Аларик говорил теперь быстро и без запинок. Он перешел к теме, которая ему нравилась, — к большой, сложной и совершенно безличной теме.
— Перед войной ученые утверждали, что радиоактивное излучение не может быть причиной многочисленных мутаций. Они проводили эксперименты с млекопитающими, и уровень сопротивляемости организма генетическим изменениям казался им относительно высоким. Судя по их расчетам, наша ситуация с мутантами предполагала бы такой уровень радиации, при котором дальнейшая жизнь на Земле вообще невозможна.
Ученые не учли всеобъемлющего распространения радиации. Она оказалась везде — в частицах пыли, в молекулах воздуха, в потребляемой пище и воде. Ее уровень не слишком высок, чтобы нанести серьезный вред большинству живых организмов, но она теперь в каждом теле, в каждой клетке и даже в самой протоплазме. Не удивительно, что нуклеопротеины в генах просто сошли с ума.
Бонд поднял руку, пытаясь остановить затянувшееся вступление, но странный ум Вэйна ушел в свой собственный неведомый мир, глаза лучились голубоватой пустотой, и он не замечал ничего вокруг. Президент со вздохом откинулся на спинку кресла и смирился с предстоящей лекцией о всем очевидных вещах. Они уже привыкли к менторской манере речи. Вэйн всегда начинал с элементарных вещей, а затем охватывал всю тему целиком. Но его фразам недоставало логической связанности, он перескакивал с темы на тему, и тогда уже никто не понимал, о чем он говорил.
— В данный момент мы разрабатываем прибор, который позволит нам наблюдать структуру генов. Работа идет полным ходом, и я верю, что вскоре мы добьемся значительных результатов. К сожалению, все это требует времени, и проблема настолько огромна, что исследования могут затянуться на несколько поколений. Мы столкнулись с огромными трудностями. Например, принцип неопределенности Гейзенберга накладывает на работу целый ряд теоретических ограничений, которые нам придется как-то обходить. Тем не менее главной бедой остается время. Жизнь на Земле задыхается от неимоверного количества искаженных генов. Пока проявляется только малая их часть, но мутантов рождается все больше и больше.
В следующие несколько лет я предвижу резкое снижение рождаемости. И если нам не удастся приостановить стерилизующее действие рецессивных изменений, человечество подойдет к грани полного вымирания. Война и ее последствия нарушили тонкое равновесие экологии. Ее сотрясает вихрь хаоса, и силы природы уже не могут поддерживать жизнь на Земле. Скажите, что произойдет с людьми, если, допустим, вымрут бактерии, Производящие азот? А сколько лет осталось до исчезновения высших форм жизни? Нам необходимо найти решение проблемы сейчас, иначе мы не сделаем этого никогда.
Ситуация почти безвыходная — радиация везде. С годами ее интенсивность ослабевает, но уровень настолько высокий, что она по-прежнему осложняет положение. Поэтому стабилизации не предвидится. Темпы рождаемости замедляются даже среди мутантов. Как мы можем изучать генетику при таких условиях? Но самым радужным прогнозам, люди обретут контроль над своей наследственностью только через сотню лет. Но к тому времени на Земле уже никого не останется. Кто же будет пользоваться нашими достижениями?
Мы пытались строить герметически закрытые лаборатории. Это нам не удалось — от радиоактивности не избавиться. Даже под землей она настолько велика, что не помогают ни герметизация, ни дегазация. Любые точные исследования попросту невозможны. Кроме того, нам не обойтись без длительного изучения некоторых образцов. А где их хранить? Вы представляете, какой огромный исследовательский комплекс пришлось бы изолировать от внешней среды? Сначала мы планировали создать колонию на Луне. В принципе эта идея выполнима, но на практике она не выдерживает критики — слишком сложно создавать на Луне дееспособную систему самообеспечения и слишком накладно поддерживать ее ресурсами Земли. Ко всему прочему я узнал сегодня о существовании вражеских баз, а они наверняка будут создавать нам лишние сложности.
До сих пор ни один проект не выходил за пределы системы Земля — Луна. Я предлагаю нарушить эту традицию. Как мы знаем из астрономии, Венера не подходит для освоения. Она еще хуже, чем Луна. Марс тоже не слишком гостеприимный, но у него есть несколько преимуществ. Содержание кислорода в атмосфере таково, что при использовании соответствующих компрессоров люди могли бы обеспечить себе необходимый запас. Воды там немного — вероятно, большая ее часть содержится в минералах, зато мы имеем неописуемое изобилие тяжелых металлов, чего не скажешь о Луне. Съемка со спутников подтвердила наличие простейших жизненных форм — а значит, мы получим ценный материал для генетических исследований… Возможно, некоторые из мхов и растений окажутся съедобными. Что же касается холода, то при нашей атомной энергетике я считаю эту проблему вполне разрешимой. Топлива для ракеты потребуется немного — чуть больше, чем для полета на Луну. И, конечно, не последним доводом является величина планеты. Я убежден, что на Марсе можно создавать самостоятельные, независимые от Земли колонии.
Давайте посмотрим, что нам это даст. Во-первых, соответствующие лабораторные условия. Во-вторых, колонисты перестанут мутировать, и, если исследования себя не оправдают, мы просто обеспечим людей более хорошими условиями для выживания. В-третьих, колонистов можно подбирать по определенным параметрам, и это будет естественным завершением ваших экспериментов по евгенике. В данном случае вы не только избежите тех унизительных моментов, которые провоцирует ваша нынешняя политика селекции, но и сохраните свою захромавшую на обе ноги научную программу.
Вэйн замолчал. Де Гайз мрачно кивнул.
— Я знал, что этим закончится, — сказал он. — Даже если бы на обитателей холма не нападали толпы, к ним все равно чувствовали бы злобу и отвращение. Но разве у нас есть другой выбор, спрошу я вас?
— Хм-м… Марс, — задумчиво произнес Винкельрайд и посмотрел в окно на потемневшее небо. — У меня есть информация, что правительство Сибири рассматривает аналогичный проект. Я считаю, что мы должны запустить космический корабль первыми.
Каннингхэм прочистил горло.
— Мои инженеры уже просмотрели ваши чертежи, — сказал он, — и у нас появилось несколько вопросов. Отсутствие инструментов и контрольно-измерительных приборов…
— Понимаю вас, — ответил Вэйн. — Все верно. Я знал, что надо торопиться, и поэтому конструировал очень простой летательный аппарат. Функции многих приборов, необходимых для полета, возьмет на себя команда.
