Остин продержался в этом бешенном ритме почти год. Затем статью о стариках пришлось сдать в печать, а друг-доктор уже начал коситься на Остина, решив, что у него некая разновидность психического расстройства, которое заставляет Остина быть рядом с умирающими людьми. Врач даже попытался поговорить об этом со своим другом, но Остин все свалил на работу и на то, что когда-нибудь он действительно сойдет из-за этого с ума, но не сейчас. Он соврал. Соврал, потому что проклятие, которое было намного хуже безумия, уже поселилось в нем. И лечения не было.
Остин простился с другом, простился со стариками в больнице. Теперь была только ночь. Теперь было только ожидание дня новой кормежки. Но где найти смерть?
Остин встретился с редактором своей газеты и попросил отправить его в горячую точку. Куда угодно, лишь бы поближе к смерти.
– Я лучше отправлю тебя в отпуск, – сказал ему редактор, встревожившись подобной одержимостью одного из лучших своих сотрудников.
Жена радовалась и паковала чемоданы, взволнованная предстоящим отдыхом впервые за долгие годы. Радовались дети. Остину казалось, что радуется весь мир вокруг него. Вот только ему самому было совсем не радостно.
9
Остин сбежал из аэропорта за четверть часа до вылета. Сбежал от своей семьи, от своего редактора, друзей. Жена и дети улетели без него, решив, что не стоит отказываться от того, что уже оплачено. Так было даже проще. Проще для Остина. Он долго бродил по ночным улицам, приглядываясь к бездомным. Сможет ли он забрать у одного из них жизнь, когда настанет день кормежки? Или же паразиты в его теле заставят умереть его самого и сожрут пришедшую за ним смерть? Да, скорее так все и будет. Ему не убить больше никого – хватит и того наркомана. Остин до сих пор видел его в своих беспокойных снах. Можно, конечно, вернуться к знакомому врачу, сказать, что нужно кое-что дописать… Но что потом? Один старик, может быть два, а за ними… За ними снова придется вернуться на улицы и выбирать себе бездомных, душить их или избивать до полусмерти. Хотя это тоже совсем не так просто на деле, как на словах. Они всегда держатся вместе, да и не такие они и беспомощные, как можно подумать. От любого можно получить нож под ребра. И они в отличие от тебя не будут сомневаться. А ты будешь. Потому что, не смотря ни на что, ты не убийца. И выхода нет – Остин убеждал себя в этом дольше двух недель. Убеждал, пытаясь не думать о Вьетнаме и Тиен. Убеждал, пока понимал, что до дня кормежки у него еще есть время. Зыбкое, тягучее время. Но время кончалось слишком быстро.
Остин пришел к своему редактору и сказал ему, что либо его переведут во Вьетнам, либо он увольняется.
– Ты же должен быть сейчас с семьей на пляже! – растерялся редактор.
– Я уже купил билет на самолет до Вьетнама.
– Уже? – редактор долго вглядывался ему в глаза, хмурился, курил, выпуская дым через нос, затем неожиданно просиял. – И кто она? – спросил он.
– Она?
– Женщина, ради которой ты уезжаешь. Это ведь женщина? Только не говори, что сменил ориентацию…
– Ты думаешь, я уезжаю отсюда ради женщины?
– А что мне еще думать?
– Я не знаю… – теперь нахмурился Остин. – Ну, если женщина, то… То пусть будет женщина, – он растерянно пожал плечами.
– И как ее зовут? – продолжил допытываться редактор.
– Тиен.
– Тиен… Вьетнамка? И что значит это имя?
– Кажется, звезда…
– Звезда…
– Ты позволишь мне уехать или нет?
– Если к девушке, то уезжай, только не забудь, что ты журналист. Я не стану платить за твою любовь, только за твои статьи, – редактор широко улыбнулся, собираясь продолжить разговор, но Остин уже выходил из его кабинета.
Он добрался до самолета на такси. До времени кормежки оставалось чуть меньше трех дней.
Теперь пройти таможенный контроль, взять на прокат машину, найти Тиен. Тиен… Остин ухмыльнулся, вспомнив редактора, который решил, что они любовники… «А ведь и правда любовники», – подумал он. Подумал впервые. Впервые о Тиен, как о женщине, к которой хочет вернуться. Не в эту страну, не в эти джунгли и уж конечно не ко всем этим вымирающим племенам, о которых ему предстоит написать сотни статей, а именно к Тиен. К Тиен, как к женщине, с которой провел не одну ночь вместе. К Тиен, как к гиду, который вел его по этой стране, по этой жизни. К Тиен – звезде, которая указывала ему путь в ночи. К Тиен…
Сергей Решетняк
Конкурс-семинар «Креатив»
Мстислав взвел курок. Руки не тряслись: пневмонаручи – отличное изобретение. Выстрел непременно будет удачным. А как же иначе? На второй рассчитывать не приходилось. Казаки бдительны и реагируют молниеносно. Замешкаешься, и ни один паромобиль не спасет от стремительного галопа механических скакунов императорской охраны Его Императорского Величества.
Снег валил, создавая непроглядную пелену. Но убийцу это не волновало. Он был лучшим. Стрелок от Бога.
На специально возведенном помосте Шаляпин в образе Олоферна взял последнюю ноту в заключительной арии. Скоро. Мстислав бросил взгляд на раскрытый брегет. Ждать осталось совсем недолго. Минутная стрелка уже подползала к двенадцати.
Цесаревич в окружении телохранителей величественно поднимался на помост. Собравшаяся на Красной площади толпа восторженно закричала, приветствую наследника престола. Стрелок поймал его голову в перекрестие прицела. Моргнул, затаил дыхание и тут неожиданно заметил полноватую фигуру старца, облаченного во всё черное.
Мстислав поморщился. Распутина не должно было быть на выступлении. Информатор из Царского села докладывал, что это исчадие ада собирался остаться на Новый год в Зимнем и праздновать вместе с императорской четой. Неужели старый бес что-то пронюхал?
Площадь затихла. Наследник начал речь. Стрелки на брегете показывали, что до нового 1920 года оставалось две минуты. Стрелять или не стрелять? Второго случая не будет. Но присутствие Распутина в любом случае резко снижало шансы на успех. Кто его знает, какую черную ворожбу он применит, чтобы спасти своего воспитанника.
Оставалась минута. Никто ведь не осудит, если отступить сейчас. Ни одно покушение на членов царской семьи в присутствии Распутина или же на него самого не завершилось успехом. То патрон в стволе перекосит, то затвор заклинет, порох не воспламенится, клинок сломается, фитиль погаснет… Можно продолжать до бесконечности. Один только старец пережил два десятка нападений, и ничего. Даже ранен не был.
Тридцать секунд. Рискнуть или сбежать… Цесаревич закончил речь и застыл в ожидании, глядя на Спасскую башню.
Другого шанса не будет. Куранты начали отстукивать последние секунды старого года. Мирослав в последний миг заметил, что антихрист начал творить ворожбу, и мир в глазах поплыл, но это уже не имело значение. Палец дернул за спусковой крючок, с предпоследним боем курантов прозвучал выстрел…
