- Они не видят, я вижу... Вы чужаки, вы пришли с неба... в проклятом месте вы поселились, и сами вы прокляты.
- Ну уж, - сказал он. Жужжание анализатора стихло.
- Да, верно, они вас боятся... глупцы... Мне жаль вас... срок ваш уже отмерен...
Анализатор выдал распечатку. Симон отодвинулся и проглядел ее в луче фонарика. Хозяин был прав - от старости не вылечишь. Целый букет болезней. Диабет... атеросклероз... застарелое воспаление легких... наверняка, трофические язвы...
Он заложил в аппарат несколько ампул, соглас-яо коду и включил инжектор. Игла вошла в полупрозрачную руку.
- Вам скоро станет лучше, - сказал Симон. - Ненамного, но все-таки лучше...
- К чему? - сурово отозвалась она. - Все мы умрем. И это еще не худшая участь. То, что ждет вас - хуже... много хуже... Страшно быть ничем, да, чужеземец?
Он молчал.
-Ты скоро?-спросил, заглянув в избу, Гидеон.
- Да, - сказал он, - уже выхожу.
На лугу, под защитой двух горных отрогов, охвативших его, точно две руки, уже разгорались костры - даже сюда доносились голоса и смех.
- Ну и несет от тебя, - заметил Гидеон.
-Выветрится.
-Нашел себе занятие, - недовольно сказал Гидеон. - Возиться в этой грязище...
- А что нам еще остается? Учить... лечить...
- Они тебе скажут спасибо... Что ж ты, такой гуманный, девушке отказал? Она, вроде, была не против.
- Да ладно тебе. Это просто традиции гостеприимства.
- Знаю, читал. Ты мне скажи, если ты такой умный, почему у старосты тулуп наизнанку вывернут?
- Это против нечистой силы. На всякий случай. Боится он нечистой силы, понимаешь...
-Какой еще нечистой силы?
-Нас!
- Ну и ну! В дом зовет, угощает... Дочку в постель сует.
- Одно другому не мешает. Лемех ему нужен. Да и мы, раз в трубу у него на глазах не вылетели при виде тулупчика, должно быть, почти в полном порядке. Это просто страховка, приятель. Просто страховка...
- А что там старуха?
Симон задумчиво поглядел на разгорающийся костер. Пламя было как языки солнечной плазмы, как игра света на дальних кристаллических вершинах, как зов, как обещание, как тоска...
- Ничего, - сказал он, - тут и впрямь ничем не поможешь.
"Кто поможет нам?" - подумал он. ...Костер прогорал, рассыпался пылающими углями; возбужденные голоса стихли, и песни сменились ритмичным хлопаньем ладоней. Симон поднял голову и увидел, что жители деревушки собрались вокруг кострища, усевшись на землю и образовав плотное кольцо. Стук ладоней становился все громче, ему вторил хор голосов, вдруг из кольца зрителей вырвалась женщина - словно не в силах была усидеть на месте - голова ее была непокрыта, косы разлетелись; держа в руках уголки платка, она пронеслась по периметру светового круга и, покружившись, села на место. Ноги ее были босы. Но стоило ей только сесть, из круга тут же выбежала еще одна - она ринулась из тьмы к самой кромке пылающих углей, напоминающих рассыпанные на черном бархате рубины, занесла босую ногу. Симон вздрогнул - казалось, она вот-вот вступит в костер, но женщина отбежала и вновь села на место, и тут же ее сменила еще одна... Шум стал громче, он пульсировал в такт с гулом крови в ушах, дым разъедал глаза, и Симон даже не заметил, которая из женщин пересекла границу огненного круга и выбежала на середину. За ней еще одна - они кружились уже в самом сердце кострища, среди раскаленных углей. Симон непроизвольно напрягся, ожидая ощутить запах горящей плоти, но пахло лишь прогоревшим деревом; снопы искр под босыми ногами танцовщиц взвивались в небо, порою скрывая от глаз кружащиеся фигуры. Теперь уже и кто-то из мужчин прыгнул к танцующим - белая рубаха в отблесках пламени казалась окровавленной.
Симон обернулся к Гидеону - тот сидел, глядя на действо прищуренными глазами.
- Это невероятно, - сказал Симон.
- Иллюзия, - уверенно ответил Гидеон.
-Брось, не может быть! От углей тянуло жаром - волнами жара, порою заставляющими заслонять лицо рукой.
-Говорю тебе, иллюзия.
Симон покачал головой.
- Самогипноз может заставить не чувствовать боли. Но почему же они не обжигаются? Термический шок?
- Да нет же, - твердил свое Гидеон, - иллюзия. Нет никаких углей - вот тебе и самогипноз, и гипноз. Они сами видят то, чего нет, и нас заставляют.
Трава рядом с Симоном пожухла и съежилась, отдельные стебельки занялись робким пламенем. Гидеон, не отводя глаз от танцующих, вдруг начал решительно снимать ботинки.
- Гидеон, - предостерегающе сказал Симон.
- Оставь! Сам увидишь! Сейчас я!
Какое-то время он переминался в траве, видимо приноравливаясь к непривычным ощущениям жестких стеблей, колющих ступни, потом решительно шагнул на угли.
-Гидеон!
Ритмичный шум ладоней оборвался, оставив после себя оглушительную пустоту. Гидеон закричал.
Он выбежал из огненного круга и повалился в траву - упал на бок, поджав колени. Симон подбежал к нему.
- Гидеон!
- Ах ты черт, как больно!
Освещенные пламенем лица равнодушно следили за ними из тьмы.
Лицо самого Гидеона было совершенно белым, глаза закрыты. Симон взял его за запястье, нащупывая пульс - тот был частым и неровным.
- У тебя болевой шок, - устало сказал он. - Погоди, я принесу аптечку. Оставил в доме старосты.
- Нет! - воскликнул Гидеон испуганно. - Не оставляй меня. Я не... Я пойду с тобой.
Симон вздохнул.
- Ладно. Обопрись на меня.
В полном молчании они вышли из круга людей - сразу стало темно. За спиной у них возобновился ритмичный шум.
Дом старосты стоял, погруженный во тьму - должно быть, все способные ходить жители деревни были на празднике. Симон подумал о старухе, которая лежит там одна, в полной темноте - всегда в полной темноте, даже днем, при солнечном свете...
На всякий случай он постучал по филенке двери и сказал:
- Это мы.
Фонарь висел у него на поясе - перешагнув через порог, Симон зажег его; белый холодный луч осветил растрескавшиеся половицы. Аптечка лежала на столе, там, где он ее и оставил - тронуть ее никто не посмел.
Он помог Гидеону сесть на лавку у стола и достал антисептик и бинты. Пока он обрабатывал ожоги, Гидеон шипел от боли, но помалкивал - поскольку жаловаться было бессмысленно; сам виноват.
- Что с ним? - спросила старуха. Голос ее прозвучал так неожиданно, что Гидеон подпрыгнул. Симон заметил, что звук голоса стал сильнее и глубже наверное, препараты подействовали.
- Вступил в костер и обжегся, - сказал он коротко.
- Хочет стать таким, как мы? - вкрадчиво произнесла старуха.
- Просто любопытно было, - обиженно ответил Гидеон. - Почему так?
- Подойди, - сказала старуха, и, поскольку тот колебался, обратилась к Симону:
