– Что может произойти в худшем случае? – заметила Кейт. – Пусть Дарэм мошенник, пусть город фикция, что мы теряем? Всё, что мы можем купить за деньги, это КваКСы, а ведь ты был уверен, что не имеет значения, насколько медленно мы живём.
Пир нахмурился, всё ещё глядя на дверь, через которую вышел Картер, и с удивлением замечая, что ему не хочется отводить взгляд. Эта дверь ничего для него не значила. Он сказал:
– Наполовину секрет в том, что мы крадём возможность туда попасть. Или подкупаем Картера, чтобы он украл её для нас. Пробраться зайцем на корабль, плывущий в никуда, – это слишком… недостойно.
– Ты мог сделать так, чтобы тебе было всё равно.
– Не хочу. Я не прикидываюсь человеком, но всё-таки у меня есть… личностный стержень. И я не хочу спокойствия. Спокойствие – это смерть.
– На небоскрёбе…
– На небоскрёбе я просто избавляюсь от всего, что отвлекает. И это состояние ограничено всего одним контекстом. Выныривая оттуда, я сохраняю свои цели, – Пир повернулся к Кейт, протянул руку и провёл пальцами по её щеке. – Ты ведь тоже можешь сделать так, чтобы не беспокоиться о безопасности. Цене на КваКСы, управлению погодой, вычислительной политике можно предпочесть состояние, в котором ты будешь смотреть на эти угрожающие шумы из внешнего мира, как на бессмысленное бурление. Тогда тебе не пришлось бы делать всё, что мы делаем сейчас, да и не захотелось бы.
Кейт оставила тело, которого он касался, на месте, но при этом сделала шаг назад в другом, точно таком же. Пир уронил руку вдоль тела.
– Когда стану частью этого города миллиардеров, – сказала Кейт, – я охотно забуду о внешнем мире. Когда все эти деньги и влияние будут гарантировать моё выживание.
– Ты хочешь сказать, что этого хватит, чтобы тебя удовлетворить, или что примешь сознательное решение стать удовлетворённой?
Кейт загадочно улыбнулась, и Пир тут же принял сознательное решение быть растроганным этой улыбкой. Она ответила:
– Пока не знаю. Придётся тебе подождать и посмотреть.
Пир смолчал. Он понимал, что, вопреки сомнениям, почти наверняка последует за ней, и не просто ради потрясения, которое принесёт создание второй версии, не только для того, чтобы рассеять остатки антропоморфных иллюзий. Правда заключалась в том, что он хотел быть с нею. Со всей. Если он отступит, а она пойдёт вперёд, сознание, что он упустил единственный шанс послать вместе с ней версию самого себя, сведёт его с ума. Он не знал точно, жадность это или страсть, ревность или верность, но знал, что обязан принять участие во всём, что там с ней случится.
Это открытие встревожило его. Пир сделал моментальный снимок своего душевного состояния.
Кейт указала на дверь, ведущую в черновик города. Пир откликнулся:
– Стоит ли беспокоиться? Ещё будет масса времени, чтобы исследовать настоящий.
Кейт странно посмотрела на него.
– Ты не хочешь удовлетворить любопытство? На данный момент, а для того, кто останется, – и навсегда?
Пир это обдумал, но покачал головой.
– Один клон увидит законченный город, другой нет. У обоих будет общее прошлое, в котором они даже не слыхали о таком месте. Клон, остающийся снаружи, который города не увидит, будет строить догадки, на что тот похож. Клон внутри будет строить для себя разные окружения и иногда не вспоминать о городе. А когда будет вспоминать, то иногда будет делать это неправильно. Иногда будет видеть сны о причудливо искажённых версиях увиденного. Все эти моменты я включаю в определение самого себя. Ну и… что здесь может пробудить любопытство?
– Обожаю, когда ты принимаешься читать мне схоластические лекции, – сказала Кейт. Шагнув вперёд, она поцеловала его, а потом, когда он потянулся её обнять, ускользнула ещё в одном теле, оставив его сжимать в объятиях лишь мёртвую оболочку. – Теперь заткнись, и пошли посмотрим.
* * *
Пир сомневался, что когда-нибудь точно знал причину своей смерти. Никакое количество мучительных самокопаний, запутанных допросов бывших друзей через видеооткрытки и даже анализ своего последнего сканирования экспертными системами не приблизило его к правде. Слишком велик был разрыв, который требовалось покрыть. Последние четыре года телесной жизни были для него утрачены, и события этого периода напоминали скорее неудачную экскурсию в параллельный мир, чем отрезок жизни, скрытый амнезией.
Коронер выдал заключение о «неопределённом характере» смерти. Несчастные случаи при занятиях альпинизмом были редки: современные технологии скалолазания обеспечивали почти полную «защиту от дурака». Но Дэвид Хоторн презрительно избегал всяческих нововведений для неженок (включая имплантированный «чёрный ящик», который мог бы записать последовательность действий, приведших к смерти, без объяснения их мотивов). Никаких крюков с микрочипами, способных произвести ультразвуковую томографию поверхности обрыва и рассчитать, какой груз они могут выдержать; ни ремней со встроенными «умными» баллонами, которые смягчили бы падение с шестидесяти метров на зазубренные скалы; ни напарника-робота, который тащил бы его с переломленным хребтом двадцать километров по пересечённой местности до больницы с палатой интенсивной терапии, словно парящего на морфиновом облаке.
Пир до определённой степени понимал своего прототипа. Какой смысл проходить сканирование, чтобы потом оставаться рабом устаревшего пиетета к хрупкости телесной оболочки? Одержав победу над возможностью умереть, мог ли он продолжать жить будто ничего не случилось? Все биологические инстинкты, расхожие представления о природе выживания превратились в нелепость, и он не мог устоять перед искушением придать этому превращению драматизм.
Это всё не доказывало, что он хотел умереть.
Но была ли его смерть результатом чистейшего несчастного случая, недвусмысленного самоубийства или безумно опасной выходки, смертельный исход которой сознательно не планировался, а устаревший на четыре года Дэвид Хоторн пробудился к жизни в виртуальных трущобах, чтобы тут же понять: при жизни он примерно так же серьёзно обдумывал такую возможность, что и перспективу очнуться в чистилище. Во что бы он ни уверовал за эти исчезнувшие годы, что бы себе ни представлял в последние секунды на том известняковом карнизе, но перед последним сканированием он всегда думал, что его виртуальное воскрешение произойдёт в отдалённом будущем, когда он либо сильно разбогатеет, либо стоимость компьютерных расчётов упадёт так низко, что деньги почти перестанут иметь значение.
Ему исполнилось сорок шесть лет, он был совершенно здоров, входил в руководящий состав «Инсайт ПЛК» – двадцать пятой по величине маркетинговой фирмы в Европе, а именно служил там заместителем начальника отдела целевой интерактивной почты. При должной осмотрительности мог бы дожить лет до ста пятидесяти, автоматически став членом виртуальной элиты, вполне возможно воплотившейся бы к тому времени в кибернетические тела, неотличимые от настоящих.
