— Нельзя так себя вести в доме вашего герцога, — сказала она. — А теперь выпейте это! Я вам приказываю!
Айдахо выпрямился, глядя на нее. Медленно и членораздельно он проговорил:
— Я не собираюсь подчиняться приказам проклятой шпионки Харконненов.
Уйе онемел, не отрывая взгляда от лица Джессики.
Ее лицо сделалось мертвенно-бледным, но она осталась на месте. Все теперь прояснилось: неясные намеки, которые она слышала в словах, видела в действиях окружающих ее людей, можно было теперь перевести на понятный язык. Ее охватил такой приступ гнева, что она потеряла дар речи. Ей понадобилось прибегнуть к самым сокровенным знаниям Бене Гессерит, чтобы успокоить свой пульс и выровнять дыхание. И даже тогда перед ее глазами вспыхивали круги. «Айдахо всегда поручали слежку за леди». Она бросила взгляд на Уйе. Доктор опустил глаза.
— Вы знали об этом? — повелительным тоном спросила она.
— До меня… доходили слухи, моя госпожа. Но я не хотел усугублять ваше бремя.
— Хават! — крикнула она. — Я хочу, чтобы немедленно привезли Зуфира Хавата!
— Но, моя госпожа…
— Немедленно!
«Это должен быть Хават, — подумала она. — Такие подозрения, как эти, не могут исходить из другого источника. Иначе им нет веры». Айдахо покачал головой, бормоча:
— Черт бы все побрал…
Джессика перевела взгляд на чашку в своей руке и резко выплеснула ее содержимое в лицо Айдахо.
— Заприте его в одной из комнат для гостей, в восточном крыле, — приказала она. — Пусть проспится.
Охранники хмуро посмотрели на нее. Один сказал:
— Может быть, нам стоит отвести его еще куда-нибудь, моя леди. Мы могли бы…
— Ему следует находиться там! — отрезала Джессика. — Для него там есть работа. — В ее голосе зазвучала горечь. — Он умеет так хорошо наблюдать за леди!
Охранник сглотнул слюну.
— Вам известно, где находится герцог? — спросила она.
— Он на командном посту, моя госпожа.
— Хават с ним?
— Хават в городе, моя госпожа.
— Немедленно приведите ко мне Хавата! — распорядилась Джессика. — Когда он придет, проводите его в мою гостиную.
— Но, моя госпожа…
— В случае необходимости я свяжусь с герцогом, — сказала она. — Надеюсь, такой необходимости не будет. Я не хочу беспокоить его, вмешивая в это дело.
— Да, моя госпожа.
Джессика сунула чашку в руки Шадоут и встретилась с вопрошающим взглядом ее синих глаз.
— Вы можете идти спать, Шадоут.
— Вы уверены, что я вам не нужна, госпожа?
— Вполне, — усмехнулась Джессика.
— Возможно, с этим надо подождать до завтра, — предложил Уйе. — Я могу дать вам снотворное и…
— Возвращайтесь к себе и предоставьте мне действовать самой. Я сама решу, что делать, — сказала она. Чтобы смягчить суровость своего тона, она потрепала его по руке. — Это единственный путь.
Высоко подняв голову, она резко повернулась и направилась к себе. Холодные стены… коридоры… знакомая дверь. Она рванула ее на себя, вошла и захлопнула ее за собой. Остановившись возле двери, она замерла, глядя на закрытые защитным полем двери и окна своей гостиной. «Хават? Может ли он быть одним из тех, кого удалось подкупить Харконненам? Что ж, посмотрим…»
Джессика подошла к глубокому старомодному креслу под вышитым чехлом и повернула его так, чтобы можно было сидеть лицом к двери. Внезапно она вспомнила о крисноже, прикрепленном к ноге. Она сняла ножны и зажала кинжал в руке. Еще раз она внимательно оглядела комнату, запечатлевая в памяти каждую мелочь: стул в углу, стулья с прямыми спинками вдоль стены, два низких столика, ее цитра у двери в спальню.
Суспензорные лампы заливали комнату бледно-розовым светом. Она притушила их, села в кресло и, потеребив обивку, оценила ее прочность.
«А теперь пусть приходит, — подумала она. — Увидим, что будет». И она принялась готовить себя к встрече, как это делали Бене Гессерит: собрать терпение, наполнить себя силой.
Раньше, чем она ожидала, в дверь постучали, и появился Хават. Слезящиеся глаза старика блестели. Освещение комнаты придавало его морщинистой коже желтоватый оттенок; на рукаве виднелось мокрое пятно.
Она поняла, что это кровь. Указав на один из стульев с высокой спинкой, она сказала:
— Сядь на этот стул лицом ко мне.
Хават поклонился и сделал так, как она ему велела. «Все этот пьяный дурак Айдахо», — подумал он. Он изучал лицо Джессики, удивляясь ее выдержке.
— Нам потребуется много времени, чтобы объясниться, — сказала Джессика.
— Что вас беспокоит, моя госпожа? — Он сел, положив руки на колени.
— Не надо играть со мной в прятки! — взорвалась она. — Если Уйе не сказал, зачем тебя вызвали, то это должен был сделать один из охранников. Можем мы быть, по крайней мере, честными друг с другом?
— Как пожелаете, моя госпожа.
— Прежде всего ты ответишь мне на один вопрос, — сказала она. — Являешься ли ты агентом Харконненов?
Хават сорвался с места, его лицо потемнело от гнева. Он резко бросил:
— И вы смеете обвинять меня в этом?
— Сядь, — сказала она. — Ты тоже осмелился обвинить меня в этом. Он медленно опустился на стул. А Джессика, читая его мысли, с облегчением подумала: «Это не Хават».
— Теперь я знаю, что ты хранишь верность моему герцогу, — сказала она. — Поэтому я готова простить тебе свою обиду.
— А есть ли что прощать, госпожа?
Джессика нахмурилась, размышляя: «Может, сказать ему о моем главном козыре? О дочери герцога, которую я вот уже несколько недель ношу под сердцем? Нет! Сам Лето еще не знает об этом. Это только осложнит его жизнь, рассеет его внимание в то время, когда он должен сосредоточить все свои силы на борьбе за наши жизни. Еще не пришло время об этом говорить».
— Знающий правду разрешил бы этот наш спор, — примирительно произнесла она, — но у нас нет такого человека.
— Как скажете. У нас нет человека, знающего правду.
— Зато среди нас есть предатель! — воскликнула она. — Я изучила наших людей с огромным вниманием. Кто это может быть? Не Гурни и, конечно, не Дункан. Их лейтенанты недостаточно опытны, чтобы решать серьезные дела. Это не ты, Зуфир. Это не может быть Пол. Я знаю, что это не я. Остается доктор Уйе. Следует ли мне позвать его и устроить ему испытание?
— Это напрасный труд, — сказал Хават. — Он воспитан Высшим колледжем, это я знаю наверняка.
— Его жена Бене Гессерит была убита Харконненами, — сказала Джессика.
— Вот как!
— Разве вы не слышите ненависти в его голосе, когда он говорит о Харконненах?
