— Ну-ка ляг! Кому сказала!
— Уйди!..
Одежду. Обувь. «Махер». Какое к черту собрание! Торф! Каждый день, каждый час — торф! Ворошить болото, бесконечно таскать бурую жидкую грязь, сушить, жечь в топке, скармливать синтезатору — иначе просто не выжить. Работать… не обращая внимания ни на что: ни на лень, ни на усталость, ни на остервенелую боль в голове и кишках. Они сошли с ума, коли перестали понимать очевидное. Их надо заставить. Наказывать нерадивых — без этого тоже не выжить…
— Где китель? — прохрипел он.
— В стирке. Робу вот возьми.
Стефана качнуло. Вспышка боли в животе заставила согнуться пополам.
— Убедился? Тебе лежать надо, а мне идти. Джекоб с утра прямо криком кричит.
— Ты вот что… — Стефан через силу выпрямился. — Ты мне коли все, что хочешь, а только я должен ходить. Я с тобой не шучу. Поняла?
— Чего уж тут не понять. А лучше бы лег.
— Коли!
Маргарет, отступив на шаг, смотрела с участием.
— Ну? — крикнул Стефан. — Что?!
— Я тебе главного не сказала… Питер вернулся.
Трудно уже было вспомнить, кто, когда и зачем пролил в этом месте некую зловредную химию, по указанию ли Бруно Лоренца это было сделано (непонятно, для чего отцу понадобились такого рода эксперименты) или по чьей-то бестолковой халатности (тогда почему в бортовом журнале нет записи о взыскании?), но на полоске тощей земли между новым навесом для торфа и старой кузницей никогда не росло ни клейкой травы, ни лишайника. Именно поэтому пришлось отказаться от мысли развести на лысом пятачке огород. Еще труднее было понять, почему это место исстари было облюбовано для проведения народных собраний — в тех, разумеется, случаях, когда по причине зимних дождей их не приходилось переносить в утробу корабля. Так или иначе, собирались здесь — и узнать разнарядку на текущий день, и выслушать очередную филиппику Маргарет по поводу плохого мытья рук и посуды, а иногда для того, чтобы вякнуть что-нибудь вразрез начальству. Илья даже сколотил скамеечку на краю пятачка, причем сделал это во внерабочее время — числился задним такой подвиг.
Сейчас на скамеечке сидел Йорис и баюкал распухшую ногу. Выглядел он скверно — одни огромные глаза, как у святого на иконе, — и временами надрывно кашлял, сплевывая мокроту. К нему устремилась Маргарет и немедленно принялась осматривать его колено. Йорис взвыл. Перебинтованный Дэйв угрюмо держался в стороне, на него пока не обращали внимания, выпустив вчерашний пар. Веру застила толпа, слышался только ее голос, повествующий о каком-то катамаране, зато Питер был, как всегда, — вот он! — дочерна загорелый кумир с обтянутыми торчащими скулами и, несмотря на свалявшиеся в грязный ком волосы, все равно — красавец. Что ему сделается… И Секс-петарда, конечно, рядом.
Вернувшийся-таки Питер Пунн… Прежде — было время! — близкий друг, доступный всегда. Потом — увертливый, многослойный, как фанера, загадочный и непредсказуемый. Теперь — снова понятный насквозь, но уже не друг.
При появлении Стефана все стихло.
— Рад приветствовать вас в лагере, — сухо сказал Стефан. — Поздравляю с возвращением.
— Спасибо. Тронут. — В голосе Питера прозвучала ирония.
— Что живы — вижу, — продолжал Стефан. — Что не вполне здоровы — тоже заметно. Калечишь людей, Пунн.
Питер пристально вглядывался в его лицо. «Вид у меня, наверное, не очень», — подумал Стефан.
— По-моему, кое у кого со здоровьем не лучше…
— Маргарет! — Стефан решил не принимать замечание на свой счет. — Как там?
Маргарет откинула волосы на плечо.
— Нога-то заживет. Температура высокая, и кашель мне не нравится. Боюсь, как бы не пневмония. Его в постель надо.
— Никакая у меня не пневмония! — завопил Йорис. — Обыкновенная простуда, только и всего. Никуда я отсюда не пойду! — Он зашелся в кашле.
— Лодку, конечно, совсем доломали? — осведомился Стефан.
— Еще чего! Киль поменяем, днище выправим.
— Очень хорошо. Но только не «выправим», а «выправлю». Людей я тебе на это не дам.
— А я разве просил? — удивился Питер.
— Тем лучше. Сегодня отдыхай. Вечером сделаешь доклад о результатах экспедиции.
— Могу сделать хоть сейчас. Кстати, для всех я уже сделал доклад. Это ты долго спишь. Впрочем, специально для тебя могу повторить.
Он усмехался в лицо. Стефан заскрипел зубами. В висках заломило, тяжелый молот застучал в голове. Дрянь у Маргарет снадобья… Дерьмо. Не лечат.
— Я не понимаю, — медленно начал Стефан, обводя глазами толпу, — скоро полдень, а до сих пор никто палец о палец не ударил? Предупреждаю всех: если кто-нибудь думает, что ему забудется сегодняшняя недоработка, то он крупно ошибается. Будете наверстывать как миленькие, рогом землю будете рыть…
Он бил их взглядом, и они отворачивались — даже Ронда. Даже Илья, Людвиг и Дэйв. Они боялись смотреть ему в глаза. Не выдерживали. Чаще провожали взглядом в спину и мечтали о том времени, когда в их руках окажется бластер. Сегодня ночью они были близки к цели.
— А ну марш по местам!
— Нет, — сказал Питер.
— Что-о? Поговори еще…
— Нет. Оглох? Еще повторить?
«Так, — подумал Стефан. — Началось».
Теперь они стояли друг против друга, и остальные, кому не суждено было участвовать в битве гигантов, окружали их кольцом.
— Работать, и немедленно! Я сказал!
— Никто не пойдет горбатиться, Лоренц. У нас собрание.
— Я не созывал собрания! — крикнул Стефан.
— Извини, мы забыли спросить, — съехидничал Питер. — Но может быть, ты все же дашь разрешение? А то мы без него никак не обойдемся.
В притихшей было толпе захихикали. Маргарет исподтишка делала вполне понятные знаки: оставь их, уйди, нельзя сейчас…
Нельзя? Нет можно. Он их сломает. Как ломал много раз.
— Хорошо, — неожиданно спокойно сказал Стефан. — Объявляю собрание открытым. Слово тебе.
Кажется, Питер все же растерялся. Он явно не ожидал такой быстрой уступки и подозревал подвох. Не выдав себя ничем, кроме плотно сжатых губ, Стефан подавил желудочный спазм.
— Мы ждем, Пунн.
— Тебя что, уже много? — нашелся Питер.
Из-за его спины кто-то хихикнул.
— Что? — не понял Стефан.
— По-моему, ты один тут чего-то ждешь. Все уже услышали. — Питер обвел взглядом ряды своих сторонников, и хихиканье усилилось. Питер медлил. — Но если специально для тебя… и принимая во внимание твою роль как организатора экспедиции, прежде всего я должен тебе сказать…
— Прежде всего, ты опоздал на целых три дня, — перебил Стефан. — Из-за твоих затей срывается график общих работ. Почему, Пунн? Это я тоже хочу знать прежде всего.
