А если он не сможет принять такое сепаратистское существование? Всегда остаётся возможность приостановить себя – в надежде, что онтологическая экономика сдвинется в конце концов в его пользу, хотя бы и с риском, проснувшись, обнаружить, что он сравнялся в скорости с миром куда более странным, и выстроить отношения с ним гораздо сложнее, чем с быстродвижущимся настоящим.
Для того, чьей заветной надеждой было очнуться в теле робота и продолжать жить, словно ничего не случилось, трущобы оказались шоком. Кейт поводила его по Медленным Клубам – местам, где собирались Копии, согласные синхронизироваться под скорость самого заторможенного из присутствующих. Миллиардеры там не попадались. В Кабаре «Андалузия» музыканты предстали в виде оживших саксофонов и гитар, песни были видны и осязаемы, изо ртов певцов било психотропное излучение; и в удачную ночь набравшее достаточную силу чувство товарищества, взаимной телепатии, синергии могло по общему согласию толпы возобладать над ней и стереть на мгновение все личные границы, ментальные и псевдофизические, превратив исполнителей и аудиторию в единый организм: сто глаз, двести конечностей, одна гигантская нервная сеть, гудящая воспоминаниями, ощущениями и эмоциями всех тех людей, которыми они только что были.
Кейт показала ему некоторые купленные ею интерьеры и некоторые, которые она создала сама, где жила и работала в одиночестве. Заросший садик, какие бывают за домом в маленьких городках ранним летом, только обширнее, – усиленное и модифицированное воспоминание детства. Там Кейт ваяла осязаемые скульптуры из ничего – красок, форм и текстур с вероятностью не более десяти в степени одной десятитысячной. Мрачный отрезок серого побережья под никогда не расходящимися грозными облаками – небом, словно написанным маслом на холсте в тёмных тонах, – ожившая картина, куда она приходила успокаиваться, когда не хотела принимать сознательное решение быть спокойной.
Кейт помогла Хоторну перестроить его квартиру, превратив её из бетонной коробки в стиле фотореализма в систему ощущений, которые могли быть стабильными или откликаться на его настроение в той степени, в какой он пожелает. Однажды перед сном он завернулся во всю структуру, как в спальный мешок, сжав и размягчив её: кухня окутала его голову, а остальные комнаты покрыли тело. Он менял топологию так, что каждое окно выходило в другое окно, каждая стена примыкала к другой стене, и всё в целом было замкнуто на себя во всех направлениях; конечное, но не имеющее границ, – вселенная и символ материнской утробы одновременно.
Кейт познакомила его и с интерактивными философскими пьесами Даниэля Лебега: «Очевидец», «Здравомыслящий» (переработка «Генриха IV» Пиранделло) и, конечно, «Народ Солипсистов». Хоторн примерил на себя роль Джона Беккета, Копии поневоле, одержимой идеей не отстать от внешнего мира и становящейся в конце в буквальном смысле целым обществом и культурой. Пьеса сыграла для Хоторна именно эту роль – программа, которой она была оснащена, предназначалась в равной мере для Копий и посетителей, работала не через нейрореконструкцию, а на уровне ощущений и метафор. Идеи Лебега зачаровывали, но внятностью не отличались, и даже он сам ни разу не попытался воплотить их в жизнь, насколько было известно. Он исчез в 2036-м: стал затворником, соскочил или временно остановил себя – никто не мог сказать точно. Его ученики сочиняли манифесты и чувственные ряды для виртуальных утопий; однако на широко распространённом жаргоне принадлежать к «Народу Солипсистов» значило перестать обращать внимание на внешний мир.
Через три субъективных недели – почти четыре года в реальном времени, – после своего возрождения Хоторн сошёл с этой развесёлой карусели на достаточно долгий срок, чтобы познакомиться с новостями извне. Ничего особенно драматичного или неожиданного в сводках событий не было – ни шокирующих политических потрясений, ни ошеломительных технологических прорывов; гражданских войн и голодоморов не меньше и не больше, чем в прошлом. Заголовки сюжетов Би-би-си на текущий день гласили: «Пятьсот погибших от урагана на юго-востоке Англии»; «Европейская Федерация урезала квоту приёма экологических беженцев на сорок процентов»; «В ходе торговой войны из-за тарифов на продукты биотехнологии корейские инвесторы исполнили свою угрозу и наложили эмбарго на правительственные бонды США»; «Коммунальные предприятия начали отключать федеральные правительственные здания от воды, электричества и коммуникаций». В целом, несмотря на мелкие детали, всё казалось знакомым, как фирменный готовый завтрак: та же консистенция, тот же вкус, какие запомнились ему и четыре года, и восемь лет назад. Не сводя глаз с терминала перед собой, привлечённый до странности умиротворяющими обобщенными образами, он ощущал, как три недели танцующих саксофонов и обитаемых картин отступают и становятся незначительными, словно они были лишь ярким сном. Или по крайней мере чем-то, идущим по другому каналу, чем-то таким, что нельзя перепутать с новостями.
Кейт сказала:
– Знаешь, ты ведь можешь сидеть здесь всегда и смотреть это вечно, если хочешь именно этого. Есть Копии, мы называем их Свидетелями, которые специализируются на превращении себя в… системы; они ничем не заняты, кроме просмотра новостей – настолько подробного, насколько допускает замедление. Ни тел, ни усталости – их ничто не отвлекает. Наблюдатели в чистом виде: смотрят, как разворачивается история.
– Этого я не хочу.
Он, однако, не сводил глаз с экрана. Непонятно, почему Хоторн вдруг заплакал, тихо и скорбно, оплакивая нечто, чего не смог бы назвать. Не мир, который описывали новостные системы, – он никогда не жил в этом месте. Не людей, присылавших ему свои прощальные записи; они были полезны в своё время, но теперь для него уже ничего не значили.
– Но?
– Но наружный мир для меня всё ещё нечто реальное, даже если я не могу больше быть его частью. Плоть и кровь. Твёрдая почва. Настоящий солнечный свет. Это по-прежнему единственный мир, который важен. Я не могу притворяться, что не знаю этого. Всё здесь – просто прекрасная, ничего не значащая выдумка.
В том числе и ты. В том числе и я.
– Ты можешь это изменить, – сказала Кейт.
– Что изменить? Виртуальная реальность есть виртуальная реальность. Я не могу превратить её в нечто другое.
– Ты можешь изменить свой взгляд, своё отношение. Перестать считать здешний опыт «недостаточно реальным».
– Это легче сказать, чем сделать.
– Вовсе нет.
Кейт вызвала панель управления и показала Хоторну программу, которой он мог воспользоваться, чтобы проанализировать собственную модель мозга, выявить свои сомнения и опасения по поводу перспективы повернуться к миру спиной – и удалить их.
