Птицы
Обские угры считали что у человека несколько душ: одна из них <...> "уходящая по реке душа" <...> другая - "сонная" душа (приходящая к человеку только во сне) предстает в виде "птицы сна"...
Просыпаюсь от воя сигнализации. Воет моя собственная "Нива". Не понимает, дура, своего счастья. Не ведает, что я - не снаружи, а внутри. Хорош, конечно, ничего не скажешь. Заперся в машине, зачем-то поставил ее на сигнализацию, спрятал ключи в самый дальний, заповедный карман и завалился спать. Словно бы заранее все просчитал и решил подарить себе, любимому, генеральную репетицию пробуждения накануне Страшного Суда.
Ключи я все же нашел. С пятой, примерно попытки. Заткнул крикучую тварь.
Несколько секунд наслаждался тишиной. Потом огляделся.
Автомобиль мой был припаркован у обочины длинной узкой свалки, которая в былые годы, вероятно, считалась переулком. Или даже улицей - кто ее разберет! Но дни культурного расцвета этого места давно миновали. Теперь здесь обретались гнилые доски, ржавая арматура, пустые пластиковые ящики, и примерно полтора миллиона банок от пиво-колы - а как еще сей легкий прохладительный жанр обозначить? Из-под постиндустриального ужаса кое-как пробивалась живучая сивая трава. Вдалеке топорщились бетонные заводские заборы. По небу метались облака, мятые, как больничные простыни. Ущербная луна заливала этот трэш жидким молочным сиропом. Создавалось впечатление, что небесное тело действует продумано и профессионально, как опытный осветитель, привыкший работать на малобюджетных ужастиках: если бы не бледные его лучи, пейзаж получился бы уродский, но квелый и невнятный. А так - настоящая, добротная жуть. Уважаю.
По всему выходило, что отсюда надо убираться. Чем скорее, тем лучше.
Я завел машину. Фары высветили полустертую надпись на обломке металлических ворот, который пережил не только вторую створку, но и саму ограду, и теперь торчал из земли как гнилой, но несокрушимый зуб. "Ост. пр-д" - вот что там было написано. Я кивнул: да, правильно. Уж этот адрес я на всю жизнь запомню... А что пейзаж переменился - так на то и место зачарованное.
Я был абсолютно спокоен. Прекрасно помнил все свои похождения, да и сладостный сон, привидевшийся мне в пустой библиотеке, запечатлелся в памяти до мельчайших деталей. И ожившие старые (вероятно, все же, чужие) воспоминания никуда от меня не делись. Сидели смирно на привязи, как одомашненные, до утраты основного инстинкта откормленные волчата. Если полагать картины прошлого сокровищами, то я вошел в этот дом нищим, а покинул его - ну, не миллионером, положим, но на жизнь, пожалуй, хватит.
Что же касается содержания обретенных воспоминаний, оно меня почему-то больше не пугало. Не озадачивало даже. И не вызывало внутреннего протеста.
Удивившись собственному спокойствию, я еще раз прокрутил перед внутренним взором дикую эту концепцию. Ну, хорошо, положим, я - невесть откуда взявшаяся копия живого когда-то человека, обитатель чужих снов, жилец зазеркальный, не то Ка, не то Ба древнеегипетское, обнаглевшее, да еще и сверхзадачей какой-то невнятной обремененное... И что, топиться теперь? Некоторые, вон, двухголовыми телятами рождаются. Или бородатыми женщинами. Так что мне еще повезло...
Мой разум, вероятно, просто устал истерить по поводу всякого завалящего чуда. Сидел смирно, привыкал к мысли, что концепция сменилась. Теперь истерить будем только в том разе, ежели чудеса вдруг закончатся, что, впрочем, сомнительно. Вот и ладно.
Я сверился с картой. Убедился, что Остаповский проезд действительно существует. Правда, на схеме он выглядел куда опрятнее, чем в жизни. Ну да ладно, машина у меня - практически вездеход, выберусь как-нибудь.
Глава 60
Пуса
В китайском буддизме святые <...> не ставшие буддами, а посвятившие себя вспомоществованию и защите всех живущих.
Через пять минут я был на Волгоградском проспекте и уверенно двигался в сторону центра. Минут сорок поплутал, конечно, по улицам и переулкам, но благополучно добрался до Вениного дома. Приветливо покивал снизу окнам гостиной: распахнуты настежь, свет горит, да еще и Дитер Маер на весь двор нечто жизнерадостное бубнит. Поднявшись, убеждаюсь, что Веня сидит по-турецки в своем любимом кресле и деловито смешивает джин-тоник. Поскольку его стакан вполне себе полон, новая порция, вероятно, предназначена мне. Полководец переходит вброд Великую Реку. Счастье.
- О, нашлась пропажа, - радуется мой друг. - Я уже говорил, что ты пробуждаешь во мне отцовские инстинкты? Вот сейчас мне очень хочется спросить, где ты, блин, шлялся почти двое суток? И почему не позвонил? Первый вопрос, так и быть, замнем. Захочешь - сам расскажешь. А вот второй остается в силе. Я нервничал. Думал: а ну как очередное чудище из зеркала тебя сожрало?
- Вместе с машиной? - смеюсь виновато. - Я бы позвонил, да телефона под рукой не было. И, конечно, я не в курсе, что прошло двое суток. Думал, мы с тобой виделись сегодня утром.
- Вчера. Впрочем, нет, позавчера: уже за полночь... А ты выглядишь довольным, - констатирует мой наблюдательный опекун. - Что-то хорошее случилось?
- Да, - говорю, обрушиваясь прямо на ковер. - Случилось. Хорошее и... Всякое. Я тебе буду рассказывать понемножку - что смогу. Чего не смогу - не расскажу, соответственно. А смогу не слишком много, ибо счастлив, аки последняя скотина, слившаяся на миг с Мировым несуразумом. Хочется разорвать себя на мелкие клочки и раздать человечеству, на бутоньерки. Ты, к примеру, забирай мои руки, загреби ими столько жара, сколько потребуется. Излишки же раздай нищим духом, ибо их блохастый верблюд навеки перегородил все игольные ушки... Хук. Первая часть показательного выступления закончена. Давай стакан. Сейчас напьюсь, спляшу на столе, доживу до рассвета, а там - по обстоятельствам.
- Красиво излагаешь, собака. За такое и стакан не жалко - заметь, не отдать! Передать во временное пользование.
- Страсти какие. Трудно с вами, бизнесменами, дело иметь. Все нашего брата облапошить норовите... Однако джин-тоник по-царски смешан! Беру свои слова обратно. Если разобраться, ты святой.
- Ты тоже, - ухмыляется Веня. - По меньшей мере, блаженный.
- То есть, оба придурки изрядные, - заключаю жизнерадостно. - Слушай, я тебе все собирался сказать, да не выговаривалось как-то... Здорово, что ты мне тогда позвонил! В смысле - здорово, что позвонил именно ты, а не какой-нибудь посторонний хмырь... Я сейчас понимаю, что мог бы совсем свихнуться, если бы ты в тот вечер в Бабушкино не приехал. А так свихнулся в пределах санитарной нормы. По крайней мере, на людей не бросаюсь. Повезло.
- А я с ужасом понимаю, что мог бы остаться абсолютно нормальным, если бы тогда тебе не позвонил, - вздыхает мой друг. - Нормальным жизнерадостным лысым мудаком в самом расцвете сил. Так что не знаю, кто кому еще задолжал...
