Из тени возникла фигура Катрин. Он видел, как она отправилась в том же направлении, в котором ушел он, и догадывался, что она должна быть где-то неподалеку. Когда он подошел к ней ближе, ее лицо показалось ему бледным до прозрачности.
— О… Доминик, — сказала она. Годы, проведенные среди природы, научили ее доверять своим чувствам больше, чем глазам.
— Тебе не следовало уходить одной, — он остановился перед ней.
— Так было нужно.
— Следует хотя бы брать с собой пистолет. Я уверен, что ты умеешь обращаться с оружием.
— Да. Конечно. Но после сегодняшнего я не хочу прикасаться к оружию.
— Но ты наверняка видела насильственную смерть и раньше.
— Да. Несколько раз. Но от этого не легче.
— Нападение было самым подлым. Честно говоря, я сожалею только о наших потерях, и нам долго еще придется о них сожалеть.
— Мы проходили через их территорию, — сказала она.
— Может быть, их это возмутило. Дидонианам, как и людям, свойственно чувство территории. А может их ввела в искушение наша утварь. Если бы не наш переход, то не было бы ни убийств, ни ран.
— Идет война, — сказала за него его внутренняя боль.
— И то, что случилось сегодня, лишь незначительный эпизод твоей возлюбленной революции.
Он услышал, как воздух со свистом прорывается сквозь ее сжатые зубы. Ужас от содеянного заставил его похолодеть.
— Я… прости меня, Катрин, — произнес он. — Я не хотел. Я оставлю тебя одну. Но, прошу тебя, поскорее возвращайся в лагерь.
— Нет. — Вначале голос ее был таким слабым, что его почти не было слышно. — Я хотела… позволь мне остаться еще ненадолго. — Она схватила его за руку. — Но заклинаю тебя твоей честью, не нужно таких слов. Я рада, что ты пришел, Доминик. Ты понимаешь жизнь.
«Я?» — Как будто теплая волна разлилась в его груди.
Они постояли некоторое время, держась за руки, прежде чем, неуверенно засмеявшись, она сказала:
— И еще раз прошу тебя, Доминик, будь более практичным.
«Ты достаточно храбра, чтобы жить со своей печалью, — подумал он. — Но достаточно сильна и умна, чтобы повернуться к ней спиной, когда представляется такая возможность, и бросить все свои силы на завоевание Вселенной».
Ему страшно хотелось курить, но чтобы достать одну из немногих оставшихся у него сигарет, ему нужно было потревожить ее руку, и тогда она могла бы убрать ее совсем.
— Думаю, — несмело проговорил он, — что послезавтра мы сможем продолжить путь. После вашего ухода для меня собрали Освещающего Дом. Все составляющие хиша связывались в различных комбинациях с теми особями, что входили в состав Открывателя Пещер, и, среди прочих причин, для того, чтобы получить какое-либо распоряжение на жаргоне.
— Мы все обсудим. Теперь нам понадобится больше времени, чтобы закончить наше путешествие, но возвращение заняло бы еще больше. Оставшиеся хиши смогут справиться со своими обязанностями. Мальчики тоже понимают, что к чему. Мы запомним сегодняшний урок, и будем избегать таких мест. Так что, я думаю, все будет в порядке.
— Не думаю, чтобы нам помешали еще раз, — сказала Катрин, и голос ее вновь был прежним. — Новости распространяются быстро.
— Насчет того рукаса, что мы взяли в плен…
— Да? Почему бы не освободить животное?
— Потому что… видишь ли, Освещающий недоволен тем, что мы можем создать одного лишь полного хиша. Есть работы, вроде перетаскивания тяжелых бревен по крутым склонам, которые гораздо легче и безопаснее производить двоим, особенно учитывая тот факт, что у рукасов действительно есть руки. Далее. Нам придется посылать в разведку лишь одного крилло. Другому придется работать за троих, завершая неполные соединения и принимая решения, пока мы находимся в этой горной местности, от которой можем ожидать всяких фокусов. Одна пара глаз в воздухе — чертовски мало.
— Правильно. — Ему показалось, что он услышал шелест ее отросших за это время волос, когда она кивнула головой.
— Я не думала об этом раньше — удар был слишком силен… но ты прав. — Ее пальцы еще плотнее сжали его руку. — Доминик! Уж не намереваешься ли ты использовать пленника?
— Почему бы нет? Освещающий, кажется, придерживается того же мнения. Иногда такие вещи случались — так сказал хиш.
— В случае крайней необходимости. Но… схватка… такая жестокость.
— Послушай, я все это обдумал, — сказал он ей. — Проверь мои факты и логику. Мы заставим рукаса войти в состав единства с ногасом и крилло, принадлежавших Открывателю Пещер — самого сильного, самого рассудительного из тех, что с нами шли. Он подчинится под угрозой пистолета. Кроме того, ему нужно пить кровь, иначе придется голодать, не так ли? Один вооруженный человек, находящийся поблизости, предотвратит все возможные эксцессы. Как бы там ни было — два сочлена против одного — это что-нибудь да значит. Мы сделаем единство постоянным, во всяком случае, будем поддерживать его постоянным большую часть пути. За это время психика обитателей Громового Камня глубоко проникнет в психику руки. Новый хиш будет вначале растерян и настроен враждебно, согласен; но как бы он ни сопротивлялся, ему придется с ними скооперироваться.
— Но…
— Нам необходим хиш, Катрин! Я не предлагаю рабства. Рукас не будет поглощен. Он будет давать и получать, узнает что-то, что сможет передать своему племени, может быть, даже, послание дружбы, или что-то такое, что поможет им установить регулярные связи и это будет настоящим даром, когда мы отпустим его на волю.
Она помолчала, потом сказала:
— Смело, но честно. Да, в этом весь ты. Ты — больше рыцарь, чем те, кто пишут перед своим именем «сэр», Доминик.
— О, Катрин!
И вдруг он осознал, что обнимает и целует ее, а она целует его, и ночь вокруг вспыхнула костром, взорвалась пением труб.
— Я люблю тебя, Катрин, господи, как я люблю тебя.
Она освободилась от его объятий и отступила назад.
— Нет… — Когда он бросился к ней, она отстранилась.
— Нет, пожалуйста, пожалуйста, не надо. Прошу тебя, не надо. Я сама не знаю, что со мной такое было…
— Но я люблю тебя! — крикнул он.
— Нет, Доминик, просто мы слишком долго шли по этому опасному пути., Ты влечешь меня больше, чем кто-либо другой. Но я — женщина Хьюга.
Он опустил руки и остался стоять там, где стоял, и душа его обливалась кровью.
— Катрин, — проговорил он, — для тебя я перейду на вашу сторону.
— Ради меня? — Она снова приблизилась к нему и опустила руки ему на плечи. Голос ее дрожал от неудержимого полусмеха-полурыдания. — Ты просто представить себе не можешь, до чего же я рада.