Пока Табат изучала перемещение других драконов, наблюдая за ними на мониторе сканера, я медленно передвигалась вдоль другой стены. На охоте существует только охота, и если изначально нет командного духа, то ничего не получиться, как не старайся, кто-то рано или поздно слажает. Мы уже притерлись, поэтому хорошо чувствовали намерения и действия друг друга.
Я не собиралась убивать дракона красиво. Просто прицелилась и прожгла маленькую дырочку в висящей тряпке. Пятно у меня на сканере дернулось, и под ноги с глухим стуком упало желтое тело дракона. Его хвост несколько секунд судорожно подергивался, а затем замер. На теле видна была аккуратная дырочка с запекшейся по краю кровью. Вот и все.
Я повернулась к Табат. Ее охота также оказалась удачной. В комнате мы насчитали трех убитых драконов. Поскольку других тварей не обнаружилось, можно сказать, нам повезло. Музей как видно, не слишком понравился хищникам покрупнее, а вот для драконов до нашего прихода он служил идеальным убежищем.
Я знаю людей, для которых охота нечто сродни вкусному десерту. Они наслаждаются выслеживанием, убийством. Они осторожны, внимательны, терпеливы, но весь смысл происходящего можно описать тремя словами — им нравиться убивать.
Мне никогда не доставляла удовольствия эта часть работы. Защищаться одно, но методично уничтожать, совершенно другое. Конечно, я не была идеалисткой, но смерть ради смерти казалась мне грязной. Я любила ту часть своего ремесла, где оставалась один на один с миром, могла наблюдать и изучать, быть может, даже любоваться разнообразием и хитростью живых существ, где могла научиться чему-то полезному для выживания.
Я почерпнула немало полезного, наблюдая за теми, кого не всегда считала врагами. Они тоже хотели жить и просто занимали ту нишу, которая начала освобождаться.
— Таб, — тихо позвала я девочку, задумчиво смотрящую на мертвую ящерицу. Она повернулась, и я увидела в ее глазах печаль. Это меня порадовало. Я не хотела, чтобы Табат наслаждалась смертью.
— Нам нужно проверить остальные комнаты. — Сказала я ей и добавила, поразмыслив, — Я проверю две по левой стороне, а ты правую. И будь настороже. Здесь могут оказаться неприятные сюрпризы.
Она молча кивнула.
Мне снова повезло. Кроме роскошных зарослей совершенно безобидных растений, чьи споры занесло ветром сквозь выбитые окна, ничего и никого не встретилось. Я даже позволила себе немного полюбоваться вьющимися по стенам и полу серебристо-оранжевыми лианами. Там, где пространство не заполоняли узкие сиреневые листья, пучками покрывающие стебли, цвели цветы самых разнообразных оттенков. От бледно розового, лилового, до цвета фуксии, темно-фиолетового, сиреневого, белесого, оливкового и даже пронзительно синего, как глаза драконов. Тугие бутоны, раскрывающиеся одиночно или соцветиями цвели столь ярко и были так прелестны в своей дикости. Их не сдерживали рамки газонов, селекция или точно подобранные оттенки, и в этой неуправляемой красоте было что-то завораживающее.
Мне захотелось привести сюда Табат, и я вышла в коридор, чтобы позвать ее. На удивление, в коридоре девочки не оказалось. Встревожившись, я осторожно подошла к комнате, которую она должна была проверять и заглянула внутрь, держа оружие наготове.
Помещение, которое я послала проверять Табат оказалась, пожалуй, самым странным из обследованных нами. В нем, развешанные на стенах или стоявшие на полу, в совершенном беспорядке, находились зеркала всех форм и размеров. Огромные и маленькие, узкие и широкие, фигурные, перегруженные деталями и лаконичные, потемневшие от времени, покрытые мусором, грязью, пятнами и плесенью. Многие разбиты, иные заплетены серебристыми или черными лианами. Я на мгновение растерялась, не сразу увидев среди многочисленных полотнищ, отражающих нас и друг друга, Табат. Но когда увидела, в сердце словно вонзили раскаленную иглу.
Табат стояла напротив большого, узкого зеркала, похожего на прямоугольник в рост человека. Она замерла, словно увидела в отражении что-то необычное, пугающее.
Во всей ее позе читалась плохо скрытая беззащитность, как будто нечто в зеркале застало ее врасплох. Казалось, отражение притягивает ее и отталкивает одновременно. В безвольно повисших руках, опущенных плечах, в напряжении спины и откинутой назад голове, я видела ее желание бежать прочь и невозможность сделать этого.
Не зная, что так напугало Табат, я снова бросила взгляд по сторонам, и не увидела ничего опасного. Именно отражение приковывало ее к месту, там и нужно было искать ответы. Быстро приблизившись к зеркалу, я оттолкнула Табат в сторону и направила в него оружие, ища угрозу.
Из глубины мутного пространства на меня смотрела Алиса.
— Какого черта? — прошептала я, обращаясь не к кому-то конкретно, а просто растерявшись от невозможности происходящего.
Она улыбнулась:
— Красивая девочка. Совсем взрослая.
— Что это такое? — Придя в себя, я одной рукой продолжала направлять на нее оружие, а другой постучала по зеркалу.
— Не зеркало, — Алиса резко приблизила лицо и я отпрянула. Показалось, еще немного и она шагнет прямо в комнату.
— Табат, — резче, чем надо сказала я, — все в порядке?
— Да, — раздалось совсем рядом.
Краем глаза я различила движение. Зачем она стала рядом? Что за глупое любопытство?
— Вызови Миа, — приказала я, прекрасно понимая, что я могу это сделать точно также. Глаза были прикованы к Алисе, расслабленной, чужой Алисе, с таким искренним недоумением наблюдавшей за мной.
— Это она? — Вместо того чтобы выполнять приказ, спросила Табат.
— Да. Я, — ответила Алиса и ее ладони прижались к стеклу с той стороны.
В тот момент, я легко признала бы, что мы стали жертвами ядовитого растения, вызывающего галлюцинации, потому что никакого другого рационального объяснения не находилось.
Табат снова заговорила:
— Что ты делаешь в зеркале?
— Я не в зеркале, — также туманно, как и в первый раз ответила Алиса, а затем постучала пальцем по стеклу, — Ингирит попросила передать кое-что. Тебе.
И вдруг, мне страшно захотелось приказать ей заткнуться и не произносить ни слова. Но я промолчала.
— Ингирит сказала, — мягкий голос Алисы зазвучал сухо, равнодушно, — все готово. Пора умереть.
Мы прибыли к планете Капао в начале универсальных суток, и сейчас вращаясь на ее орбите, ожидали подходящего момента для посадки челнока с грузом.
Так прозвучала официальная версия событий. Неофициальная отличалась лишь большим количеством деталей. Велимир обычно старался быть честным со своими людьми, но так как на борту, вполне вероятно, находился лазутчик, вынуждено скрывал часть информации. Его доверием пользовались только старые члены экипажа и те, кто как я, находился на виду двадцать четыре универсальных часа.
