Тем не менее он был уверен, что по-прежнему является Джоном Грейди.
Вот уже более трех лет он не видел во плоти ни одного человека. Конечно, выручала видеосистема (к примеру, он мог вообразить, как пробирается через толпу на торговых улочках Гонконга), но он все равно жаждал настоящего общения. Раньше Грейди никогда не думал, что это станет для него так важно. Большую часть жизни он был совершенно погружен в собственный мир, но теперь, отрезанный от других людей, понял, как много потерял, – ведь даже белая ворона не существует в полном одиночестве. Он был погребен в скале. И побег отсюда невозможен.
Конечно, Грейди очень помогали его товарищи, Резисторы. Они могли передавать друг другу послания (вместе с чертежами и инструментами), но он никогда не видел никого из них.
И, разумеется, Джон думал о внешнем мире – и о Берте, Радже и остальных. Что с ними сталось? Его интересовала даже судьба Маррано и Джонсона – двух парней с Уолл-стрит, которые нанесли визит в его лабораторию аккурат перед налетом БТК. А может, они сами служили в Бюро, как знать…
Кто из его друзей очутился тут, в «Гибернити»? Он боялся, что с ними случилось самое плохое. Грейди считал своим долгом отыскать их, но пока ничего поделать с этим не мог, как не мог вообразить себе, каково это – годами страдать от жестокости ИИ-дознавателей. Сам Грейди находился в их власти всего пять месяцев и чуть не сошел с ума. Он не хотел даже задумываться о том, как сильно подвел Берта и других коллег. Сейчас содружество Резисторов насчитывало всего несколько десятков членов – после присоединения Грейди оно пополнилось лишь одним человеком. Никто не знал, сколько узников еще не найдено и до сих пор без всякой надежды прозябает в этих стенах. Полимерные черви перемещались без всякой системы и могли наткнуться на новые камеры только по случайности.
Грейди очнулся от размышлений, когда по итальянскому побережью метнулась красная лазерная точка. Он махнул рукой, выключая видео. Вокруг снова появились унылые стены из серого наноматериала, но красная точка никуда не делась.
Это был созданный Резисторами сигнальный маячок. Значит, от кого-то из них пришло сообщение.
Грейди направился к своему единственному столу, на котором стоял собранный вручную компьютер. Резисторы не могли доверять компьютерным системам Бюро и поэтому строили собственные машины, используя материалы, которые отыскивали полимерные черви. Почти незаметный для невооруженного глаза, компьютер Грейди был собран на керамическом основании. Микроскопический квантовый процессор Джон создал с помощью мультипроцессорных матриц, на которых работали электронные мозги ИскИнов. Невелика потеря, их там оставались еще тысячи. Отключить сигнал тревоги оказалось непросто, зато возможность поковыряться в мозгах искусственного садиста дала хоть какое-то мстительное удовлетворение.
Грейди использовал разработку Александрины Кожевниковой. Эта уроженка Болгарии пятидесяти с небольшим лет была пионером в области квантовой вычислительной техники и тоже томилась в «Гибернити». Из-за ее интеллектуального уровня беседовать с ней было неприятно, потому что она не скрывала своего презрения к тем, кто не столь умен. Александрина согласилась помочь Грейди только из уважения к его предполагаемым достижениям. Компьютер, который Джон собрал с ее помощью, был в сто тысяч раз мощнее, чем любой из тех, на которых он работал прежде, и при этом уместился бы на небольшой обеденной тарелке.
Грейди хлопнул по голографическому 3D-визору, заменявшему машине монитор. Двухмерные дисплеи остались в девяностых; фазированная оптическая матрица и плазменная эмиссия сделали реальностью яркие трехмерные голографические визоры. Их реалистичными образами можно было управлять вручную. Примечательно, как быстро мозг Грейди приспособился к новой форме интерфейса. Теперь работать с ним было так же естественно, как и с реальными предметами. Несколько ловких движений руками – и в воздухе повис распознающий голоса эквалайзер – необходимая мера против ИскИнов, пытающихся выдать себя за друзей.
– Это Джон, – заговорил он.
В ответ донесся знакомый голос Чаттопадхая:
– Джон, у меня важные новости.
Сонограмма подтвердила личность Чаттопадхая – это действительно был он, а не скомпонованные обрывки его прежних речей. Грейди смахнул в сторону значок-подтверждение:
– Привет, Арчи! Надеюсь, новости от комитета мусорщиков? Мне нужен сканирующий туннельный микроскоп.
– Нет. Боюсь, для тебя, мой друг, дни комитетов миновали.
– Хорошо, но почему?
– За тобой идут охранники.
Грейди испугался:
– Идут за мной… но зачем?
– Сообщение пришло со сторожевого поста Виски. Вероятно, тебя переправят в штаб-квартиру Бюро.
Потрясенный, Грейди опустился на стул:
– Не понимаю.
– Я донес до надзирателя Тэты свое неудовольствие.
Мысли Грейди понеслись бешеным галопом. То, что он, возможно, покинет камеру, радовало, но кому и зачем это понадобилось? Ни одна из возможных причин не вдохновляла.
– Зачем везти меня в штаб-квартиру БТК?
– Как раз этот вопрос обсуждает тюремный комитет по связям. На него есть два возможных ответа. Первый: ты перенял их образ мышления.
– Шутишь? Я хотел бы сжечь их контору дотла.
– Верю. Второй ответ: им что-то очень от тебя понадобилось, и, чтобы это получить, они протягивают тебе оливковую ветвь.
– Я же сказал, что хочу дотла сжечь их контору.
– Ходят слухи, что директор Хедрик помешался на твоем гравитационном зеркале.
– Кто это говорит?
– Надзиратель Тета. Его приятель из штаб-квартиры утверждает, что инженерам БТК твоя работа не по зубам, хотя они приложили массу усилий. И что отколовшиеся от БТК группы становятся все большей угрозой. Хедрик, видимо, считает, что овладение гравитацией – ключ к технологическому лидерству на планете.
Грейди уже знал, что существует не одно БТК, а три, потому что первоначальное Бюро раскололось на три части. Где-то на рубеже тысячелетий в БТК возникли разногласия между сборщиками технологий из Азии с одной стороны и Европы с Северной Америкой с другой. По всей вероятности, в Азии решили не раскрывать кое-какие ключевые технические решения, и вскоре по этому же пути пошла и головная организация. Довольно быстро и у тех, и у других появилась собственная вертикаль управления и собственные проекты. А после окончания холодной войны возникла еще и российская фракция Бюро. Таким образом, в настоящее время существовало три независимых Бюро технологического контроля, которые относились друг к другу с крайним подозрением. Их противостояние порой выливалось в кровопролитие – а это мощный стимул для технологической гонки.
