Пол Андерсон - Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]

— Ты должен служить мне, — вновь и вновь повторял он. — Может быть, нам придется сражаться, и ты должен занять место хиша, которого больше нет. Только мне ты должен доверять, только меня слушаться. Я один могу освободить тебя в конце — причем оба ваши племени получат хорошие награды. А у меня есть враги среди подобных мне.

Он мог бы объяснить все подробнее, изложить, даже всю историю в случае надобности. Но он быстро понял, что в этом нет никакой необходимости. Скорбящий стоял по уровню развития куда ниже Открывателя Пещер и обладал меньшими знаниями. Люди для хиша были совершенно сверхъестественными существами. Фландри же, являвшийся, несомненно, их вождем и, сверх того, руководителем и учителем хиша, представлял собой сгусток мана. То, что он и Катрин рассказали Открывателю Пещер, переосмыслялось для него в ином свете, и служило теперь подкреплением нынешним словам Фландри о конфликте среди Могущественных. Мозг рукаса, получавший большее, чем у остальных двоих существ развитие, вложил свое психическое состояние в личность Скорбящего, результатом чего явилась подозрительность хиша к его сотоварищам, заботливо приглушаемая Фландри.

Когда они достигли нижних холмов, Скорбящий был его надежным оружием. Под влиянием ногаса и крилло, дидонианин начал просто предвкушать те приключения, которые ожидали его на службе у Фландри.

Последний же не мог точно себе представить, каким образом использует это оружие… если вообще использует. Все зависело от того, чем закончится путешествие.

Однажды вечером Катрин отвела его в сторону. Теперь их окружали джунгли. Было жарко, парило. Однако двигаться было легче, и дидониане вновь набрали потерянный вес. Он и она стояли в зарослях, отгороженные ими от мира, и смотрели друг на друга.

— Почему мы так давно не говорили друг с другом, Доминик? — спросила она его.

Взгляд ее был серьезным, она взяла обе его руки в свои.

Он пожал плечами.

— Слишком много дел.

— Дело не только в этом. Мы не осмеливаемся. Когда я тебя вижу, я думаю о том, что… Ты — человек, которому я меньше всего — не считая Хьюга — хотела бы причинить боль.

— Не считая Хьюга…

— Ты вернул его мне. Даже боги не смогли бы сделать большего.

— Неужели ты решила насчет нас по-другому? — взволнованно спросил он.

— Нет. Ты заставляешь меня желать, чтобы и я могла желать. Но… О, мне так больно. Надеюсь, скоро ты найдешь такую женщину, какая тебе нужна.

— Это уже случилось, — ответил он. Она поморщилась. Он понял, что сжимает ее руки изо всех сил, и ослабил пожатие. — Катрин, дорогая моя, мы — недалеко от цели, но намерение мое остается прежним. Будем вместе оставшийся путь… и по прибытии я присоединюсь к революции.

— Такие слова не стоят тебя, — ответила она, побледнев.

— Я сам это знаю, — сердито бросил он. — Венец предательства. Ради тебя я продаю свою душу. Но она все равно твоя.

— Как ты можешь говорить о предательстве? — тон ее был таким, как будто он глубоко ее обидел.

— Очень просто. Предательство, предательство, предательство. Ты слышишь? Революция — хуже, чем просто дьявольщина. Она — глупость. Вы…

Она вырвала свои руки и бросилась прочь. Он остался стоять и стоял до тех пор, пока тьма не окутала его.

«Эй, ты, Фландри, — мелькнула мысль. — С чего это ты решил, что космос создан для твоего личного комфорта?»

Нельзя сказать, чтобы Катрин избегала его после этого разговора. При сложившихся обстоятельствах это было бы невозможно, да она и сама не хотела этого. Напротив, она часто улыбалась ему, чуть-чуть застенчиво, и когда ей случалось обращаться к нему, тон ее был теплым. Он отвечал примерно тем же. Она, вне всякого сомнения, искренне сожалела о том, что причиняла Фландри боль; но она ничего не могла поделать с той радостью, что все яснее проявлялась в ней с каждым километром — в веселом свободном смехе, в особой грации, в остроумии ответов. Хэвлоку не стоило никакого труда исподволь выведать у нее все, что ей было известно об энейской базе.

— Черт побери, до чего же мне противно использовать ее таким вот образом! — сказал он, с глазу на глаз отчитываясь перед командиром.

— Будем считать, что это плата за нашу помощь, — ответил ему Фландри.

— Обычное оправдание вероломства… и былой жестокости.

— И будущей. Вот так. Но тем не менее… Том, мы просто собираем информацию. А вот удастся ли нам сделать нечто большее, зависит от того, как нас встретят на базе. Я уже говорил, что не стану рисковать очертя голову. Мы можем смиренно подчиниться интернированию.

— Если мы все же не…

— Если нам выпадет верный шанс испытать судьбу, будем делать это быстро, чтобы спасти хотя бы несколько жизней. Следует лишь помнить, что в число этих жизней непременно должна входить жизнь Катрин. — Фландри хлопнул своего помощника по спине. — Полегче, сынок. Я вынужден быть более осторожным, чем должен бы. И все равно, сынок, полегче. Помни о девушке, которая ждет тебя.

Хэвлок усмехнулся и зашагал прочь, широко отмахивая руками. Фландри некоторое время постоял, размышляя.

«Итак, у меня никогда больше не будет любимой девушки, если только Хьюг Мак-Кормак не будет настолько любезен, что даст себя убить. Может быть, тогда…

Мог бы я это как-нибудь устроить… так, чтобы она никогда не узнала… мог бы? Пустые мечты, конечно… Но предположим, что такая возможность представится… мог бы я ею воспользоваться?

Если честно — и сам не знаю.»

Подобно американскому тихоокеанскому побережью (на Земле, на матушке-Земле), западная часть Барка была изрезана холмами, спускавшимися к самому морю. Заметив сверкание воды, Катрин взобралась на самое высокое дерево, какое только ей удалось найти. Крик ее, как солнечный луч, коснулся каждого листа:

— Исток Бирсы! Что еще может быть! Мы — всего лишь в пятидесяти километрах южнее Порт-Фридериксена!

Она спустилась на землю. Вид у нее был торжествующий. А Доминик Фландри смог сказать только:

— Отсюда я пойду сам.

— Что?

— Пройду один, без шума, в скафандре. Прежде всего мы разобьем лагерь в каком-нибудь приятном месте. Потом я разузнаю, нельзя ли прислать за нами воздушное судно. Так будет быстрее, чем пешком.

— Позволь и мне пойти, — попросила она, дрожа от нетерпения.

«Ты можешь идти до тех пор, пока не погаснет последняя звезда, если только захочешь. Но ты не захочешь.»

— Мне очень жаль, но это невозможно. Радио тоже нельзя использовать. Слушать можно, передавать нельзя. Откуда мы знаем, какое сложилось положение? Может быть, дела обстоят плохо; варвары, например, вполне могли воспользоваться нашей семейной сварой и оккупировать территорию. Я все узнаю. А если я не вернусь через… гм… два здешних маленьких уцененных денька… — «Тебе непременно надо ломать перед нею шута?» —…то командование примет лейтенант Валенсия. Он и примет окончательное решение.