Резкий поворот, залп орудий «Репейницы» – снова из тумана выплыл серый гигант. На этот раз Кильон успел рассмотреть его орудия, броню и двигатели. Размером корабль был с «Репейницу», оснащен и вооружен не менее устрашающе. Впрочем, ее призрачного двойника тот корабль не напоминал. По сравнению с ним острые выступы и колья-тараны «Репейницы» казались безобидными приспособлениями. Гондолу того корабля покрывали шипы и волнистые накладки либо из настоящих костей, останков огромного страшного зверя, либо из дерева. Кости покрывали и оболочку – гирлянды черепов, бедренных и тазовых костей обвивали ударопрочный, обшитый металлом кожух. Нос гондолы украшала жуткая фигура – мумифицированный труп, жертва смертельных пыток. Руки широко раскинуты, в раскуроченной грудной клетке блестят внутренности, глаза выколоты, рот разинут в вечном крике.
– Черепа, – объявила Калис.
Кильон кивнул:
– Я надеялся, мы их больше не увидим. Впрочем, пока Куртана справляется. Она привыкла иметь с ними дело, раз черепа теперь тоже летают.
Стрельба продолжалась. Крики стали громче. Один вопль раздался слишком близко, чтобы приписать его черепу.
– Это ведь кто-то из экипажа, да? – Мерока впервые за несколько часов заговорила с Кильоном.
Еще один снаряд попал в гондолу. Появилась брешь, в которую сочился серый дневной свет. Нимча в ужасе отпрянула от пробоины и прильнула к матери.
– Лучше на эту сторону пересядьте, – посоветовал Кильон.
– Думаешь, важно, с какой стороны они сидят? – фыркнула Мерока.
Орудия с грохотом пальнули в туман. Кильон прищурился в клубящееся белое марево, но врагов не увидел. В том, что они до сих пор там, он не сомневался ни минуты.
– Нимча может снова изменить зоны, – предложила Калис. – Если изменит, вы перестанете сомневаться?
– Лучше не надо, – пробормотала Мерока.
– Если бы это помогло нам… – начал Кильон.
– Не поможет, уверяю тебя.
– Еще недавно ты вообще сомневалась, есть ли у девочки дар.
– Сейчас нельзя уповать на то, что я не права. Калис, послушай, если ты контролируешь дочь, вели ей ничего не делать, ясно?
– У Нимчи есть своя воля, – ответила женщина.
– А у меня есть руки, которые неплохо могут придушить. От черепов нас спасают только пушки и моторы. И то и другое нам нужно позарез.
– Ты думаешь о сдвиге в примитивную сторону, – заметил Кильон. – А вдруг Нимча сдвинет зоны в сторону более совершенных технологий?
– В одном случае мы проиграем. В другом – ничего не выиграем.
Кильон повернулся к Калис:
– Возможно, Мерока права. Риск слишком велик.
Член экипажа распахнул дверь, на ходу перезаряжая револьвер.
– Кильон, за мной! – велел он. – Приказ доктора Гамбезона. Он хочет рискнуть и попробовать тебя в деле.
Кильон поднялся со скамьи:
– С чего это он передумал?
– У него спрашивай, не у меня. Одна ошибка – и получишь пулю в лоб, так что смотри осторожнее.
Кильон вытащил темные очки из кармана рубашки, чтобы надеть, как только выведут из камеры.
– Я постараюсь.
– А остальным что? – спросила Мерока. – Сидеть здесь и хлебать вашу жратву? Мы же легкая добыча. Раз корабль атакуют, почему бы не позволить нам сражаться?
– И девчонке тоже?
– Я умею стрелять. Передай это командиру.
– Капитану Куртане сейчас дел хватает.
– Судя по воплям, не только ей. Разве в такой момент отказываются от помощи профессионала?
Боец вставил последний патрон в барабан, защелкнул его и повернул.
– Я передам капитану. Сейчас со мной идет Кильон.
Из одной каморки Кильона узким проходом провели в другую – ту, где Гамбезон впервые его осматривал. Дверь оказалась распахнута, на полках почти не осталось лекарств.
– Сколько раненых? – спросил Кильон.
– По последним подсчетам, семь. Четверо тяжелых у нас уже давно.
– Полагаю, это жертвы предыдущей схватки?
– В нынешнем перелете этот бой первый. Раненые с телеграфной башни. У Роя хорошие отношения с сигнальщиками: благодаря им наши корабли поддерживают связь. Мы везли антизональные, когда начался шторм. Черепа захватили башню и перебили почти всех сигнальщиков, прежде чем мы подоспели. Мы забрали восьмерых, из них шестеро нуждались в срочной медицинской помощи. Вопреки стараниям доктора Гамбезона, двое умерли.
– У вас очень хороший доктор, но у него только две руки.
– Как и у тебя, Кильон. Думаешь, от тебя будет большой толк?
– Сделаю, что могу. Вы спасли нас, значит я ваш должник.
– Половина экипажа считает – вас всех надо вышвырнуть за борт, и мать с дочерью тоже. Ребята болтают, что ты чудной. Думаешь, темные очки заткнут рты сплетникам?
– Раз знаешь, зачем мне очки, то почему остальным не расскажешь?
– Доктор Гамбезон не велел.
– Только поэтому?
– Если человек спас тебе ногу, его слово закон. За других не ручаюсь.
– Выходит, нам нужно завоевать их доверие, – подытожил Кильон. – Лично мне для начала неплохо бы дожить до завтрашнего дня.
Сопровождающий толкнул дверь и провел Кильона в лазарет. Тот вздрогнул, не сразу осмыслив увиденное. Отгороженная каюта едва вмещала раненых, которых в нее втиснули. Койки напоминали кусочки пазла: так плотно друг к другу их поставили. Гамбезон едва протискивался между ними. Запах дезинфицирующего раствора, пропитавший воздух, с трудом заглушал вонь гниения. На полу валялись перепачканные кровью и гноем бинты. Под ногами у Кильона захрустел разбитый пузырек, из которого вытекло липкое бурое лекарство. Стены были изрешечены пулевыми отверстиями. Кильон подумал, что смерть затаилась в тесной каюте и готовится к атаке.
– А, доктор Кильон! – Гамбезон отвернулся на мгновение от раненого, у которого проверял повязку на груди. – Хорошо, что пришли. – Он махнул рукой в сторону полки. – Я велел принести вашу сумку. Надеюсь, все на месте. Под мою ответственность можете использовать все, что сочтете, хм, нужным. Вам ведь руководство не требуется, приступите к работе самостоятельно?
– Да, конечно, – отозвался Кильон.
– Больше других в помощи нуждается раненый на самой дальней койке.
Кильон взял сумку и подошел к раненому. Бедняге прострелили руку, а, судя по количеству крови на повязке, помощь оказали только самую неотложную.
– Мистер Булава, можете идти, – сказал Гамбезон бойцу, который привел Кильона. – У вас наверняка найдутся дела поважнее.
– Мне приказано сторожить Кильона.
– Я отменяю этот приказ, даже если его дала сама капитан Куртана, – проговорил Гамбезон и негромко добавил: – Наверное, не стоит напоминать вам, что в лазарете командую я.
– Попросите капитана позволить Мероке сражаться, – настойчиво сказал Кильон. – Обещаю: никто из нас не поставит корабль под угрозу.
– Доктор дело говорит, – заявил Гамбезон. – Я думаю, нам стоит поверить ему на слово.
Кильон раскрыл сумку, погрузил костлявые пальцы в ее черное чрево и вскоре полностью растворился в обработке ран – работа заставила забыть о времени и собственных нуждах. Пули из раненых он извлекал не впервые. Этим умением порой пользовался Фрей, если его людям требовалась подпольная хирургическая помощь. И в «Розовом павлине», и здесь работа требовала твердой руки, полной сосредоточенности и готовности довольствоваться скудным арсеналом инструментов и препаратов. Лазарет Гамбезона был оснащен не хуже подпольной клиники Фрея (именно там Кильону отрезали крылья), но на такое количество больных и раненых он точно не был рассчитан.
Бой продолжался, хотя Кильон практически от него отрешился. Корабль поворачивал, нырял, закладывал виражи. Рев двигателей то нарастал, то стихал. Выстрелы гремели прямо за гондолой, на оборонительных позициях вдоль балкона с перилами. В металлических стенах появилась пара аккуратных точечных отверстий с серебристым контуром.
– У меня не всегда так, – проговорил Гамбезон, оторвав взгляд от пациента.
– Не надо извинений, доктор. Я благодарен вам за возможность заняться делом.
– Вы клиношник, и здесь, к сожалению, это минус. Есть на то основания или нет, но в Рое к клиношникам до сих пор относятся враждебно. Зря, по-моему, только человеческую натуру не изменить, а злопамятность – ее неотъемлемая часть.
Об ангельской сущности Кильона осторожный Гамбезон не упоминал – только не в лазарете.
– Клиношники к Рою так не относятся, – с горечью заметил Кильон. – Большинство о нем вообще не слышали.
– С глаз долой – из сердца вон. Мы себе такую роскошь позволить не можем. Влияние Клинка чувствуется даже на другом конце света. Даже в нашей речи.
– Ваш выговор мне незнаком, но мы без труда понимаем друг друга.
– Так и должно быть. Ваш клиношный и наш ройский на деле один и тот же язык. Рой отделился от Клинка менее тысячи лет назад. Это не так давно, если вспомнить, сколько существуют отдельные наземные поселения. Да и той женщине – как ее, Калис? – ройский не родной. Она владеет им, но говорит не бегло. У девочки он звучит естественнее. Наверное, она росла среди землероек… Прошу прощения, жителей наземных поселений, которые говорят на ройском или на его диалекте. Ройским пользуется большинство сигнальщиков, а телеграфные башни распространяют его влияние.
