— Будь она выполнимой, никто бы тебя и не беспокоил. Но согласись, что летательные устройства, которые так пугают простых острожан, ты строишь с совершенно определенной целью.
— Соглашаюсь. И цель эта очевидна для всех, исключая разве что Годзю, — навсегда покинуть ваш распрекрасный город.
— Но пока суть да дело, ты можешь заняться и нашими проблемами. Заодно, так сказать.
— За двумя зайцами… тьфу, за двумя клопами погонишься — ни одного не поймаешь, зато ногу обязательно подвернешь.
— Уж я тебя знаю! — Обычно сдержанный и холодный Свист вдруг подмигнул Темняку. — Если захочешь — и трех клопов одним махом поймаешь.
— Ладно. Давай представим, что моя встреча с Хозяевами всё же состоялась. Как прикажешь с ними общаться? Ведь у них, говорят, ни то что глаз и рта, но даже и головы нет. Да они меня просто не заметят!
— Чтобы тебя заметили, надо уметь заявить о себе. Пока клоп не укусит, о нём и не вспомнишь. Верно? Для начала тебе придётся сотворить что-то необычное.
— На Бойле мы много чего сотворили. И всё сошло нам с рук. Скорее всего Хозяева не обращают внимания на подобные мелочи.
— Бойло никак не задевает их кровные интересы. Подумаешь, какая-то возня в отхожем месте. Все станет совсем иначе, когда беда или радость нагрянет в их собственный дом.
— Так беда или радость? Это не одно и то же.
— Я, конечно, предпочёл бы радость. Но беду устроить проще… Кстати, помнишь наш первый откроенный разговор на Бойле?
— Как-то не очень… Напомни.
— Накануне второй схватки мы с тобой собирали оружие. Я тогда почему-то разоткровенничался и сказал тебе, что среди острожан есть и такие, кто добровольно рискует жизнью, дабы втереться в доверие к Хозяевам.
— Теперь вспомнил. Ты ещё предрек тогда, что эта тайна уйдет вместе с нами в могилу.
— Вот-вот. Вполне возможно, что кто-то из этих смельчаков уже добился своего. Но пока он не может дать о себе знать. При случае ты всегда можешь рассчитывать на помощь этих людей.
— Как я их узнаю?
— Об этом тебе сообщат в самый последний момент, когда приготовления к визиту туда, — Свист возвёл глаза к потолку, — будут уже закончены.
— Это следует понимать так, что среди моих ближайших помощников есть ваши соглядатаи?
— Понимай как хочешь. Но в Остроге не найти и дюжины абсолютно преданных людей. Особенно трудно рассчитывать на это чужаку.
— Собственно говоря, я никаких секретов от вас не имею. Учитесь летать, если желание есть. Но только учти, я весь свой кисель в одном горшке не держу. Дабы потом не горевать, если этот горшок разобьётся. Пока одни мои люди строят летательные аппараты, другие роют длинную-длинную нору, которая должна выйти за пределы Острога. И ещё неизвестно, какой путь я предпочту — верхний или нижний.
— Не думай, что ты удивил меня этим заявлением. Зная твою предусмотрительность и предприимчивость, я смею предположить, что и подземный ход не является окончательным вариантом. Планы переполняют тебя, но ты предпочтешь самый простой и действенный, как это уже было однажды на Бойле. А этот план во многом совпадает с нашими устремлениями… Рад был увидеться с тобой, — Свист встал.
— А уж как я рад, даже описать невозможно! Удачи тебе. Провожать не буду, не обессудь. Другим посетителям это может не понравиться.
Оставшись один, Темняк извлек из потайного места горшок с киселем, в который для забористости была добавлена щепотка “хозяйского дерьма”, и одним махом опорожнил его.
Утирая слёзы, выступившие на глазах, он пробормотал: “Карболка! Истинная карболка”, — а потом рявкнул:
— Бадюг! Где тебя носит?
Слуга (он же секретарь, повар, наушник и собутыльник) как всегда появился с запозданием — спешить было не в его натуре. Отставив в сторону метлу, сделанную из свежего “хозяйского пуха” (старая, надо полагать, после визита к Годзе пришла в полную негодность), он выложил перед Темняком свои находки — пару добротных башмаков, недавно пропавших в их норе, очень дорогой и редкий кристалл “небесного огня” и горсть зеленоватых иголок, какого-либо особого названия ещё не заслуживших, но, подобно стрелке компаса, занимавших всегда одно и то же положение в пространстве, что весьма помогало при подземных работах.
— Это всё? — спросил Темняк, мельком глянув на улики, доказывающие всеядность Годзи, но отнюдь не его склонность к людоедству.
— Всё. Ни кастета, ни крючьев, которыми Воры за стены цепляются, ни человеческих зубов.
— Может, ещё наружу не вышли? Брюхо-то у Годзи, как бочка.
— Я ему для верности слабительное дал… Напраслину Шняга на нас наводит. Сам, наверное, этих бедолаг и прикончил, а вину решил на Годзю свалить.
— И я так думаю… Но ты ихние гробы чем-нибудь всё же наполни, чтобы потом претензий не было.
— Уже наполнил. Погуще выбрал.
— Вот и славно… Послушай, как ты относишься к Свисту? Он человек хороший?
— Ну это как посмотреть. Свечи вообще-то хорошими не бывают. Даже для своих. Гонора много. Но я бы назвал его достойным человеком.
— Действительно, это ему больше подходит… Только ты этого достойного человека больше ко мне не пускай. Ни под каким предлогом. Меня для него нет. Я спустился под землю. Я улетел на небо. Меня проглотил Годзя. Понятно?
— Нет так нет. Воля твоя. С меня-то какой спрос. А тебе всё равно терять нечего. Невежа он и есть невежа.
— И ты туда же!
— Да мне-то, честно сказать, наплевать… С улицы звать кого-нибудь?
— Много там ещё?
— До вечера не справишься.
— Всё равно зови. Раз обещал принять, значит, приму.
— Перерывчик бы лучше сделал. Отдохнул немного. А то развезло тебя что-то, — Бадюг потянул носом. — Опять всякую гадость пьёшь.
— Пошел вон! Верёвки отправлю вить.
— Ну-ну, так я тебя и испугался…
С просителями удалось разделаться лишь ближе к обеду, и то исключительно потому, что среди них поползли толки — дескать, Темняк встал утром не с той ноги и сегодня к нему лучше не соваться. Скорее всего, этот слушок запустил в массы не кто иной, как Бадюг.
Наспех перекусив, Темняк решил немного развеяться, тем более что и повод для этого имелся — он давно собирался проверить состояние здешних злачных мест, где, по отзывам некоторых добропорядочных острожан, пышным цветом расцветали все мыслимые и немыслимые пороки. Это безобразие следовало либо искоренить, либо загнать в более или менее пристойные рамки.
Сам Темняк больше склонялся ко второму варианту, по опыту зная, что для искоренения человеческих пороков придётся заодно покончить и со всем родом человеческим.
На улицах уже вовсю кипела работа, никак не связанная с основной профессиональной деятельностью отдельных кланов. Каждый трудоспособный острожанин имел повседневную обязанность — убирать свежий мусор. Отказчики, кстати говоря, весьма редкие, приравнивались к таким врагам общества, как убийцы и насильники.
