Капая кровью, она бросилась прочь из ванной. Кинулась к входной двери — но замок заклинило; она сорвала телефонную трубку — но трубка молчала. Она схватила мобильник — тот вырвался из рук, будто живой, упал на пол и развалился. Улетел под диван аккумулятор.
Замигал торшер — будто ветром раскачивало далекие провода. Включился и выключился телевизор. Ирина бросилась к окну, распахнула — восьмой этаж…
За спиной, в комнате, антикварные часы начали бить невпопад.
* * *
К семи утра порез на ее лбу давно затянулся.
Она сидела, скрючившись, перед журнальным столом, и перед ней, и на полу, и по всей комнате валялись листы бумаги: страницы блокнота, чеки из магазина, рекламные проспекты, салфетки, — весь бумажный мусор, который только был в квартире, пошел теперь в дело. Ирина сидела и писала, не останавливаясь, левой рукой: «Делай, как я скажу». «Слушай меня не пытайся сопротивляться». «Ты шарлатанка обманщица дрянь».
В ручке закончилась паста. Ирина писала без пасты, выдавливала на глянцевой рекламной открытке, поперек девушки на серфере, поперек парня на скейтборде: «Только попробуй вякнуть кому-то». «Только попробуй кому-то сказать».
А он сидел в кресле напротив, и уже не нужно было зеркала, чтобы его видеть. Худощавый, желчный, в сером костюме с галстуком, безжалостный, как тесак.
За окнами светало. Часы пробили семь; когда Ирина окончательно уверилась, что умерла и попала в ад, он впервые за много часов заговорил:
— Доступно, сволочь? Все поняла?
Ирина часто задышала:
— Поняла… По… жалуйста, отпустите… меня… я все поняла…
Она с новым ужасом поняла, что не может даже разрыдаться.
— Я больше не буду! — вырвалось у нее, откуда-то из детских еще, из давних страшных воспоминаний.
— Чего ты не будешь? — спросил палач в сером костюме.
— Ничего! — она попыталась перекреститься, но не смогла. — Я буду асфальт класть. Я буду шпалы носить. Я буду всегда пост соблюдать… Я…
В отчаянии она готова была пообещать, что уйдет в монастырь, но демон в сером уронил, будто сплюнул:
— Заткнись.
И она замолчала, будто ей в самом деле заткнули рот.
— Ты будешь делать, что я скажу, с первого раза и моментально, — сказал сидящий в кресле. — Да или нет?
— Да, — простонала Ира.
Ручка вывалилась наконец-то из ее левой руки. Рука повисла, будто перебитая обухом.
— Приведи себя в порядок, — брезгливо сказал демон в сером. — Лицо напудри и заклей пластырем. Оденься. На все тебе полчаса, и попробуй опоздать хоть на секунду.
* * *
В семь сорок пять она была готова. Тональный крем, макияж, аккуратный пластырь на месте пореза; полностью одетая и причесанная, она стояла посреди комнаты, в ужасе глядя на пустое кресло.
Медленно ползла минутная стрелка. За окном продолжалось утро: торопились дети в школу, разъезжались ночевавшие у подъезда машины. Пенсионеры выходили гулять с собачками, мамаши — с маленькими детьми; часы пробили восемь. Кресло пустовало, в комнате было тихо и спокойно.
Она ждала.
Потом, не выдержав, вытащила из сумки новую пудреницу, купленную вчера вместо разбитой. Поднесла зеркальце к глазам; оглядела отражение комнаты. Но отраженная комната тоже была пуста. Исписанные бумажки, разлетевшиеся по углам, придавали ей дикий вид.
Ирина подняла с пола свой мобильник. Нащупала под диваном отлетевший аккумулятор; каждую секунду она замирала, прислушивалась и оглядывалась, но ничего не происходило. Под окнами курлыкала сигнализация, и привычный звук гнал злые тени надежнее, чем петушиный крик.
Сжимая в руках разобранный телефон, Ирина вышла в прихожую. Тут тоже было зеркало, и никто, кроме Ирины, не отражался в нем.
Обмирая, она взялась за ручку двери. И дверь открылась!
Задержав дыхание, Ирина скользнула наружу. Захлопнула дверь; опрометью, как сумасшедшая, кинулась вон из дома.
Соседи оборачивались на нее, когда она, задыхаясь и ни с кем не здороваясь, неслась через двор, не разбирая газонов и луж. Едва добежав до дороги, она удачно тормознула машину; плюхнулась на потертое сидение, хлопнула дверцей:
— Поехали!
— Куда? — удивился водитель, чернявый мужчина лет тридцати.
— Поехали, потом скажу!
Машина влилась в поток транспорта. Ирина несколько минут сидела, закусив губу, прислушиваясь; потом трясущимися руками собрала телефон: вложила аккумулятор, защелкнула крышку.
— Вика?
Сонное «привет», прозвучавшее на том конце связи, показалось Ирине сладким, как ангельское пение.
— Викуся! Зайди в Интернет скорее… посмотри… мне нужна консультация психиатра! Срочно!
Водитель вытаращил глаза. Посмотрел на Ирину — и сразу опять на дорогу; чуть не врезался в проезжавшую мимо крутую тачку.
— Лучше знакомого доктора, — бормотала Ирина, а если знакомого нет, то любого… Нет, не булимия! Не депрессия! Дай мне номер, я сама все объясню!
Вика, человек собранный и четкий, через тридцать секунд продиктовала телефонный номер. Ирина набрала его, промахиваясь мимо клавиш; ответил мужской голос, низкий, уверенный и спокойной.
— Мне срочно нужна помощь, — торопливо начала Ирина. — У меня… бред, видения. Я сама себя калечу, и…
В широком водительском зеркале отражался пассажир на заднем сидении. Мрачный, желчный, в сером костюме; Ирина замерла с открытым ртом, прижимая к уху телефон.
Тот, кто сидел сзади, смотрел в зеркало — ей в глаза.
— Ты его видишь? — спросила Ирина водителя.
Тот дико покосился на нее и чуть не врезался в самосвал.
— Алло? — настаивала трубка. — Вы меня слышите? Алло?
— Останови! — выкрикнула Ирина.
Водитель метнулся к обочине, будто только того и ждал; Ирина вывалилась из машины. Дверца хлопнула один раз — второго хлопка не было, но тот, в сером костюме, уже стоял рядом, молчаливый и строгий.
Ирина глянула на него — и тут же, не размахиваясь, сильно ударила себя правой рукой по лицу: неожиданно для себя. И очень больно.
* * *
В десять утра Ирина вошла в подъезд с двумя вывесками: «Нотариус Попова» и «Ведьма и целительница Ирина».
Вика открыла ей дверь и попятилась:
— Что с тобой?
Ирина в последний час не смотрелась в зеркало, но догадывалась, что на лице — синяк.
— Ты дозвонилась психиатру?!
— Уже не надо, — глухо отозвалась Ирина. — Все прошло. Я здорова.
— Здорова?!
Вика заставила ее развернуться к свету:
— Кто это тебя?!
— Споткнулась, — сказал визитер в сером костюме. Он вошел вслед за Ириной, но Вика его не увидела.
