Я сиганул прямо с макушки Бараньего Лба. Вынырнул, в несколько гребков оказался на том месте, где болтыхался парень. Попытался увидеть голову среди накатывающих одна за другой волн. Его могло отнести в сторону. В любую! А могло и накрыть окончательно.
– Эй! Парень! Ты где?
Громко крикнуть не получалось – водой захлёстывало, дыхания не хватало. Да любой крик глох в ревё прибоя!
– П-пам… па… ги… – он всё-таки вынырнул, услышал. Или увидел? Какая разница! Он был жив и звал на помощь.
Меня взметнуло на гребень, и я наконец заметил – голова, беспомощно бьющие по воде руки. Волна накатывала на него, готовилась захлестнуть. Раньше, чем я окажусь рядом. Поверху никак не успеть.
Я нырнул. Поглубже, туда, где вода не пенилась, оставалась прозрачной. Незадачливого пловца накрыло-таки, и теперь он шёл на дно, выпуская из лёгких последние пузырьки воздуха. Он?! Да нет же – она! Это была девушка, даже девочка-подросток. Худая, угловатая, только начинающая набирать женские формы.
Я поднырнул, ухватил под мышки. Рванул вверх, к небу, к воздуху.
Нахлебаться воды она всё же успела. Висела беспомощным кулём у меня на руке.
– Дыши! Дыши!
Постарался надавить ей на живот свободной рукой. Да где её взять, свободную, когда очередной гребень уже на подходе?
Девочка громко икнула, закашлялась.
– Грести сможешь? За меня держаться и грести?
Какое там! Непонятно даже, слышит ли она меня. То ли обморок, то ли шок от страха и холода. Значит, придётся самому её к берегу тащить.
Но сделать так оказалось куда сложнее, чем подумать. Когда я выловил девчонку, к берегу поплыл, понял, насколько устал, пока с Бараньим Лбом бился. И испугался. Что, если не хватит сил, не доплыву, не спасу? И себя и девчонку утоплю.
Грести одной правой было слишком тяжело. Волны катили и катили через нас к берегу, но я не мог угнаться за ними. Соскальзывал с гребня, проваливался в очередную яму. И Бараний Лоб маячил слева, не желал сдвинуться ни на метр. Будто издевался надо мной.
– Держись! Я сейчас помогу!
На миг я подумал – послышалось, галлюцинация. Но тут меня снова подбросило вверх, позволяя увидеть берег. Какой-то парень с разбегу прыгнул во вздымающуюся перед последним броском волну. Вынырнул за ней, что есть силы заработал руками. Плыл не профессионально, но от души. И силёнок у него хватало. Близкая помощь и мне силы словно добавила. Гребки стали получаться мощнее, чётче. И Бараний Лоб поддался, неохотно поплыл назад. Вернее, это я плыл вперёд, к берегу.
– Держись!
Парень показался на соседнем гребне, тут же ринулся ко мне навстречу. Мы столкнулись на самом дне ямы. А когда вновь взлетели вверх, он уже держал девчонку.
– Ты как? Сможешь доплыть?
– Нормально!
– Точно сможешь?
– Тащи её, я доплыву.
Голос парня казался знакомым, но разглядеть, кто это, ни сил, ни возможности не было. Он грёб к берегу, уверенно и быстро, а я начал отставать. Следовало экономить те силы, что у меня остались. Глупо же утонуть вот так, рядом с берегом, единственно из-за того, что у тебя не нашлось сил полсотни гребков сделать!
Море будто догадалось, что легко заполучить меня не выйдет, и выкинуло подлый трюк. Самый подлый из всех, на какие оно способно. Левую ногу свело судорогой. Отвратительная резкая боль. Но ещё сильнее, чем боль, – страх. Судорога в воде – это всегда страшно. Твоя нога, только что служившая надёжным, сильным плавником, вдруг превращается в бревно, непослушное, скрюченное, в мешающую плыть обузу, тянет на дно. И особенно страшно это, когда вокруг волны в полтора метра, когда нужны все части тела, все инструменты, чтобы выплыть.
Я подтянул ногу к животу. Ущипнул за щиколотку, за ступню. Не отпускало. Попытался массировать. Море словно ждало этого – обрушило на голову тонны воды. Только и успел, что набрать ртом побольше воздуха. Потом меня накрыло.
Я даже не понял сначала, обо что ударился задницей. Открыл глаза, развернулся – дно было прямо подо мной. Оказывается, мне один-единственный рывок оставался, чтобы на сушу выбраться. Судорога сразу отпустила, и я рванулся вверх.
Когда меня швырнуло в бешеное месиво пены и гальки, парень давно уже был на берегу. Уложил девочку на спину, укрыл всем, что нашёл – и своей одеждой, и моей, и её собственной, – поспешил на помощь ко мне. Я попытался уцепиться за ворочающуюся под пальцами гальку, не дать морю утащить меня обратно. И оно, раздосадованное, ударило, что есть силы. Протащило вперёд, затем назад, сдирая кожу с коленей и ладоней.
– Руку давай!
Парень вбежал в отступающую пену, тяжело дышащий, разгорячённый. И радостный от хорошо проделанной работы, оттого, что самое страшное позади. Только теперь я увидел его по-настоящему, разглядел лицо… И судорога не ногу, всё тело свела.
Волна опять ударила меня. Повалила мордой в каменную баламуть, поволокла за собой.
– Да руку же давай, говорю!
Он не стал больше ждать. Прыгнул ко мне, схватил за локоть, потянул, вынуждая подняться, сделать шаг, выдернул из пенно-галечного месива. Волна снова ударила, заставила пошатнуться. Но мы устояли, держась друг за друга. А следующая дотянулась лишь до наших щиколоток. Море отступило. Зло взревев, ударило напоследок волной о волну, разметало веер брызг. Сегодня ему не досталось человеческого жертвоприношения.
Мы упали на мокрую холодную гальку одновременно. Я и лейтенант Ковалевский. Разумеется, сейчас он был без формы, вообще без одежды, в одних плавках. Мокрый, волосы ко лбу прилипли, но я его всё равно узнал, едва в лицо взглянул. Как иначе? Хороший, добродушный парнишка, способный не задумываясь броситься в бушующее море, спасти девочку. И так же не задумываясь, сбить машиной другую. Такие люди – находка для Времени. Всегда действуют по обстоятельствам, не умеют думать о последствиях. Наверное, для них не существует ни прошлого, ни будущего, одно настоящее. Или таких людей большинство?
– Как она? – наконец прохрипел я, кивнув на лежащую в двух шагах девочку.
– Обошлось, даже откачивать не понадобилось. Замёрзла только и испугалась. Её сейчас согреть нужно, чаем горячим отпоить, и пусть поспит, отдохнёт. Однако ты фрукт! Зачем дочку в воду пустил при такой волне?
Дочку? Я невольно посмотрел на девочку. И обомлел. Показалось на миг – под грудой одежды в самом деле моя Ксюша лежит! Когда в воде барахтались, я её лица не видел, не до того было. А теперь… Нос, губы, ямочка на подбородке – как у меня…
Девочка услышала слова Ковалевского, открыла глаза. Посмотрела на нас, покачала головой отрицательно. Сипло, то и дело постукивая зубами от дрожи, зашептала:
