она не интересовала его и была просто сотрудницей лаборатории. Засунув руки в карманы, он повернулся и вышел. После его ухода Кристин пошла через зал к двери в лабораторное крыло. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы войти в помещение, где стоял бак, и она с напряженным лицом помедлила в дверях, преодолевая робость. В здании было тихо, только доносился ровный, мощный гул счетной машины. Но стоило Кристин появиться перед окном бака, как Циклоп беспокойно задвигался, толкаясь о стенки и выплескивая жидкость через верх.
– Успокойся! - громко сказала Кристин. - Тише! Она машинально наклонилась и заглянула в окно. Глаз не отрываясь смотрел на нее, а существо неистовствовало все больше и больше, било о стенки бака краями своего студнеобразного тела. Кристин провела рукой по лбу; у нее слегка закружилась голова оттого, что она стояла нагнувшись, но, словно загипнотизированная, она не могла оторвать взор от этого глаза. Так она простояла целую долгую минуту, затем другую, теряя способность мыслить. Медленно, будто по собственной воле, ее правая рука двинулась вверх по стенке бака, и пальцы нащупали провод, ведущий к кабелю энцефалографа. Пальцы коснулись провода и дрогнули, почувствовав слабый удар тока. Едва Кристин дотронулась до провода, Циклоп успокоился. Он продолжал не отрываясь смотреть на девушку, но метаться перестал. Теперь лишь гудение машины нарушало тишину, царившую в безлюдном здании. Кристин медленно, как в трансе, выпрямилась, продолжая держаться за провод. Ее пальцы скользнули вдоль провода, коснулись оболочки кабеля и сомкнулись вокруг него. Кабель был подвешен свободно. От бака он тянулся к стене лаборатории, а дальше шел по ней, подвязанный кусочками изоляционной ленты к гвоздям, вбитым через несколько метров друг от друга. Рука Кристин нащупывала кабель, и девушка, словно в трансе, пошла за ним - сначала через комнату к стене, затем вдоль стены - к двери в машинный зал. Глаза ее были открыты, но неподвижны и невидящи. Кабель исчезал в отверстии, просверленном в деревянном косяке двери, и Кристин, утратив возможность следовать за ним дальше, словно растерялась. Затем она подняла другую руку и обхватила кабель по ту сторону двери. Правая рука опустилась, и девушка вошла в зал, держась за кабель левой рукой. Она медленно и с усилием продвигалась вдоль стены к стойкам контрольных блоков; ее дыхание было глубоким, но затрудненным, как у спящего, который видит дурной сон. В центре металлической стены контрольных стоек кабель подходил к трансформатору, установленному под индикаторной панелью. Огоньки на панели равномерно мигали в каком-то гипнотическом ритме, и теперь взгляд Кристин был устремлен на них, как до этого
– на глаз Циклопа. Она немного помедлила перед панелью, как будто не собираясь идти дальше. Затем ее левая рука медленно отпустила кабель, а правая вновь поднялась и пальцы обеих рук сжали провода высокого напряжения, которые уходили от трансформатора вверх к двум стержням у ее головы. Провода были в изоляции, и только под самыми стержнями их жилы были оголены и зажимались выступающими клеммами. Руки Кристин медленно, дюйм за дюймом, ползли по проводам вверх. Ее лицо побелело и стало изможденным; вдруг она зашаталась, как тогда, когда Флеминг заставил ее встать между стержнями. Но она крепко сжимала провода, а ее пальцы по-прежнему медленно двигались вверх. И вот они коснулись оголенных жил. Все остальное произошло мгновенно. Ее тело изогнулось, пронзенное разрядом. Раздался пронзительный крик, ноги Кристин подкосились, голова запрокинулась, и она повисла на руках, словно распятая. Лампочки на индикаторной панели вспыхнули, освещая ее искаженное лицо; в соседней комнате раздались настойчивые гулкие удары. Так продолжалось секунд десять. Затем крик оборвался, на предохранительном щитке над головой Кристин раздался громкий взрыв, лампочки на индикаторной панели потухли, ее сведенные судорогой пальцы отпустили оголенные провода, и она тяжело, бесформенной грудой, рухнула на пол. На мгновение наступила тишина. Циклоп перестал биться, гул машины затих, словно обрезанный ножом. Затем зазвонил аварийный колокол. Первой в зал вбежала Джуди, которая проходила мимо здания, когда на стене, над входом, ожил аварийный звонок. Распахнув дверь, она сломя голову бросилась по коридору в помещение пульта управления. Сначала она ничего не увидела. Трубки люминесцентных ламп под потолком продолжали сиять, но пульт закрывал от Джуди пол у индикаторной панели. Потом она увидела тело Кристин и, бросившись вперед, упала на колени.
