Вновь изолировав себя от нападавших, он прикрепил мини-ком к запястью. Ганноуэй включил свой миником на полную мощность, так чтобы он передавал все, что говорят в комнате, и положил его на стол.
— Ну вот, теперь мы можем спокойно побеседовать, — сказал он.
— Нам не о чем разговаривать, — отрезал Коскинен.
— Напротив, мы многое должны обсудить. У вас сложилось абсолютно неверное представление о нашей организации.
— Мне кажется, ваши действия говорят сами за себя.
— В кабинете вы охотно слушали нас. Но мистер Трембецкий оказал пагубное влияние на ваши мысли.
— Он лишь объяснил мне, чего в действительности стоят ваши принципы. Я никогда не поддержу план, который предусматривает убийства моих сограждан.
— Не всех. Кому-то повезет, его не тронут, — заметил Трембецкий. Риколетти наотмашь ударил поляка по лицу.
— Чтобы больше этого не было! — резко одернул его Ганноуэй.
— Какая же революция без жестокости, — зло усмехнулась Вивьен.
— Мы хотим видеть вас нашими друзьями, — сказал Ганноуэй.
— Для начала дайте нам возможность уйти отсюда.
— Вы, кажется, недопонимаете ситуацию. Вы не пробудете на свободе и недели. Я не могу позволить, чтобы такое изобретение, как этот кокон, попало в лапы Маркуса!
— Тогда помогите сделать так, чтобы оно попало к Президенту.
— Ну, я ведь уже объяснял вам…
— Нас не удовлетворило ваше объяснение, — перебил Коскинен. — Я предлагаю передать прибор в руки людей, имеющих законную власть. Вы в их число не входите.
— Пустой разговор, Керс, — прорычал Томсон. — Они просто фанатики.
— О, лишь один — мистер Трембецкий, — вздохнул Ганноуэй. — Мистер Коскинен, как мне кажется, более благоразумен. Надеюсь, вам не составит труда взглянуть на ситуацию нашими глазами?
— Не составит, — ответил Коскинен.
— Боюсь показаться вам излишне жестоким. Но ведь не мы заключили вас в кокон. Между прочим, человек умирает от жажды всего за несколько дней…
Коскинен с некоторым удивлением отметил, что совсем не испытывает страха. Конечно, он хотел жить долго, как можно дольше, но сейчас в его мозгу не осталось других чувств, кроме злости.
— Я к этому готов, — резко ответил он. — Но запомните, тело мое останется под полем навсегда. Либо — другой вариант — вы разрушаете генератор лазерным лучом. Сомневаюсь, правда, что это поможет вам собрать новый генератор.
— Зато я в этом не сомневаюсь, — бросил Ганноуэй.
— Вы просто не успеете. У Абрамса хватит денег, чтобы послать на Марс новую экспедицию, и у него хватит ума отправить туда людей, которым марсиане пожелают передать чертежи.
— Что ж, в этих словах есть зерно… — пробормотал Ганноуэй себе под нос. Когда он вновь поднял глаза, в них светилась какая-то жуть: — Конечно, мистер Коскинен, вы — герой, вы действительно спокойно относитесь к смерти… Рад за вас. Но вот позволите ли вы так же спокойно умереть своим друзьям? Из-за своего геройства, а?
Трембецкий раздраженно плюнул на пол:
— Ну, Пит, разве он не негодяй?
— Он прав, — вздохнул Ганноуэй. — Я негодяй, но я поступлю именно так, как сказал. Есть вещи поважнее чьей-то жизни или смерти. В нашей игре слишком высока ставка.
Коскинен почувствовал, как по телу волнами побежали озноб и жар.
— Если вы их убьете, вы никогда, слышите, никогда не получите кокон! — в бешенстве крикнул он.
— О, нет, — с улыбкой протянул Ганноуэй, — я вовсе не имел в виду мгновенную смерть. Вы продержитесь в коконе дня три-четыре, максимум пять. Для миссис Кордейро эти дни тоже будут немного неприятны. Она проведет их у вас на глазах. Но пока вы живы, у нее тоже будет надежда
Лицо Вивьен побледнело, как мел. Она пыталась что-то сказать, но произнесла лишь с третьей попытки:
— Не обращай внимания, Пит. Что бы ни случилось.
— Вы помните где оборудование? То самое. Отлично. Принесите его сюда, — приказал Ганноуэй помощникам.
Хилл и Риколетти вышли, и Ганноуэй, закурив, уселся в кресло с довольным видом.
— Почему вы замолчали? Можете поговорить друг с другом, — предложил он.
— Ви, — хрипло позвал Коскинен.
Она несколько раз глубоко вздохнула.
— Не переживай за меня, Пит. Я не хочу жить, если мною станут управлять такие ублюдки…
— Э нет, постойте, — запротестовал Томпсон. — Вы что же думаете, нам доставляет удовольствие мучить людей?
— А почему бы и нет? — ответил Трембецкий.
— Послушайте, — напористо сказал Ганноуэй. — Я уважаю ваши убеждения. Вы не представляете, с какой радостью я видел бы вас среди своих друзей. Вы могли бы принести огромную пользу нашему делу, всей планете, ведь, если я и согласился с тем, что негодяй, это вовсе не значит, что я враг рода человеческого. И если вам суждено погибнуть от моей руки… Я даже не знаю, удастся ли мне когда-нибудь отмыть руки от вашей крови… Но если я позволю вам уйти, сколько крови прольется тогда?
— Да замолчите вы! — рявкнул Трембецкий. И тут же обратился к Коскинену: — Питер, я вырублюсь быстро. Меня пытать не имеет смысла. Проще пристрелить. Но… — Голос его предательски дрогнул. — Но если я сломаюсь и попрошу вас выключить поле, обещайте мне, что вы этого не сделаете. Вы поняли?
Коскинен почти не слышал его слов, раздавленный ужасом предстоящего зрелища. От волнения глаза застилала пелена.
— Твое решение? — спросил он Вивьен. — Как ты скажешь, так и будет.
— Я уже все решила, — ответила девушка. — Ты должен остаться внутри.
— Нет, подожди, ты не поняла… Ведь все это политиканство лично для тебя ничего не значит. Ты ненавидишь Маркуса, но Ганноуэй с шайкой может гарантировать тебе, что с Маркусом они разделаются обязательно. Это не твоя игра, Ви. Поэтому я хочу, чтобы ты знала, на что идешь…
Она ответила ему с улыбкой, которая далась ей с неимоверным трудом:
— А ты, оказывается, трус, Пит. Хочешь переложить на меня ответственность.
— Пойми, я не вправе решать один. Ведь дело касается не меня… — с мольбой в голосе произнес Коскинен.
— Ладно. Тогда я тебе скажу, Питер. — Ты остаешься внутри. Я не очень ценю жизнь. Последние годы она меня не баловала, так что если и оборвется — невелика потеря!
— Не говори так!!
— Ты только не переживай, — тихо проговорила она. Ганноуэй нанизывал друг на друга колечки дыма. Советники нервничали. Риколетти и Хилл задерживались, а время играло на руку Коскинену.
— А как быть с тем о-чем-мы-все-знаем? — спросил Трембецкий.
«Детонатор» — вспомнил Коскинен, похолодев от внезапно вспыхнувшей надежды и страха. Но сразу же подумал, что лучше смерть именно так, мгновенно, чем мучиться несколько дней от жажды и голода. Тем более, став свидетелем страданий Вивьен.
