Я вздохнула, когда мы наконец сели, устало глядя друг на друга. Подумать только — имея так много всего, искать еще что-то! Время было позднее, пора ложиться спать, а у нас после всех стараний были только грязные руки да боль в спине.
Прежде чем надеть пижаму, я выбежала во двор, в душевую, боязливо сполоснула руки под холодным душем и, возвращаясь в дом, все время трясла ими, чтобы они просохли. Ну вот, мы перевернули квартиру вверх дном, но нигде не нашли того, что искала миссис Кливити.
В спальне я начала шарить под кроватью в поисках пижамы, и мне снова пришлось лечь ничком, чтобы найти свой пакет. В суматохе мы засунули его между двумя картонками. Я проползла подальше под кровать и попыталась отодвинуть картонки, чтобы вытащить пакет. Он разорвался, из него выпала пижама, я зажала ее в сгибе локтя и начала выползать обратно.
И вдруг весь мир взорвался, превратившись в яркий свет; он трепетал, пульсировал, плескал сиянием в мои пораженные глаза, пока я не догадалась зажмуриться и не увидела под сомкнутыми веками яркие пятна.
Потом я сделала над собой усилие и вновь открыла глаза, но тут же отвернулась и смотрела только краешком глаза, пока не привыкла к блеску.
Между картонками виднелось отверстие, словно окошко, но маленькое-маленькое, и оно открывалось в страну чудес, о которых рассказать невозможно. Краски, для которых нет названия. Чувства, рядом с которыми лунный свет в ветреную ночь кажется пригоршней пыли. Я почувствовала, как слезы, обжигая глаза, заструились по щекам — не знаю, от блеска или от восторга. Я смигнула их и все смотрела, смотрела…
Там, в этом блеске, виднелись какие-то фигурки. Они высовывались в окошко, манили к себе и звали — серебристыми сигналами и серебристыми звуками.
«Миссис Кливити! — подумала я. — Что-то блестящее!»
Я бросила еще один долгий взгляд на сияющие фигурки и на деревья, которые были точно музыка по краям дороги, и на траву, которая была точно вечерняя песня нашей травы под ветром, — последний, последний взгляд — и начала выбираться наружу.
Я с трудом встала, крепко держа в руках пижаму.
— Миссис Кливити!
Она сидела у стола, грузная, как груда кирпича, и ее расплывшееся лицо под спутанными волосами было очень печальным.
— Да, детка.
Она едва слышала себя самое.
— Там что-то блестящее… — сказала я.
Ее тяжелая голова медленно приподнялась, незрячее лицо повернулось ко мне.
— Что такое, детка?
Я почувствовала, что пальцы у меня впились в пижаму, жилы на шее напряглись, а под ложечкой словно что-то сжалось.
— Что-то блестящее! — Мне казалось, что я кричу. Она не шелохнулась. Я схватила ее за руку и чуть не вытащила из кресла. — Что-то блестящее!
— Анна. — Она выпрямилась. — Не будь жестокосердой.
Я схватила край покрывала и быстро откинула его. Свет вырвался оттуда веером, словно вода из шланга на газоне.
Тогда закричала она. Обеими руками она закрыла свое тяжелое лицо и закричала:
— Леолиенн! Это здесь! Скорее, скорее!
— Мистера Кливити нет, — напомнила я. — Он еще не вернулся.
— Я не могу без него! Леолиенн!
— Оставьте записку! — крикнула я. — Когда вы будете там, вы сможете сделать, чтобы они вернулись, а я покажу ему где!
Мое возбуждение перешагнуло границы игры, и все становилось более реальным, чем сама реальность.
Потом быстрее, чем от нее можно было ожидать, она схватила карандаш и бумагу и принялась торопливо писать на углу стола, пока я держала край покрывала. Но я упала на колени, потом растянулась ничком и снова заползла под кровать. Я насыщала взгляд блеском и красотой и видела позади них ясность и порядок и незапятнанную чистоту. Крошечный пейзаж был похож на сцену, приготовленную для волшебной сказки, — такой маленький-маленький, такой прелестный…
А потом миссис Кливити потянула меня за ногу, и я выползла — неохотно, не отрывая взгляда от яркого квадратика, пока упавшее покрывало не закрыло его от меня. Миссис Кливити, тяжело пыхтя, забиралась под кровать, и ее крупная, неуклюжая фигура дюйм за дюймом продвигалась все глубже.
Она все ползла и ползла, пока не уперлась в стену, и я знала, что теперь она, должно быть, втискивается в эту яркость и лицо, голова, плечи у нее становятся маленькими и прелестными, как и ее серебристый голосок. Но все остальное оставалось большим и неуклюжим, и она напоминала бабочку, выбирающуюся из кокона.
Под конец из-под кровати торчали только ее ноги, и они брыкались, и двигались, но без какого бы то ни было успеха. Тогда я опустилась на пол, ступнями уперлась в ее ступни, а спиной в комод и принялась подталкивать миссис Кливити вперед. И я толкала и толкала, и вдруг что-то поддалось, исчезло, и мои ноги упали на пол.
Я увидела, что из-под кровати, носками друг к другу, едва высовываются черные, изношенные, старомодные туфли миссис Кливити. Я схватила их обе; мне почему-то захотелось плакать. Ее дешевые бумажные чулки так и остались в туфлях.
Я медленно вытащила из-под кровати всю одежду миссис Кливити. Она держалась на тонкой пленке, сброшенной коже миссис Кливити, серой и безжизненной, но которой было видно, где прежде находились ее руки, лицо, тусклые глаза.
Я уронила одежду на пол и сидела, держа в руке одну из старых туфель.
Хлопнула дверь, и на пороге появился седой, старый, сморщенный мистер Кливити.
— Привет, детка, — сказал он. — Где моя жена?
— Ушла, — ответила я, не глядя па него. — Она оставила вам записку на столе.
— Ушла… — Это слово будто остановилось в воздухе, когда он прочитал записку.
Бумажный листок, трепеща, слетел на пол, когда мистер Кливити выдернул один из ящиков комода и выхватил оттуда полные пригоршни чего-то вроде катушек. Потом он прямо-таки нырнул под кровать, громко и, наверно, больно стукнувшись локтями. Он сделал только одно-два усилия, и вот уже его башмаки тоже безжизненно легли на пол, отвернувшись друг от друга.
Я вытащила его оболочку из-под кровати и сама заползла туда. Я увидал крохотную картину в рамке — яркую-яркую, но такую маленькую!
Я подползла ближе, зная, что не смогу попасть туда. Передо мной была крошечная и такая красивая дорога, пейзаж, люди — смеющиеся, радостные люди, окружившие две фигурки юноши и девушки — серебристые, юные, прелестные. Они восклицали что-то тоненькими голосками и танцевали от радости. Девушка послала мне воздушный поцелуй, и все они повернулись и побежали по вьющейся белой дороге.
Рамка начала сжиматься, все быстрее, быстрее… Вот она превратилась в блестящее пятнышко, а потом мигнула и исчезла.
Как- то сразу дом вдруг опустел и стал холодным.
