Темное пространство расслаивалось, как при оптическом эффекте.
В башню просунулся Витамин. Сначала я подумал, что мой друг сошел с ума. Он молча тянул меня к себе. Пока не вытянул на крышу.
— Любуешься? — сказал он. — Все на месте?
— Что случилось?
— Что случилось? — Витамин выглядел крайне возбужденно. Может, все клиенты перешли на медь? — Хорошенькое дело! Это я тебя должен спросить. Вот это новость! — сказал он, взявшись руками за голову. — Вот это новость!
— Что за новость? — сварливо сказал я. — У прачки вновь приплод?
— Так, — сказал Витамин, успокаиваясь. — Ты знал об этом?
— О чем? — сказал я.
— Отсюда нельзя вернуться. Вот так!
— Кто тебе сказал об этом?
Я произнес это так, что Витамин побледнел.
— Ядро…
Я окинул взглядом ночную местность. Непроницаемая мгла стлалась у горизонта. Что-то тревожное было в этом.
Потом далеко в ночи, как индикатор, замерцал огонек — костер лесоруба или охотника.
Его было хорошо видно и так, без всякой фальшивой оптики.
— А где Ядро?
— Напился и несет не в масть. — Тут Витамин очень удачно изобразил нашего друга во хмелю, навязчиво пытающегося что-то кому-то объяснить. — Нет связи — нет выхода. Он же в модели не участвует, ведет себя, как типичный отставник — гуляет. Он побывал в дальних парках и…
— Мир един, — перебил я его. — А это декорации. Какие парки? Ядро сейчас и об пень запнется. Может, он просто философствует?
— Похоже, — согласился Витамин. — Но и Лагуна утверждает, что аквариуму нет конца.
Я задумался.
— А тебе не все равно? — сказал я. — У тебя здесь дело, положение.
— Как бы не так, — сказал Витамин. В его глазах появились злые огоньки. — Я все это… рожи эти… готов терпеть, но до определенного момента. Лагуна считает, что Шедевр насобирал из экономии своей коллекционной синтетики отборных нищих со столичной помойки. Как их, обжор, отличить? Здесь все пирожные приземляются кремом кверху. И вообще, вы с Шедевром всё это затеяли, вот вы и…
Не окончив, он махнул рукой.
— Всего в избытке.
— Я тоже думал, что все будет. Всем перепадет.
— Нет лимита, — подтвердил я, как заведенный.
— Все всем? Навалом? Нет… что ты. Так не бывает. Нигде. Должен быть контраст. Закон природы. Ты думаешь, меня провели? Да куклы здесь, как люди. Модель для них естественна. Протестовать против такого положения вещей? Я тертый калач, и золоту цену знаю. Но здесь и оно самой высокой пробы. Как против этого устоять?
— Отделить.
— Рискуешь.
— Каждый выходит из модели, когда угодно.
Витамин поспешил скрыться, но я остановил его:
— Будь сегодня ночью в театре.
— Понял… — сказал Витамин.
— Всего вам доброго, — сказал звездочет.
— Досуг, ты тоже уходи. Ты ведь все понял?
— О, да.
Над головой навис вместительный открытый космос.
Топ стояла у зеркала, поправляя волосы.
Я захотел поцеловать ее, но она отстранилась.
— Ты что?
— Ничего.
— Это из-за того случая?
Не надо было мне спрашивать.
— Нет. Это не имеет значения.
Как бы не так.
— Спустимся через окно?
Хорошо, что Топ любит экскурсии. Я открыл окно.
Топ бросила последний взгляд на свою спальню, как зал, и посередине кровать. Настоящее звездное ложе, торжественное, взбитое так, что в нем можно было утонуть.
Я зацепил шаткую ступеньку веревочной лестницы. Мы спускались вниз среди зелени, сеткой покрывающей заднюю стену салона.
Видны были крыши пустых конюшен.
Под стеной стояла карета. Топ скользнула внутрь. Я сел на место кучера. Копыта зацокали по мостовой. Близилась полночь, и на улицах было пусто. Мы проехали через ворота, где адвокаты, семеня на ходу, бдительно вглядывались в печать.
Город оставался позади. В салон мы, по-видимому, не скоро попадем. Представляю, что там начнется, когда повалит эта орда агрономов с рынка. Пировали одни, достанется другим. А когда сам Шедевр подоспеет…
Салон не так прост, как всем кажется.
Карета въехала в парк, как в погреб — так там было темно. Идеальные условия для разбоя.
Колеса поскрипывали. Мы упорно вглядывались в темноту.
В вышине с резким криком пролетела сова, и Топ вздрогнула, вцепившись мне в руку.
— Что это я.
Мы выбрались из парка. Появилась луна. Развалины выглядели очень таинственно. Карета приближалась к заброшенному поместью.
Театр громоздился, как черная туча. Карета остановилась.
— Говорят, здесь полно реквизита, — сказала Топ. — И всякого антиквариата. Аскеты были так щедры, что давно разорились. И статисты водятся…
Стены театра сливались с темным небом. Ветер гнал по двору сухие листья. Повеяло безысходностью. Луч фонарика пробежался по каменным карнизам, бесцветным орнаментам.
Мы вошли в театр. На равных расстояниях горели факелы.
Мы очутились на балконе и остановились.
— А вот и еще один, — сказал чей-то голос. Зал внизу был набит куклами. Настоящий аншлаг. Лагуна и Витамин стояли спиной к спине, как на арене.
— Вам не понадобилось особого приглашения, — снова послышался голос Юбилея. Он был вместе с шутом Штампом. — Что вас привело сюда? Ну, конечно! Простое равнодушие! Как я заметил, вы, Пикет, чрезвычайно равнодушны.
Я следил за рассуждениями искусствоведа. Куда он клонит?
— Да, вы равнодушны. Вы можете есть, когда не голодны! Смеетесь, когда ошибаетесь! Вы ненормальны — доверяете лжи. — Искусствовед даже руками всплеснул. — Переделать все хотите. Красота вас угнетает, а нектар приторен. Нищих вы не отличаете от богатых. Вы не люди! Но разоблачить вас было непросто. Ох, как непросто. Наш бренд первый вас заподозрил. Бунтовать надумали? Если бы!
Он судит по нашему поведению, пронеслось у меня в голове.
Конечно же, подумал я с облегчением, искусствовед отличил наше поведение от поведения остальных. Я думал, он заподозрил в нас заговорщиков. А мракобес намекает на нашу природу. Я даже обрадовался, хотя непонятно чему. Теперь нам точно крышка.
— Все у вас напоказ! — торжествуя, завопил Юбилей. — Вы — шоу!
Что еще ждать от виртуоза, более оригинального. Я не представлял себе, как мы выкрутимся.
То же было написано на кислых физиономиях моих друзей. Попраздновали.
— Скоро вся компания будет в сборе, — сказал Штамп. — Сомневаетесь? Пастуха выдала собственная жена, ха-ха! Ах да, обсчитался. Еще вожак. — Штамп примолк.
— Много слышал о нем, — сказал Юбилей. — Не скрою, любопытно взглянуть. Колоритная, говорят, фигура. Скоро нам, надеюсь, представится такая возможность.
В зале оживленно загалдели. Не все разделяли подобный энтузиазм. Не разделяли те, кто уже видел Шедевра.
— Она вам уже представилась. — Голос прозвучал, как гром с небес. — Звали? Я пришел.
Все застыли, глядя в сторону, где возник гигант.
— Вы… серая масса… желали видеть меня? — спросил он. Он говорил совсем тихо.
Шедевр словно рос на глазах. Челюсть у него выдвинулась до предела, а глаза под полуприкрытыми веками мерцали. Никто не мог отвести от них взгляд.
— Кто здесь хотел видеть меня? — взревел Шедевр, ударив кулаком по стене.
Он был страшен. По всей стене от удара зазмеились трещины. Шедевр всегда был готов к битве. На губах появилась знакомая усмешка.
— Ко мне! — сказал Шедевр. — Воины! — Голос его зазвенел, как сталь. — Ко мне! — Ничто уже не могло остановить его.
Страшный низкий рык потряс все до основания. Это был голос неукротимого льва, и он бросал вызов им, гиенам.
Не в силах воспротивиться этому призыву, куклы двинулись на него нестройными рядами. Половину Шедевр смел, как при жатве, одним взмахом руки. Никто и не представлял себе, как он силен. Это был атлет, гладиатор.
Куклы бросались на него и разбивались, как об скалу. Так и не сбросив оцепенения, они ломились к нему, словно их там ждало спасение. Шедевр крушил кукол, разламывая на части, швырял о стены, как только мог, не сделав за все время и лишнего шага.
