Вот и сейчас наш стол был сервирован солеными огурцами и вареной колбасой, принесенными Сашей в качестве закуски. Впрочем, он не возражал и против пельменей, которые очень удачно оказались в моем холодильнике. Мы только-только разложили их по тарелкам, хотя бутылка «Нашей» была почти наполовину пуста.
– Тебе не страшно? – очень серьезно спросил Саня.
Само собой, я не собирался рассказывать ему о своих снах… до четвертой или пятой рюмки. Прохоров, как ни странно, все воспринял быстро и достаточно спокойно.
– Чего это мне должно быть страшно?
Вообще-то, я понимал, что Саня имеет в виду. Но говорить об этом не хотелось.
– Знаешь, если тебе не страшно, тогда мне страшно за тебя.
– Брось ты эти свои… – я покрутил в воздухе рукой, подыскивая подходящее слово. Слово не нашлось. Ну и ладно. – Брось! Футбол вчера смотрел?
– Тебе к врачу сходить надо, – страстный болельщик Саша Прохоров не обратил внимания на мою попытку увести разговор в сторону.
– Вот за это спасибо! – я отвесил шутовской поклон, чуть не опрокинув при этом бутылку. – Это я понимаю – манеры! Завалиться в гости на ночь глядя и обзывать хозяина психом – вот образец достойного поведения!
– Кто тебя психом-то обзывал? – Саня удивился вроде как искренне, что меня несколько успокоило. – Или, по-твоему, к врачам только психи ходят? Но в сны свои ты слишком глубоко ушел, с этим бы не мешало разобраться.
– Да не хочу я разбираться, Саня, понимаешь? Не хочу!
– Плохо.
– Ну тебя в баню! – я махнул рукой. – Ты пойми, – я проникновенно заглянул ему в глаза, – мне такой шанс выпал, две жизни одновременно прожить.
– Угу, – Саня энергично кивнул. – Про шизофрению что-нибудь слышал?
– Да причем тут шизофрения?!
– Может, и ни причем. А может… Наливай, кстати, чего сидишь?
Какое-то время мы посвятили ритуалу выпивания и закусывания. Пиво к тому времени уже закончилось, поэтому пили не запивая.
– Ты стремишься уйти от реальности, вот что, Юрка! – Прохоров указал на меня обвиняющим перстом.
– Чушь какая! – фыркнул я. – Сижу тут и вполне реально глушу с тобой водку.
– Сидишь… – покачал головой Саня. – А перед этим как долго дверь не хотел открывать, а? Поскорее заснуть хотел, скажешь, не так?
Я пожал плечами. А что еще оставалось делать?
– Эх, Юра… – Прохоров, проигнорировав блюдце с нарезанными огурцами, достал из банки целый и откусил сразу половину. – Жизнь – это жизнь, а сон – это сон, – выдал он после небольшой паузы потрясающую по глубине и оригинальности фразу.
– Ни черта ты не понимаешь, – грустно сказал я. – Это не сон. Не совсем сон.
– Приехали, – Саня сжевал вторую половину огурца, затем подумал и налил. – И что же это?
– Не знаю, – я пожал плечами. – Но таких снов не бывает. Все совсем по-настоящему, понимаешь?
– Понимаю, – Саша стукнул своей рюмкой об мою и тут же выпил. – Вот что я понимаю. С месяц назад тебе приснился сон. Интересный, красочный, но все-таки самый обыкновенный сон.
– Да нет же! – запротестовал я.
– Не перебивай старших! – Прохоров покачал перед моим лицом своим толстым пальцем и посмотрел из-под бровей. – Обычный сон, повторяю, – он выставил перед собой ладонь, останавливая мои возможные возражения. Хотя я только скептически улыбался. – А уже потом ты домыслил себе все недостающие детали. А себя убедил, что все с самого начала было так, – Саня поболтал в воздухе куском колбасы, – необычайно.
– Иди в баню! – еще раз предложил ему я.
– Давай сходим завтра, – Саня кивнул головой. – Тебе попариться хорошенько не помешает.
– Все! – я хлопаю ладонью по столу. – Сеанс окончен. Спасибо, доктор, мне уже значительно лучше. Теперь слушай сюда: или мы больше не возвращаемся к этой теме, или я выставляю тебя вон, а сам ложусь спать.
Секунду Саша смотрит на меня, а потом пожимает плечами. Что ж нам, правда, и поговорить больше не о чем?
* * *
Папоротник, папоротник… Где же ты есть, зараза? Рэст говорил, что в этих оврагах его должно быть много. Мне много не надо, мне бы несколько стебельков всего…
Нет, с одной стороны, конечно, хорошо, что мне не требуется гадюка вареная или жаба толченая. А с другой – ну, не силен я в ботанике. Рэст поднатаскал немного за первую неделю обучения, но разве за семь дней возможно заполнить тот вакуум, который представляют собой мои знания флоры? На уроках ботаники в школе я считал ворон. А вороны – это не флора. Это фауна.
Папоротник почему-то оказалось найти сложнее, чем семь остальных ингредиентов. Солнце уже к закату клонилось, я зверски устал, проголодался и хотел уже плюнуть на свою затею. Или хотя бы отложить до завтра.
Но я знал, если я не сделаю это сегодня, завтра у меня, скорее всего, не хватит духа. Поэтому, бурча себе под нос самые разнообразные проклятия, я продолжал искать этот чертов папоротник.
Нашел все-таки. Упрямый я парень, честное слово. Теперь – домой. Первым делом поесть, а потом займемся всей этой зеленью. Ну и гадость, должно быть, получится. Ладно, по чайной ложке на ночь – это я как-нибудь перенесу.
Разговор с Саней вне всяких сомнений имел на меня значительное влияние. Вот только боюсь, совсем не то, на которое он рассчитывал. Я действительно решил, что жить двумя жизнями – это не совсем хорошо. И вправду шизофренией попахивает. Я ведь уже начал сомневаться, какая из двух жизней более реальна. Здесь у меня отсутствуют воспоминания – и что с того? Можно считать это амнезией.
В общем, решил я от одной жизни отказаться. От той, где у меня квартира с водопроводом и вообще всеми удобствами. От той, где есть компьютеры, автомобили, самолеты и микроволновые печи. От той, где нет Каиры.
Вполне естественный выбор, не так ли?
Сделать это совсем просто. По крайней мере, я на это надеюсь. В моей ученической тетради – толстом фолианте в кожаном переплете – записан рецепт отвара под названием «мертвая ночь». Жутковато звучит, а на деле все довольно безобидно. Выпиваешь это зелье, и на одну ночь лишаешься снов. Начисто. Это именно то, что мне надо, это должно сработать.
Когда я проживу здесь свою жизнь до конца – что ж, наверное, я вернусь обратно в утро, следующее за нашей с Саней беседой. Встану с похмелья, выпью пива и буду вспоминать этот мир просто как интересный сон. Наверное.
Пока я об этом думать не хочу.
* * *
– Здравствуй, здравствуй, дочка. Проходи.
Дядя Рэст всегда называет меня дочкой. Он и в самом деле мне больше, чем дядя…
– Привет! – я легко целую его в щеку.
– Что заставило мою единственную племянницу вспомнить о своем старом и больном родственнике?
– Дядя! – я топаю ногой и сердито хмурю брови.
