Когда мы уже лежали в постели, Аня неожиданно сказала:
- А знаешь, ты меня...
Она на секунду задумалась, затем:
- ...я вдруг поверила в то, что мы с тобой могли бы...
Она пристально посмотрела мне в глаза, не решаясь что-то сказать.
- Говори! - поддержал я её.
- Да-да, - сказал она, - я вот уже скоро третьи сутки живу только тобой. Я уже давно так не...
- Что?!
Мне так хотелось, чтобы она выдавила из себя своё признание.
- Это - как если бы я... выпила фужер хорошего вина, - сказала она, - «... хмельная... опьянённая тобою... читай меня губами по губам...».
Строчки ворвались в наш разговор так неожиданно, что я не знал, как на них реагировать. Надо было сказать что-то и Ане на её признание, но меня словно заклинило. Тина просто не давала мне жизни!
- Читай меня губами по губам, - выдавил я.
- Красиво, - произнесла Аня и у неё заблестели глаза, - губами по губам... Как точно! Иии... очень чувственно! Читать губами - это прекрасно! Сам придумал?
Я ничего не сказал.
Аня прижалась ко мне и нежно поцеловала меня в щеку.
На другой день по настоянию Ани мы торопились в Монако. С ней трудно было спорить: в эту пору года Средиземноморское побережье - это рай, сказочный несказанный рай, и Аня не принимала никаких моих возражений.
- Ты считаешь, что я тебя вот так просто возьму и отпущу?
- Ты меня уже взяла, признаю, но...
- Никаких «но»!
И точка.
Она таскала меня за собой по всему побережью, по музеям и частным коллекциям, по базарчикам и магазинам, по ресторанам и небольшим кафе.
- Купи мне мороженого.
Я покупал.
- Как тебе эти?..
Я покупал.
Мне нравились и эти, и эти, и те... Я накупил целый воз безделушек!
- Мне нравятся щедрые люди, - призналась она.
- А я? - спросил я.
Тина больше не появлялась. Но на следующий день...
Ночевали мы на ее вилле. Прежде всего мы много ели и пили, а затем снова утоляли голод тел... И только под утро...
- Голод тел?..
- И только под утро, совсем выбившись из сил, мы засыпали. Мне чудилось, что мы спали втроём. Мне слышалось:
«Смакуй по капле меня, скуля, прикасайся точно... Как жаль уже не начать с нуля не удастся ночь мне... Занозой острой куда-то внутрь далеко под кожу... Пусть это бред, но сказать мне «стоп» даже ты не сможешь...».
- Тина-таки и тут продралась к вам сквозь завесу уединения, - констатировала Лена.
- А знаешь, - признаюсь я, - я в ту ночь испытал крайне забавное чувство - единения и единства.
- С кем, с Тиной?
- Ага! Ты не поверишь, но я впервые в жизни...
- Она же забралась к вам в постель!
- Это нужно пережить, - говорю я.
- С этим надо переспать, - говорит Лена.
Я соглашаюсь: да!
- А выспавшись, за утренним кофе, - продолжаю я, - мы строили новые планы на день и, возможно, на жизнь...
- Теперь и с Тиной? - спрашивает Лена.
- Теперь - да, - смеюсь я.
Аня не переставала твердить о трудностях, с которыми она покоряла вершину своей собственной пирамиды, о тех средствах и способах, что позволили ей завоевать положение в обществе и доброе имя.
- Мой трон, - говорила она, - достался мне не по наследству, но путем революционного переворота. Однажды фортуна и мне улыбнулась... Я уже выстроила свою пирамиду.
Она рассказывала историю за историей о своих поражениях и победах, и поражениях... Жаль, что я не Бальзак, подумалось мне, мог бы написать еще одну «Человеческую комедию» с нечеловеческим и, возможно, трагическим сюжетом, хотя трагедии здесь, на мой взгляд, никакой не было. А что было? Борьба!..
- Я изучила все пособия по выживанию и освоила тысячу и один способ, как не умереть с голоду... Когда вдруг выясняется, что твои планы на жизнь так провальны...
Мне не трудно было представить, как Аня завоевывала себе место под солнцем, под чужим солнцем. У нее была не сладкая жизнь эмигрантки, каких, впрочем, тысячи. Сотни тысяч их бродит по миру. Кому-то везет, а кому-то нет. Невезучим, как Аня, выпадают на долю нечеловеческие трудности, преодоление которых делает их сильнее. Если не убивает.
- Мне еще повезло, - говорила она, улыбаясь, - да, иногда я была и везучей.
И рассказывала мне очередную историю о своем замужестве.
- И, знаешь, почему мы расстались?
Я поднимал брови и делал удивленные глаза.
- Да-да-да, представь себе... Это длинная история.
- Я готов ее послушать.
- Хорошо, как-нибудь расскажу...
Трагедии, слава Богу, не было никакой, я это прекрасно понимал, как понимал и то, что все ее жизненные неурядицы как раз и были той платой за место на троне, который она свила, как орлица, на недоступной вершине скалы. Ведь за все нужно платить. В конце концов, выпив вина и всласть наговорившись, чтобы традиция не была разрушена, мы засыпали.
- И Тина, конечно, была уже тут как тут! - говорит Лена.
- Всё-то ты знаешь!
А ведь я, и правда, ждал её!
В Монте-Карло нам посчастливилось. Мы приехали далеко за полдень, но солнце еще не коснулось горизонта, словно специально для нас высвечивая удивительную панораму этого рукотворного райского уголка. Мне не хотелось, чтобы ночь окутала тьмой это море, эти пестрые дома и здания, эту зелень деревьев, частокол голых мачт... И я попросил солнце, чтобы оно остановилось.
- Ты забыла закрыть машину, - сказал я Ане, когда мы направились в сторону набережной
- Здесь не воруют.
Поскольку Аня взяла на себя роль гида, я задал свой первый вопрос:
- Что значит «Монако»?
- Я и сама бы хотела это знать, - сказала Аня.
Потом мы узнали, что название происходит от Portus Hercules Monoecus - древнего порта Геркулеса, который упоминается в средиземноморских легендах.
- Вот видишь, - сказала Аня потом, - ты и меня просветил. Стыдно сказать, но я до сих пор не имела об этом никакого понятия, хотя и бываю здесь довольно часто.
Мы бродили по сияющему вечернему городу, где роскошествовало безумство огней и красок, все мигало, вертелось, бежало, летело и лилось полноводной рекой - море, море огней, кипящий котел, сущий ад! Но и рай...
- Говорят, что на карте это крохотное княжество можно найти только с помощью лупы, - сказал я.
- В его состав, - пытаясь восстановить во мне пошатнувшееся было доверие, как заправский гид, объявила Аня, - входят три района: старый город Монако, над которым возвышаются вон те, видишь, очертания дворца Гримальди...
- Эти, что ли?..
- Они самые, далее - портовый квартал ла Кондамин и, собственно, Монте-Карло, скала, где...
- Скала?..
- Да, скала...
Затем мы ужинали и просто болтали... Воспоминания, воспоминания... Нет на свете ничего милее и трогательней!
Хочешь поиграть в казино?- неожиданно спросила Аня.
Я проиграл около трех тысяч франков, от чего Аня пришла в восторг.
- В тебе проснулся еще один талант - уметь проигрывать. Мне нравится твой азарт, с которым ты расстаешься с деньгами. Прежде я не замечала за тобой этой прелести.
- Прежде мы играли в другие игры.
- А в какие теперь?
Я промолчал.
- Ты не ответил. Ты по-прежнему играешь в теннис?
- Я никому не проигрываю. Даже в теннис.
Я не знаю, зачем я это сказал. Мы даже успели покататься на роскошной яхте ее знакомых, которые приставали ко мне с расспросами о теперешнем политическом режиме в России, как будто я был министром ее внутренних дел и знал все подробности этого режима.
Аня не могла допустить, что я, ее гость, могу заскучать рядом с ней или стать равнодушным ко всему, что ее интересовало и чем, по всей видимости, она жила. И другой жизни себе не представляла. Какие еще пирамиды?! Какая Америка с ее безумным «The American Way of Life» и какая Россия с ее совковыми замашками?!
- Здесь, постарайся это понять, здесь теперь моя родина!
Она повторяла эту сентенцию на каждом шагу. С гордостью. И рассказывала, рассказывала... Это было путешествие-исповедь. Все свои достижения она преподносила мне на тарелочке с золотистой каемочкой.
- Я тебя понимаю.
- Вот на этой воде громоздился когда-то весь флот Юлия Цезаря в ожидании Помпея, - сказала Аня, скользнув ладонью по линии горизонта, - но тот убежал от него в Иллирию.
- Струсил что ли?
- Цезарь не был трусом.
Хорошо бы найти хоть щепочку от этой флотилии, подумал я, чтобы по ее биополю воссоздать из какой-нибудь подвернувшейся под руку стволовой клетки самого Цезаря.
Меня не оставляла и еще одна важная мысль: как бы раздобыть здесь клеточки Леонардо да Винчи! Они ведь где-то здесь неподалеку, в Амбуазе, возможно, в часе езды отсюда. А Мона Лиза висела в спальне Леонардо до самой его смерти. Он не продавал ее ни за какие бешеные деньги. После его ученик продал ее королю.
- Как замечательно - я и не знала! - призналась Аня.
