- Что-то я давно не видел Барковича, - сказал он, чтобы вывести Пирсона из оцепенения, которое слишком напоминало ему Олсона.
- Говорят, в Огасте у него онемела нога. Гэррети обернулся и стал высматривать Барковича в темноте. Тот плелся в хвосте, уставив глаза в одну точку, и монотонно беседовал сам с собой.
- Привет, - Гэррети сбавил шаг и подошел к нему. Баркович споткнулся и получил предупреждение... Уже третье.
- Вот! - крикнул он злобно. - Видел? Теперь ты и твои вонючие дружки довольны?
- Вид у тебя не очень, - заметил Гэррети.
- Это все входит в план, понятно? Помнишь, что я тебе говорил? Вы мне не верили. Олсон не верил. И Дэвидсон тоже, - его голос понизился до слюнявого шепота. - Гэррети, я сплясал на их могилах!
- Нога болит? - тихо спросил Гэррети.
- Осталось всего тридцать пять. Они все подохнут этой ночью, вот увидишь. Утром на дороге не будет и десятка, Гэррети. И они тоже все подохнут.
Гэррети вдруг понял, что Барковичу конец. Он почувствовал себя очень сильным, ему захотелось побежать к Макфрису, не обращая внимания на режущую боль в ногах, и сказать ему, что он победил.
- Что ты попросишь? - спросил он. - Когда выиграешь?
Баркович самодовольно усмехнулся, как будто ждал этого вопроса.
Его лицо в колеблющемся свете казалось перекошенным и измятым.
- Пластиковые ноги, - прошептал он. - Пла-а-асти-ковые ноги. А эти отрежу, суну в стиральную машину и буду крутить и крутить и...
- Я думал, ты попросишь себе друзей, - Гэррети охватило безумное чувство триумфа.
- Друзей?
- У тебя ведь их нет. Все будут рады, когда ты умрешь, Гэри. Никто не пожалеет о тебе. Может быть, я подойду и плюну на твои мозги, когда они растекутся по дороге... Может, мы все так сделаем, - безумие переполняло его. Он будто снова бил Джимми стволом ружья... Текла кровь... Джимми кричал... Его переполняло дикое, животное чувство справедливости.
- Почему ты ненавидишь меня? Я не хочу умирать. Тебе нужно, чтобы я извинился? Я извинюсь!.. Я извинюсь... Я...
- Мы плюнем на твои мозги! - упрямо повторил Гэррети.
Баркович уставился на него невидящими глазами.
- Извини, - пробормотал Гэррети и поспешил прочь. Сзади ударили, упали два тела, и одним из них наверняка был Баркович. Теперь это была его вина, он стал убийцей.
Потом он услышал смех Барковича, высокий и безумный.
- Гэррети! Гэээрретиии! Я спляшу на твоей могиле! Я спляшууу...
- Заткнись! - крикнул Абрахам. Баркович замолчал, потом начал рыдать. Нехороший мальчик Эйб, - сказал Колли Паркер. - Заставил нашего крошку плакать. Он пожалуется мамочке.
Баркович не умолкал. От его рыданий у Гэррети мороз прошел по коже.
- Наш ябеда пожалуется мамочке? - оглянулся Квинс. - Ай-яйяй, Баркович, как не стыдно!
"Оставьте его в покое! - прокричал про себя Гэррети, - Вы не знаете, как ему больно!" Но он лицемерил - он хотел, чтобы Баркович умер.
Предвкушал эту смерть.
А Стеббинс там, сзади, должно быть, смеялся над ними всеми.
Он поспешил к Макфрису, который шел, задумчиво глядя на толпу.
- Поможешь мне решить задачу? - спросил Макфрис.
- Какую?
- Кто из нас в клетке - мы или они?
- Все мы в клетке у Майора, - Гэррети засмеялся.
- Говорят, Баркович доходит?
- Думаю, да.
- Я не хочу больше его видеть. Обидно - так ожидать чего-то, а под конец разочаровываться. Может, это и есть настоящая правда жизни?
- Не знаю.
- Это все равно, что всю жизнь тренироваться в прыжках с шестом, а потом попасть на олимпиаду и подумать: "А чего это я приперся сюда с этой дурацкой палкой?"
- Ага, - Гэррети что-то беспокоило. Он задумался. Потом спросил Макфриса и подошедшего к ним Бейкера. - Вы видели Олсона перед тем, как он получил пропуск? Его волосы? - А что с ними такое?
- Они поседели.
- Да нет, не может быть, - голос Макфриса звучал испуганно. - Это была пыль.
- Поседели, - настаивал Гэррети. - Будто он провел на этой дороге всю жизнь. И знаете, когда я это увидел, я подумал... Может, это и есть бессмертие? - он замолчал, ощущая, как легкий ветерок из темноты обдувает его лицо.
- Я иду, я шел, я буду идти, - прогнусавил Макфрис. - Переведите на латынь.
Они шли. В толпе мелькали огоньки сигарет, фонарики, вспышки фотоаппаратов - земные созвездия, тянущиеся вдоль дороги в вечность.
- Фу ты, - Гэррети вздрогнул. - С ума можно сойти.
- Это точно, - Пирсон нервно засмеялся. Они поднимались на длинный пологий холм. Дорога будто стала тверже, и Гэррети казалось, что он чувствует под подошвами каждый камешек. Ветер ворошил на их пути бумажный мусор, и иногда им приходилось пробираться через кучи конфетных оберток, пакетиков из-под попкорна и сигаретных пачек.
- Что там впереди? - спросил Макфрис. Гэррети закрыл глаза, припоминая:
- Маленькие городки, я не помню. Будет еще Льюистон, второй город штата, больше Огасты. Мы пройдем прямо по главной улице - раньше она называлась Лисбон-стрит, а теперь Коттер-авеню. Реджи Коттер единственным из Мэна выиграл ДЛИННЫЙ ПУТЬ -.
- Он умер? - спросил Бейкер.
- Да. У него было кровоизлияние в глаз, и он пришел к финишу полуслепым. Он умер через неделю или около того, - словно оправдываясь, Гэррети закончил. - Это было уже давно.
Все молчали. Конфетные обертки потрескивали у них под ногами, как отзвук далекого лесного пожара. Из толпы вылетела ракета и унеслась куда-то в сторону Льюистона, в край Обюшонов и Лавескью, в край надписей: "Здесь еще говорят по-французски".
- А за Льюистоном?
- Мы свернем с шоссе 196 на 121-е, к Фрипорту, где я увижу свою девушку и маму. Потом мы выйдем на дорогу № 1, и на ней-то все и кончится. Они услышали выстрел.
- Это Баркович или Квинс, - сказал Пирсон. - Не знаю... Один из них еще идет... Баркович рассмеялся в темноте все тем же безумным смехом:
- Нет еще, сволочи! Я еще здесь! Я здеееее... Он кричал все громче и пронзительней. Потом его руки внезапно взметнулись вверх, и он начал раздирать собственное горло.
- О Боже, - простонал Пирсон, и его стошнило.
Они бежали от него, а он продолжал идти, осыпая их проклятиями, задрав к небу лицо, утратившее всякое человеческое подобие.
Потом крики смолкли. Баркович упал, и его застрелили, живого или мертвого.
Гэррети повернулся и пошел вперед. На лицах тех, кто шел вокруг него, он видел отражение собственного ужаса. В судьбе Барковича все увидели прообраз того, что случится с ними всеми на этой пыльной и кровавой дороге.
- Мне плохо, - ровным голосом сказал Пирсон. - Плохо. Не надо.
Мне плохо. О Боже!
Макфрис глядел прямо вперед.
- Хотел бы я сойти с ума, - сказал он сквозь зубы. Только Бейкер молчал. И это было странно, потому что Гэррети вдруг почуял благоухание луизианской жимолости, услышал кваканье лягушек и тяжелое гудение цикад. И еще он видел, как тетка Бейкера качается взад-вперед в своем кресле, улыбаясь и слушая лягушек, цикад и далекие голоса из старенького приемника.
