— Что с тобой? — Вика помогла ей подняться, усадила на стул. — Она тебя что, по голове стукнула?
— Нет, — Ира потерла лоб. — Это череп…
— Что у тебя с черепом?
— Не у меня! Это череп со стола упал…
Она глубоко вздохнула. И еще раз. И еще.
— Попустило, — сказала наконец. — Такой, знаешь, приступ… Завари мне чая, хорошо?
Вика испытующе ее оглядела. Оттянула веко. Потрогала лоб. Вышла; Ирина открыла форточку, прошлась по комнате, с удовольствием замечая, что головокружение прошло, что в ушах не звенит, что руки трясутся все меньше. Подобрала слетевшую туфлю; потом открыла шкаф, замаскированный черной тканью, вытащила сумку, из сумки косметичку, раскрыла пудреницу…
Сперва она увидела красную шишку у себя на лбу, бледное лицо, съехавшую косынку; потом, краем глаза, она увидела в углу комнаты, у самой двери, нечто такое, отчего волосы под косынкой встали дыбом.
— А-а!
Пудреница со звоном грянулась об пол. Разлетелись осколки пудры, пополам треснуло зеркальце. Ирина в ужасе огляделась; того, что померещилось ей в отражении, в комнате не было и быть не могло. Это глюки, это морок, это…
Сумка соскользнула с края стола. Выкатился зонтик, вывалился блокнот, запрыгала по паркету ручка. Ирины руки, сами по себе, вытянулись вперед и тут же судорожно прижались к груди; она попыталась закричать и поняла, что онемела, что язык провалился, что в горле — бездонная воронка.
Ее руки, будто чужие, будто на тростях, будто по принуждению потянулись к ручке. Она, правша, схватила ручку левой рукой и поползла, как нищая, как калека, на коленях поползла через комнату — к открывшемуся на чистой странице блокноту…
«Ира ты попала»
Лезущими из орбит глазами она смотрела, как ее левая рука выводит неровную строчку из трех повторяющихся слов: «Ира ты попала Ира ты попала».
Правой рукой она перехватила левую. Рывком оторвала от бумаги, затрясла, надеясь вытряхнуть ручку; тщетно. Сведенная судорогой, корявая, как птичья лапа, левая рука желала писать, и левая рука победила.
«Слушай меня дрянь подчиняйся или будет хуже».
Вошла Вика — и отшатнулась в ужасе.
— Скорую! — сумела выдавить Ира. — Ско…
И закашлялась.
* * *
«Скорая» приехала на удивление быстро — видимо, Вика по телефону красноречиво описала состояние больной. Машина остановилась перед подъездом с двумя вывесками: направо — «Нотариус Попова А. Н.». Налево — «Ведьма и целительница Ирина».
Врач, серьезный мужчина лет сорока, был исключительно неприветлив. Иринин диплом ведьмы, череп, бережно водруженный обратно на стол, и прочие атрибуты профессии раздражали его неимоверно. Выслушав сбивчивый рассказ Ирины, он сквозь зубы велел сестре измерить давление, не стал слушать лепета пациентки о том, что она гипотоник, и велел обратиться к специалисту:
— К неврологу. Или психиатру. Это у вас, похоже, профессиональное!
Ирина, измученная и чуть живая, не слышала диалога врача и пожилой сестры в отъезжающей от подъезда машины:
— Что ты так на нее окрысился?
— У меня теща лечится у такой же ведьмы от рака желудка. Уже пять лет. Хорошо, что у нее нет рака, а если бы был?!
* * *
В последний раз она была в церкви полгода назад — женился троюродный племянник, и его мамаша пригласила на венчание всех родственников, по списку. Свадьба была из тех, которым места мало; во всяком случае, в церкви толпились, как в автобусе.
Сегодня людей почти не было. В полумраке горели свечи.
Она вошла и остановилась на пороге; подумав, перекрестилась. Прислушалась к себе; ничего.
Осмелев, подошла ближе к алтарю. Перекрестилась снова. Купила десять восковых свечей, самых тонких, и расставила перед иконами, всякий раз истово крестясь и глубоко вдыхая запах ладана.
Ничего не происходило.
Если бы это был… бес, размышляла она с опаской, или… демон, он бы мне в храм не позволил бы даже войти. Меня начало бы снова корчить, мучить… А я в храме, крещусь, ставлю свечи, и никаких припадков!
Мне надо к неврологу, а не к батюшке. Какие бесы? Какие демоны?! Это профессиональное, доктор прав, но в не в том смысле, что я ведьма, в том, что я сама себя случайно загипнотизировала. Завтра же запишусь на прием… А как с Египтом? Лететь, нет? С одной стороны, отдых мне нужен…
Она еще раз механически перекрестилась на икону.
…Отдых нужен, но что, если меня прихватит в самолете?! Нет, надо сначала поставить диагноз, получить лечение…
Она воткнула горящую свечку в металлический держатель. Перекрестилась три раза. Вздохнула с облегчением.
Вышла на свежий воздух, непрерывно крестясь и улыбаясь. Щедро раздала милостыню.
Старушки глядели на нее, как на святую.
* * *
Она жила одна, квартиру снимала, готовила редко. А сегодня аппетит и вовсе пропал; Ирина вытащила из холодильника замороженную стопку сырников, поглядела на нее, спрятала обратно. Достала пачку кефира, заварила чай и улеглась перед телевизором.
Сперва увлеклась сериалом. А потом потихоньку стала засыпать.
Слипались глаза. Надо было встать, умыться, переодеться, намазать лицо кремом, расстелить постель; она лежала, понимая, что не встанет сейчас. Наконец-то отпустила нервная дрожь, наконец-то хорошо, так спокойно… Вот только что-то дребезжит в телевизоре…
Не просыпаясь, она дотянулась до пульта. Нажала на красную кнопку; перестали бормотать дикторы новостей. Но дребезжание продолжалось; Ирина не сразу поняла, что дребезжат тарелки на кухне.
Она приподнялась на локте.
Бом, сказали антикварные часы с боем. Бом, бом, бом; неужели уже двенадцать?!
На кухне звонко разбился фарфор.
Первым делом она перекрестилась. И еще раз; встала, сунула ноги в тапочки… Включила верхний свет в комнате, потом в прихожей, потом в кухне.
Потом, затаив дыхание, заглянула внутрь. Весь пол кухни был усыпан осколками. Плотно задернутые шторы матово поблескивали. На полке тикали часы и тоже показывали двенадцать.
Медленно ступая, прислушиваясь к тишине, Ирина прошла в ванную. Сперва включила свет; потом рывком открыла дверь. Никого; Ирина вошла и остановилась перед зеркалом.
И почти сразу увидела его.
Обернулась; его не было. Снова посмотрела в зеркало; он шагнул из глубины:
— Я предупреждал, что будет хуже?
Там, в зеркале, в зазеркалье, этот незнакомый и страшный человек взял за голову отражение Ирины — и она почувствовала, как чужие руки впиваются ей в волосы. Он сильно, грубо толкнул ее, ударил лбом о зеркало; посыпались осколки, полилась кровь, но зеркало, рассыпавшись, перестало отражать ванную, и исчез зазеркальный демон.
