К вечеру привезли еще пятерых. Больных поместили в особое отделение, сотрудники больницы назвали его «голубым», — во всех его палатах стонали, бредили и метались на койках люди с голубоватыми отечными лицами.
…Начальник заставы капитан Васильев подождал, пока дежурный выйдет из кабинета, устало сгорбился и прикрыл ладонью глаза. Голова болела, во рту ощущался противный привкус, словно на язык попала старая ружейная смазка.
Еще сегодня утром он обратил внимание на еле заметную синеву на щеках и понял, что тоже заболел. Однако он решил не уезжать, пока еще мог ходить и думать.
Ему все время казалось, что он где-то что-то просмотрел и это послужило причиной эпидемии на заставе.
Опыт бывалого пограничника подсказывал, что тут дело нечисто. Он старался припомнить все случившееся за последние дни, придумал возможные и невозможные случаи, которые могли, бы объяснить свалившуюся беду.
Специальная правительственная медицинская комиссия во главе с профессором Русаковым обследовала заставу, однако ничего предосудительного не нашла. Правда, было отмечено, что пограничники пьют воду из местной речки, протекающей близ заставы. Но речка брала свое начало от горных ключей, и вода в ней была чистая и хорошего вкуса.
Капитан Васильев посмотрел на графин с водой, стоящий на столе. На самом деле, вода в графине была удивительной чистоты и прозрачности. Однако что-то, связанное тоже с водой, привлекло его настороженное внимание. Он долго и напряженно думал, и, наконец, вспомнил доклад Батракова о всплеске на реке во время его дежурства.
«Рыба», — подумал тогда капитан Васильев. А если это была не рыба?..
Вероятно, если бы он был врач и судил бы на основании известных в медицине фактов, то он, может быть, и отмахнулся от такого дикого предположения. Но начальник заставы был опытный разведчик и знал, как часто в практике его работы требовались иногда и фантастические обобщения. Он вызвал дежурного: — Старшего сержанта Батракова ко мне. Срочно!
Батраков явился через полминуты. У него тоже побаливала голова, однако он сообразил, что от него требовалось. Он тут же захватил с собой одного из пограничников, запасся длинным шестом и отправился на речку.
А капитан Васильев подпер гудящую голову кулаками и остался ждать в кабинете, наедине с графином, наполненным водой из речки, водой чистой и прозрачной, как слеза. Батраков влетел в кабинет без доклада. Очевидно, он лазил в воду, волосы у него были мокрые. В руках он держал что-то завернутое в зеленые листья лопуха.
Через пять минут коротышка-газик, прыгая, как заяц, по каменистым осыпям, уже мчался по дороге в город.
И хотя толчки отдавались в голове острой болью, капитан Васильев не останавливал шофера, а только цеплялся руками за железные ручки, чтобы не вылететь из машины. Позади него сидел Батраков и держал в руках графин с водой, взятый со стола начальника заставы. А на коленях капитана Васильева лежала замотанная в полотенце, большая, с бутылку, стеклянная ампула, вытащенная Батраковым из реки. На ампуле был кран, который открывался сложным часовым механизмом.
На дне ампулы виднелись следы голубоватой жидкости.
Через несколько часов профессора Института вирусологии в сосредоточенном молчании разглядывали на экране электронного микроскопа неясные тени, похожие на рассыпанные булавки.
Ушибленный бок доставил Гусарову больше неприятностей, чем можно было ожидать. Оказались сломаны два ребра, они защемили какой-то нерв, хирургу и невропатологу больницы пришлось порядком повозиться, прежде чем они привели все в порядок, и Гусаров, наконец, смог стоять и ходить прямо. Одним словом, он пробыл в больнице не два-три дня, а более месяца.
Этот месяц показался ему самым долгим месяцем в его жизни… Да разве об этом он мечтал, когда ехал служить сюда на границу….
Степан Гусаров учился на последнем курсе сельскохозяйственного техникума, когда его брат вернулся с фронта Героем Советского Союза. О том, за что ему дали звание, брат рассказывал сухо и мало, но всем было понятно, что старший Гусаров проявил смелость, находчивость, преданность Родине. Он держал жестокий экзамен по этим предметам, и золотая звездочка на гимнастерке говорила всем, что он этот экзамен выдержал.
Степан считал, что такие качества есть и у него. Не хватает только обстановки, где бы он смог их проявить…
Поэтому он очень обрадовался, когда его, молодого солдата, направили служить в пограничные войска.
Он рассчитывал, что, может быть, ему повезет и он сможет отличиться. Он надеялся, что диверсанты нарушат границу и именно в том месте, где он будет ее охранять. Гусаров представлял, как бы он стал с ними сражаться. Он стрелял бы в них из автомата, он бил бы их прикладом, кулаком… и не пропустил бы через границу ни одного.
Но вот уже кончался срок его службы. На границе было тихо. Скоро он поедет домой. И никто так никогда и не узнает, на что способен он, Степан Гусаров…
В тот день, когда его собирались выписать из больницы, с заставы привезли первых заболевших пограничников, на заставу был наложен карантин, и возвратиться туда Гусарову было уже нельзя. Он временно остался при больнице и, по его собственному желанию, принялся выполнять обязанности санитара в «голубом корпусе».
Один за другим прибывали с заставы заболевшие товарищи. Гусарову было жалко и больно смотреть на искаженные синеватые лица, слышать их крики и стоны.
Многие из них уже не могли ходить, он на руках таскал их в ванную, переодевал в больничное белье. Не узнавая его, в тяжелом бреду, они вырывались, били кулаками, царапались и кусались; он осторожно придерживал их своими ручищами, громадными, как паровозные шатуны, стараясь не причинить боли.
Наконец, в больницу приехали начальник заставы капитан Васильев и старший сержант Батраков. Они еще могли двигаться сами, хотя и с большим трудом. Лица у них уже начали синеть и отекать.
Батраков привез с собой графин с водой из кабинета начальника заставы.
Гусаров видел, как главный врач больницы сам принял графин и понес его к себе в кабинет осторожно, как будто это был не графин, а мина со вложенным взрывателем.
Он поставил графин в застекленный хирургический шкаф, а сам долго мыл руки под краном и протирал их спиртом.
Вскоре все сотрудники больницы, а с ними и Степан Гусаров, узнали о причине таинственной эпидемии на заставе…
На другой день Гусаров пришел к главному врачу подписать требование на дополнительные комплекты белья для прибывающих больных.
