я терплю и сдерживаюсь.
Мсцишевский налил мне еще водки, но я мотнул головой, отказываясь.
– Меня не спиртом, а снотворным накачивать нужно.
Поляк сдержано наклонил седую голову.
– Не такая девушка тебе нужна, Ян.
– Она красива, она чиста…
– Не для тебя она, и ты – не для нее.
– Да я ж не урод и не…
Поляк растянул рот, прижимая руку к сердцу.
– Снаружи, нет… А внутри…
– Нет, я не такой.
– Такой, Ян.
Я сбросил чертовы часы и цепь.
78
– Только с виду такой. Только видимость такая. Вышло так… А на деле я…
– Такой. Как я. Как я, когда был молод.
– А какой вы были?
– Отчаянный. С холодной головой и с горячей кровью, Ян. Завела меня горячая кровь на такую
обрывистую дорогу, что и холодная голова с дороги той не свела, – только сорваться в пропасть и
пропасть не позволила.
– Похоже вообще… Да не той дорогой я иду.
– Той, Ян. Одной мы идем дорогой.
– Цели у нас разные.
– К разным целям одна дорога не ведет.
– Точка на наших путях стоит, от которой они расходятся в разные стороны.
Поляк задумчиво наклонил голову, стыкуя расставленные пальцы.
– Когда я был молод, и я шел к другой цели, Ян. Но пришла старость, кровь остыла и со мной
осталась только холодная голова.
– Хотите сказать, что надо сойти с опасного пути, пока не поздно?
– Нет, Ян… Ты не сойдешь – не сможешь. Я хочу сказать, что тебе надо забыть об этой девушке.
Погубишь ты и себя, и ее, Ян.
– Нет, я спасу ее.
– Спасешь и погубишь. Помяни мое слово, Ян. Нет у вас будущего.
– Зато настоящее есть.
Поляк поднялся.
– Страсть – это стресс, Ян. Последствия серьезного и тяжелого стресса. После него ты
засыпаешь, как шахтер после запредельной нагрузки, – и спишь мертвым сном. Переключатель
щелкает у тебя в голове, и ты – теряешь голову.
Он ушел, а я остался сидеть, тупо смотря в пустой патронник. Может, он и прав – может, мне, и
правда, пора на покой? Только вопрос встает жесткий – смогу я отправиться на покой без
посторонней помощи или нет? Черт… Отправят меня… Свои или чужие – в тюрьму или на
войну…
Клаус подобрался ко мне сзади, настороженно и неуверенно. Он согнулся над моим плечом, с
опаской заглянул мне в лицо.
– Клаус, я… Не знаю теперь, что и сказать.
– Я знаю, я не держу зла, Вольф…
– Не называй меня здесь так, старик.
– Забыл…
– Я все исправлю, Клаус. Пойду, и все исправлю.
– А как ты это сделаешь?
– Не знаю еще. Придумаю. Подумаю – и придумаю.
– Ты всегда знаешь, что делать.
– Нет, Клаус. Не всегда. Не всегда знаю, что думать, что делать… Не такой я умный, как кажется,
Крюгер. Просто, умею казаться умным. Я умею казаться, каким нужно и кому нужно – даже себе. А
на деле я просто – убежденный в своей цели и уверенный в себе наглец из низов. Наглостью я
больше беру, Клаус, и навыком пускать пыль в глаза. И мой единственный принцип, мое
единственное правило гласит, что чужая слабость – это моя сила, что, когда кто-то слаб, я – силен.
– Я знал, что ты вампир… Знал… Когда ты сказал, что ты – охотник, меня как озарило…
– Клаус, перестань ты про…
– Ты скрываешь… Скрывай… Только я знаю… И еще знаю, что силы тьмы дают тебе особые
возможности. И еще знаю, что ты утратишь их, когда перейдешь на сторону добра и применишь их
на пользу людям. И знаю, что рано или поздно ты поступишь именно так – ты стремишься к свету,
Вольф. Только это трудно, и ты сбиваешься с освещенной дороги, блуждая во мраке. Я понял это. Я
понял, что призван свыше направлять тебя. Тебе нужно сражаться с собой – тогда ты выйдешь на
свет снова. Нужно стараться.
79
– Брось ты это, старик. Право, глупо все это… до того глупо, что тошно и голова болит. Дай мне
крысу.
– Что?
– Крысу давай! Мне нужна ее кровь!
– Ты пьешь кровь крыс… Это хорошо… Ты не хочешь крови людей… Это хорошо…
– Сказал, давай крысу!
Старик с пониманием кивнул и поковылял за коробкой, где в заключении томится еще один мой
узник. Эх, Игорь Иванович… Попал я в психушку. И стал последним психом… вернее, первым –
предводителем. И последний станет первым… Допер, наконец, что это значит, про что речь идет.
Стал ваш верный офицер невидимого фронта вполне видимым вампиром. Стал из человека
настоящим чудовищем – злом в красивом обличье, только кажущимся заманчивым и… Игорь
Иванович! Скрутите мне руки! Кол в грудь воткните! Только остановите!
Игорь Иванович молчит… Это, в общем, хорошо. Великая истина: когда ты говоришь с богом, ты
– молишься, а когда бог говорит с тобой – ты сходишь с ума. Да… Агнешка говорит с богом,
Крюгер – с голосами, а я – с начальником… Хорошо, что ответы получает пока один только
Крюгер.
– Вольф, она меня укусила – крыса…
Я сокрушенно качнул головой.
– Как же ты так, старик? Аккуратнее надо с крысой. Особенно с этой…
Эх, ширится круг поражения неизвестно какой заразой… А к черту… Проверим зато – вирусный
агент его мозг разрушает, вызывая шизофрению, или что иное. Официально нигде не заявлено,
только ученые считают, что как раз вирус в его недуге повинен, не выделенный еще четко и не
полностью изученный. Посмотрим теперь на результат случайного эксперимента. Избавит Крюгера
вирус-целитель от призраков и пришельцев – значит, все же вирус в его заболевании задействован.
Только не сразу эффект заметен будет – все же Крюгер своим недугом страдает давно, и пострадал
его разум довольно серьезно. Может, и не видно будет разницы. А вообще, кто его знает, возможно,
восстановится еще. Как начнет мыслить нормально специалист по химикатам – к профессии
вернется еще. Нет худа без добра. Хоть и расползается зараза – все ж не просто так, не впустую.
Глава 44
Пора мне выдвигаться – снаряжение готовить к походу, пути проверять.
Знаю я, что не свернут проект, что бы ни было, что бы я ни делал. Разве что один объект
рассекреченный закроют, а проект не свернут – засекретят другие объекты пуще прежнего и… Что
бы я ни сделал – все пойдет, как шло. Будем мы штамповать оружие – быстрее и больше, пока не
сдохнем. Только нужна вера невинным людям – требуют они от меня приведения в исполнение их
