сдохнем. Только нужна вера невинным людям – требуют они от меня приведения в исполнение их
несбыточных надежд. Что ж, пусть надеются – не повредит.
Вера в свет облегчает страданья, уходящим во мрак. Всегда считал, что умирающим в мучениях
надо давать выбор на облегчение страданий, хоть и тяжелыми химикатами, ускоряющими их
неизбежный конец. Не всем же терпеть боль до конца, приближаясь к смерти с трезвым рассудком.
На краю сознания замечаю страх, что сейчас меня возьмут, что сейчас я сдамся. Только не сдамся
я! Не могу я – в тюрьму! Не могу! Сдохну я в заключении, если Агнешку не получу перед
томлением в застенках! В мучениях сдохну! Плевать мне на допросы! На пытки – плевать! Одна
для меня пытка осталась – не получить Агнешку!
Глава 45
Остановил машину на дороге. Экран засветился в руке обманным болотным огоньком…
– Как ты там жив, Швед?
– Что, Охотник, еще открывалка нужна?
– Нет, просто так.
– Да нормально…
80
– Ты в Карелии? С приятелем из Финляндии?
– Да мы с Вейкко только снаряжение сгрузили…
– Как там у нас?
– У нас?
– У нас, Швед.
– Все, как раньше. В стране – все по-старому. А что?
– Тоска что-то заела – по Отечеству.
– По Фатерланду скучаешь, Охотник?
Черт… Только заметил, что пишу на немецком. Забыл, что со Шведом, на шведском надо.
Перепутались языки – похожи они… что немецкий, что шведский, норвежский… Так же русский с
польским путается… Все от усталости – не понимаю уже, на каком языке думаю, на каком пишу…
– Да, Швед, скучаю.
– Вейкко тут котел притащил. Он молчун – не сказал, где взял. Такую редкостную дрянь
сготовил.
– И что же?
– Покромсал все, что было, – и сварил.
– Охотничий суп?
– Тебе виднее, Охотник.
– Я такой тоже готовил. Главное, – жира больше добавить. Колбасу копченую с маслом и еще что-
нибудь такое.
– Гадость же…
– Нет, не гадость. Это – энергия.
– Нет, гадость…
– Ешь давай. И добавку бери. А то тощий, как смерть…
– Это что еще? Сговор какой-то?
– Международный, Швед.
– Все шутишь, Охотник?
– Да не до шуток мне. Ладно, давай гуляй за всех. Конец связи.
Шведы, немцы да поляки – вот и все, Игорь Иванович… Хочу я к своим, на свою землю. И если
уж воевать… На своей земле воевать хочу, защищая, а не нападая. Знаю, что не так дела обстоят,
знаю, что не так должно быть, что такое общество мне дано, такая война, а хочу другого – родного.
Услышал стрельбу, бросил автомат на колени, набросив на него куртку, и дал газу. Всегда так –
хочу на коленях Агнешку держать, а держу – автомат.
Глава 46
Около построек стоит чужая машина. Захожу в автосервис, передергивая автомат. Трое валяются
на полу – поляки, автомеханики. А один – немец, в штатском. Двери в помещении – открыты.
Вхожу…
Вашу ж… Еще один в штатском – труп. Мсцишевский – убит. Вацлав – еще живой. Он припал к
стене, зажимая рану рукой и истекая кровью, – в живот его ранило, но он протянет еще недолго. А
не подохнет без моей помощи – я ему помогу.
– Где Агнешка?!
– В гараже, Ян. Ян, отгони их машину – в гараж… в подземный гараж.
– Что здесь было?!
– У меня в голове мутно все…
– Говори!
– Не важно все… Надо машину отогнать.
– Говори, что было, – быстро, точно и коротко! Я без данных не сориентируюсь!
– Пришли… Спрашивали про девушку, про своего человека… Войцеха спрашивали…
81
– И что?! Не было у них ничего на Войцеха! В таких трущобах вас все боятся – никто ничего не
слышит и не видит! Сказал бы кто-то, что выстрел слышал, что видел, как Войцех труп тащил или
машину отгонял, – взяли бы его давно!
– Знаю, что не было… Он сказал, что – приходил человек, вопросы задавал… Сказал, что – с
ответами ушел человек…
– Ушел или уехал?!
– Ушел… Как ты ему говорил – так точно он и повторил… Мол смотрел он – пошел их человек
не к машине… сказал, что позже его около машины заметил. Ты говорил, что они знают, что –
машина на месте довольно долгое время стаяла, а их человек на связь с ними не выходил. Говорил,
что они думать должны, что – оставил Войцеха их человек и вышел спокойный… что пошел он
ходить неподалеку и ходил недостающее время, а к машине вернулся нервный… и – за руль, и – в
столб…
– Верно все! И что?!
– Войцех все точно так и повторил…
– Занервничал он под конец! А они и пришли посмотреть – занервничает или нет!
– Нет, Ян! Вначале все вроде нормально шло, а под конец… Не знаю, что не так пошло, только не
поверили они – напрягаться начали… Один отошел, на связь вышел, сообщил…
– И что?! Нервы вам просто подпалить решили!
– Не знаю, выдал себя нервами Войцех или мы все себя выдали, только… Получилось у них нас
задергать… Тогда и нам, и им ясно стало, что теперь свидетелей не опрашивать, а допрашивать
будут… Тогда мы…
– Стрелять стали!
– Попали мы, Ян…
– Попали! Да не пропали! Не сказал Войцех ничего лишнего перед вашей стрельбой! Они, если
что и передали перед бойней, – лишь то, что проверять надо направление! А теперь – проверять
нечего! Покойники у нас одни, Вацлав! А у них – одни пропавшие без вести!
– Я не пойму никак, Ян…
– Думай, что у них перед глазами! Нарвались их люди на не тех людей – и сгинули, с ними
заодно! Попробуй докопайся теперь, кто с кем кого и куда! Версий до черта – тут и сговор, и
устранение одних другими с тщательной уборкой и бегством! Людей и вариантов в деле полно, а
следов и трупов – нет! Нет трупов – неизвестно, что среди них нет нас! Разорвутся на куски, ища
всех, а не найдут – никого! Скроемся мы – оборвется наш след!
Светлые глаза Вацлава прояснились – он начал понимать, и силы стали подниматься в нем с
надеждой. Трудно поверить, что Вацлав – красавец с кристально чистыми глазами – просто
палач… нет, не просто палач, а – чудовище, наслаждающееся чужими страданиями. Он пытает не с
ненавистью, а со страстью. Он так жесток, что не ненавидит жертву, как противника, а любит, как
утеху. Он туп, несмотря на то, что куда сообразительнее того же Войцеха. Он туп не умом, а –
душой. И он не только жесток, но и – труслив… готов на все, хватаясь за свою драгоценную жизнь.
