— А я догадывался, — сказал Витамин. — Я с самого начала догадывался, на что мы идем. Обещали полный контроль за моделью, а где он? Вы куда теперь?
— Нам в другую сторону. Игра продолжается.
— Прощайте! — Лагуне не терпелось порезвиться на тропе войны, а Витамин не прочь был продолжить свою коммерцию в новых условиях.
Мы с Топ остались одни. Я уже жалел, что так быстро расстался с друзьями. Нужно было предупредить Бума. И со мной была Топ. Мы долго, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза.
— Что это? — воскликнула Топ.
Из тени показался человек. Он был в плаще и шляпе, надвинутой на глаза.
— Миф! — обрадовалась Топ.
— Я ждал вас, — сказал Миф.
Улыбка застыла на его бледном лице. Единственный горящий факел давал неверные, дрожащие отсветы.
Я почему-то насторожился. И запоздало подумал, почему это в зале горели факелы, если мы считали его необитаемым.
Я направил фонарь в сторону охотника. Топ вскрикнула.
Яркая вспышка затмила глаза. Очнувшись, я увидел поверхность земли. Рядом лежал горящий фонарь, а дальше виднелись чьи-то ноги. Я вскинулся.
Фигура в плаще и шляпе была на месте.
Я приблизился. Это был манекен, используемый в больших магазинах готового платья.
Я снял с манекена шляпу. Но сходство с Мифом было. Тот же рост, та же стать.
Поэтому, когда я заслышал голос, манекен мне показался живым и даже улыбающимся.
Топ обманули — это я ясно понимал. И карета пропала. Не то, передразнил я Парадокса. Все то. Все четко, выпукло.
Я добрался до странного места. На равнине тек ручей, обсаженный пальмами. Вода была очень прозрачной.
Она приятно освежала.
— Как хорошо, — услышал я знакомый голос, — как хорошо, что вы пришли к нам.
Я разогнулся. Голос был под стать ее обладательнице — миловидной девушке в кремовых брюках.
Я заметил огороженную усадьбу. Хозяева — Досуг с Мимикой — вдвоем управлялись тут.
Мы разговорились. Я узнал, что кто-то проезжал ночью.
— Хотели позвать, — сказала Мимика. — Но не успели.
— Как тут успеешь, — сказал Досуг. — Пронеслись, будто волки за ними гнались.
— Что ты говоришь такое, — сказала Мимика.
Досуг спохватился, что не загнал овец.
Мы с Мимикой пошли по саду. Темнело все быстрей.
В темноте беседки попадались с сорняком вперемешку крупные ягоды вишневого цвета.
— Мне нравится, когда попадается съедобное там, где его быть не должно. Вдруг возьмет и обнаружится что-нибудь вкусненькое…
Я остался на ночлег. Мне отвели чистенькую комнату, угостили морковным кофе, пожелав спокойной ночи. Я подумал, что не должен быть так спокоен. Но я знал этих людей. Обилие домашней еды, обволакивающие разговоры… а может, Мимика слишком много улыбается?
А ведь в саду так странно, потому что тихо и все неподвижно. Неестественно тихо.
Комната смотрела окнами в поле. Хорошо была видна пашня, освещенная луной, сквозь редкие ветки росших у окна кустов, казавшихся черными.
Было так тихо, что мне хотелось заорать, и я чувствовал, что если это произойдет, то я обрету облегчение.
Я пошел по тропинке и заметил на скамейке Мимику. Она сидела, наклонив голову, совершенно неподвижно. Больше всего мне не хотелось встречаться с ее глазами.
Она подняла голову. Взгляд был пустой и ясный.
— Вы не спите. Почему? Вы должны хорошо спать. Почему вы на меня так смотрите? — вдруг спросила она. — Здесь был один человек. Он тоже так посмотрел на меня, и мне от этого стало не по себе. Не смотрите больше так, хорошо?
Я сказал, что больше не буду. Она оживилась. Это была прежняя Мимика — задумчивая, нежная.
Я увидел, что в беседке горит свет. Не обращая внимания на Мимику, я подошел к ней. За столом сидели люди, низкорослые, как дети. Все они стали медленно поворачиваться. Их рты были испачканы в красном.
Головы у существ были круглые, как мячи, посаженные на плечи, а рты разевались так, будто голова распадалась.
Я подался назад и столкнулся с Досугом.
— Акустики всегда едят ночью, — сказал он.
— Да, — подтвердила Мимика. — Они всегда едят фрукты ночью.
Мне казалось, что я схожу с ума.
Я покинул гостеприимную усадьбу. Рядом с ней я обнаружил следы кареты.
Парк рос необъятной стеной.
Отель высовывался из парка целиком. До него, казалось, рукой подать. Я знал, что это впечатление обманчиво.
Насколько оно обманчиво, я понял, когда стал думать, что нет никакого отеля. Вообще ничего нет, кроме парка, бесконечного, вверх и во все стороны.
Я вышел из леса вечером. Отель был передо мной. Я рухнул в высокую непыльную траву, из которой башни отеля были едва видны.
Стог сена под отелем отвечал всем требованиям для отдыха. И никто впопыхах не наступит.
Из-за холма вырывались, словно рапиры, узкие полоски последних лучей садящегося солнца.
Потом в глубине небес показались первые неверные звезды. Вырисовался серп луны, тоненький, как паутина, и, как миллионы лет назад, заискрился, разметался по небу Млечный путь, превратив отель в мрачную громаду, слившуюся с высоким черным холмом.
Я улегся на сене. Вверх уходило море листвы, среди которой проглядывали приятного оттенка толстые ветки.
Не пожалели средств. Я первый раз вспомнил о Шедевре.
Шедевр создал эту модель для себя. Надежно, добротно. Он искусно использовал нас в своем шоу. Но сам он не играл. Это была его жизнь.
А Топ осталась со мной. Осталась… Я даже не был уверен, в отеле ли она.
Я зашевелился, устраиваясь на верхушке копны, глядя на луну. Она, по крайней мере, настоящая. В отличие от сена. Странное сено. Все здесь сохраняется неизменным. Непросто было это все сделать. Этот мир обошелся в копеечку.
Все изготовлено. Не отличить. В этом был интерес. До какой степени все скопировано. Удалось всего создать множество.
Ведь на любую искусственную вещь уходит столько сил.
А тут все сразу. И где набрали столько материала?
Ведь раньше в этом месте ничего, кроме вечной свалки, не было.
Модели, думал я. В сущности, это наш идеал. Все хотят быть другими. Хотя бы в мечтах.
Сыграть роль, достойную себя. Все хотят иметь правильные черты лица, безупречную фигуру, чеканную речь.
Никто не желает быть изъяном.
Куклы есть во всем мире. Все, даже их противники, с удовольствием пользуются услугами робота, который все стерпит, так как у него нет чувств, не действуя тем самым на нервы.
Эти куклы другие. Но они все равно ненастоящие, оболочки всего лишь.
А что в модели может быть сильнее слабого шоу, лишнего в жизни.
Шедевр не ошибся. Он будто на клавиши нажимал. Люди отмели все свое, как сор, в сторону.
И вдруг в модели лишнее становится основным.
Это были досужие рассуждения, а первой мыслью было, когда я открыл глаза — не упал ли я?
Уж очень мрачно было вокруг, и все шумело.
Я покоился на стоге и слушал, как высоко вверху воет ветер. Ночь подходила к концу. Я проспал всю ночь, и неудивительно. Забраться бы сейчас на верхушку самого высокого дерева и посмотреть на парк. Картина, наверно, внушительная.
Я нашел такой ствол. Поднимаясь все выше и выше, я опасался лишь, что меня может сдуть. Оказалось, не напрасно.
Ветер был ураганным. Взору моему предстал величественный вид.
Я, как зачарованный, следил, как бушует океан листвы в мертвенном свете луны.
На равнине все сдвинулось на шаг, только слабо светящаяся фигура в центре осталась неподвижной.
Тут налетел такой порыв ветра, что меня, как пушинку, оторвало, пронесло по воздуху и мягко прилепило к другому стволу, как во сне, в этой модели.
Может, прыгнуть головой вниз? Точно перевернет и уложит мягко на почву, как лист.
Может быть, подумал я. Пробовать не стал. Без особой необходимости. Оставалось спуститься вниз, что в темноте само по себе увлекательно.
Я стоял на прочной земле и смотрел на отель, вставший на дыбы. Корнями он погружался в землю, а кора, изборожденная глубокими морщинами, придавала ему мрачный вид.
