Виктор стиснул зубы. Ему было вдвойне неприятно слушать эту похвалу. Во-первых, она исходила от императора, во-вторых, предназначалась Полю Ланьеру, а не его сыну Виктору.
— Пошел добровольцем на настоящую войну. Рядовым, — уточнил сидящий по другую руку от императора невысокий узкоплечий человечек с непропорционально длинным лицом и бесцветными волосами.
Глаза, зажатые двумя лепешками набрякших век, напоминали котлету в гамбургере. Волосы у него были то ли очень светлые, то ли седые — во всяком случае, полностью лишенные цвета. Форма, новенькая и отутюженная, сидела на нем как влитая.
— Это Луис. Начальник канцелярии, — представил Ланьеру своего помощника император. — Он знает о вас буквально все. Профессионал. — Судя по всему, император уважал это слово (именно так — уважал, а не любил), себя он тоже считал профессионалом, А Ланьера (Пола, разумеется, потому что вряд ли с Виктором он стал бы даже разговаривать) и Бурлакова — дилетантами.
— Вы никогда не задумывались, чем так мило для многих людей средневековье? — продолжал император. — Не античность, не эпоха великих географических открытий, не сумасшедший девятнадцатый век, где было все — познавание мира, завоевание колоний, романтичность и чопорность, наука, казавшаяся чудом. Нет, не это привлекает сердца в течение столетий, а крошечные средневековые города и неприступные замки. Ах, право, герцог, зачем мне объяснять это хозяину самого неприступного замка Дикого мира?
— В самом деле — зачем?
— Надежность — вот главное достоинство средневековой жизни. Предсказуемость во всем. Человек был уверен в завтрашнем дне.
— Уверен? — пожал плечами Ланьер. — Я уже читал об этом. Уверенность француза во время набега викингов? Или позже — во время Столетней войны? Или англичанина во время войны Алой и Белой роз? В раздробленной Италии, где гибеллины и гвельфы грызлись насмерть? Не забывайте про чуму, рядовые болезни детскую смертность и смертность при родах, добавьте к этому суды, где главным доводом было раскаленное железо, ереси и крестовые походы. Уж не знаю, в чем средневековый человек был так уверен?
— В отсутствии выбора. И в ограниченности информации. Если ты родился в семье сукновала, ты станешь сукновалом, сначала подмастерьем, потом мастером — тебе не из чего выбирать. Ты с детства знаешь, что будешь сукновалом, женишься, наплодишь детей. Твоя жена может умереть при родах или ее могут изнасиловать солдаты, ворвавшиеся в город, но она не уйдет к соседу. Она до конца жизни будет твоей женой.
— Меня эта перспектива не очень вдохновляет! — засмеялся Ланьер.
— На той стороне воображают, что выбор — это и есть счастье, не подозревая, что это самое страшное проклятие. Ты можешь выбирать, чем заниматься, где и как жить, верить или не верить. Но если ты проиграл, за все ошибки ты винишь только себя. Страх ошибки преследует тебя постоянно. Человек счастлив, когда не знает, что есть сама возможность выбора.
— Император, только что вы поведали свою историю. И это история выбора. Вы сами решили, где вам жить и чем заниматься. Так почему вы так стремитесь лишить этой возможности других?
— Они хотят этого. Я должен обустроить этот мир и сделать его счастливым. И вы мне в этом поможете, герцог. Мы будем действовать с вами заодно в детерминированном мире средневековья.
— Что именно нужно от меня? — спросил Виктор напрямик.
— Ваше сокровище, герцог. Вторые врата.
— Вот как? — Виктор стиснул зубы. Только не показать, как он удивлен, почти ошарашен. Вторые врата? В самом деле? Неужели герцог их нашел? — Вас обманули... — Он попробовал на всякий случай отпереться.
— Ни в коем случае. Уж не знаю, как ему это удалось, но Луис разнюхал, что вы обнаружили в зоне Недоступности вторые врата.
Теперь было ясно, зачем им понадобился герцог. Впрочем, Поль Ланьер, в отличие от Виктора, мог догадаться обо всем с самого начала. Или это всего лишь провокация, и никаких вторых врат нет? Что лучше — отрицать или согласиться? Ладно, сделаем вид, что Поль Ланьер их нашел. Что дальше?
— Зачем нам играть в детскую игру под названием «Откровенность»?
— Вы знаете, где находятся вторые врата.
— Захватить Вечный мир у вас не получится.
— Пусть вас это не беспокоит, герцог! — усмехнулся Луис. Голос у него был скрипучий, как будто что-то застряло у него в гортани и мешало ему говорить.
— У нас другие планы, — сказал император. — Завратный мир нам пока не нужен.
Только теперь Виктор сообразил (впрочем, почти мгновенно), что для императора и людей из Валгаллы, и для герцога, за которого он себя по-прежнему выдавал, завратный мир — это тот, другой Вечный мир, где больше не было войны.
— Что же вам нужно? — спросил Виктор.
— Власть, — отвечал император. — Власть и кровь неразделимы. Война идет всегда за власть.
— И за богатство, — подсказал Виктор.
— Богатство — тоже власть. Только тогда есть смысл за него драться.
Ланьер кашлянул и сказал лишь для того, чтобы хоть что-то сказать:
— Дерзко. Вы рассчитываете на меня?
— Именно.
— Вы думаете, я стану вам помогать?
— Это в ваших интересах. Или вы хотите превратиться в отвратную мразь, которой полно на той стороне? Вы давно не носите коммик и потому забыли, что это значит. Никто не заметил, как эта игрушка уничтожила свободу.
Император помахал чьим-то комбраслетом, теперь безжизненным и ненужным, но заранее припасенным для застольной беседы. Ни намека на спонтанность — все заранее подготовлено, раскадрировано, выхолощено. Воплощенная бездушность.
— Демократия осталась, свобода исчезла, — продолжал повелитель Валгаллы. — Расщепление произошло прочти безболезненно. За мнимую безопасность вы с легкостью отдали душу.
— Вы, похоже, не понимаете, что именно благодаря этой игрушке, этому чудо-шпиону существуете вы и ваша Валгалла. Тот, кто задыхается на той стороне, бежит в Дикий мир. Порой этим людям кажется, что они обрели то, что искали. Но вы хотите лишить их даже этого шанса. Так что не стоит из себя воображать поборника свободы, потому что вы пьете из другого источника.
— Я — поборник справедливости. А справедливость — это прежде всего неравенство. Равенство оскорбляет таких людей, как мы с вами. Император и герцог! — Повелитель Валгаллы произнес эти титулы со значением. — Мы союзники, герцог. Я и вы. Но не Бурлаков. Да вы и сами это понимаете, не так ли? Он наносит нашему мир непоправимый вред. Его мы должны нейтрализовать. Зато с вами я готов заключить союз. По-моему» мы неплохо поняли друг друга в прошлый раз.
— Где гарантия, что Валгалла сдержит слово?
— Глупый вопрос. Кто требует гарантий от императора?
