Как всегда, первой в палате появилась медсестра, и я, зная о запрете Дитте, всё же попросил ее приоткрыть
оконную раму. В ответ получил отказ, аргументированный моим ослабленным операцией иммунитетом.
Закончив процедуры утреннего туалета, она удалилась, и ей на смену пришел китаец. Добрых полтора часа
он разминал мои неподвижные мышцы и, загибая затекшие конечности, придавал телу, словно марионетке,
наинелепейшие позы. Он выполнял свою работу, а я абстрагировался от происходящего и размышлял о том,
что сегодня избавлюсь от бороды и сразу же позвоню Анжелике.
Вдруг китаец коротко и хрипло вскрикнул. Если бы мог, я бы вздрогнул от неожиданности. Он схватил
мою левую руку, приподнял поближе к моим глазам и что-то выкрикивал. Я не понял ни слова. Китаец сунул
мне под нос свою маленькую жилистую кисть и пошевелил пальцами с загадочной улыбкой. Я замер. Он
положил мою руку на постель и торопливо покинул палату.
Вернулся он вместе с японцем. Кита был, как всегда, аккуратно выбрит с идеально уложенной
прической, а в руках держал какой-то прибор. Кита остановился напротив и слегка поклонился в знак
приветствия. Я неловко изобразил подобие ответного кивка головой. Кита остался невозмутимым. Без
лишних вопросов он подключил к моим пальцам какие-то провода и нажал кнопку «Пуск». Мизинец и
безымянный палец левой руки вздрогнули. Китаец радостно загалдел. Кита повел себя так, словно именно
сегодня всё это и должно было произойти.
После стандартного осмотра моих конечностей японец хладнокровно воткнул иглу в подушечку
указательного пальца, и он отозвался на боль легким вздрагиванием. Точно так отреагировали все пальцы
левой руки. В палату бесшумно проскользнул Дитте и, заложив руки в карманы так, что только большие
пальцы торчали наружу, стал молча наблюдать за манипуляциями японца. Я с надеждой ждал их вердикт.
– Ну?! – воскликнул я. – Скажите хоть что-нибудь!
– Организм донора начал реагировать на команды твоего мозга, Дэн, – пряча улыбку в усы,
спокойно ответил Георг Дитте. – Ты идешь на поправку.
Я расплылся в безмятежной улыбке:
– По такому случаю не грех и выпить бокал красного вина?
– Еще чего! – осек мою радость Дитте. – Не забывай: ты находишься на медикаментозном лечении!
Однако уже ничто не могло омрачить моего счастья!
Все вышли, и через полчаса в палате появился Том, неся в руках триммер, пену для бритья, упаковку
влажных салфеток, зеркало и бритвенный станок.
– Цирюльника вызывали? – весело приветствовал друг.
– Даже не знаю, говорят, ты дорого берешь, – поддержал я его шутливый тон.
– Договоримся уж как-нибудь, – улыбнулся он, расстилая у меня на груди салфетку. – Ну, давай уже
хвастайся, как ты там своим левым мизинцем трясешь! Весь персонал только об этом и говорит! – с
деланным великодушием воскликнул Том.
– И не только мизинцем, – возмутился я. – Еще и безымянным могу!
И мы рассмеялись. Я, сосредоточенно скосив глаза влево, с гордой миной на лице, едва заметно
пошевелил двумя пальцами. Том в ответ одарил меня аплодисментами.
Мы приступили к бритью. Вся процедура заняла не больше десяти минут.
И вот я, довольный, созерцаю в зеркале свою еще более помолодевшую физиономию. Оказалось, что
густая щетина скрывала глубокую ямочку на моем подбородке, которую я сейчас с любовью разглядывал.
– Ну, хватит уже улыбаться, как слабоумный, – с наигранным недовольством возмутился Том, делая
вид, что он устал держать зеркало.
– Как знать, может, наступит время, когда и я буду брить бороду твоему новому телу, – и подмигнул
другу.
– Вот еще! – воскликнул Том. – Очень надо валяться вот так в памперсе!
– Памперсы в прошлом! И катетер уже убрали давно, – возмутился я. – Сколько тебе сейчас лет,
семьдесят? – предположил я.
– Обижаешь! Всего-то шестьдесят пять! – засопел Том.
– Вернемся к этой теме лет через десять, посмотрим, что ты тогда скажешь.
Том, стоя возле раковины, сделал вид, что увлечен мытьем рук, и ничего не ответил.
– Так, теперь можно звонить Анжелике, – довольно произнес я.
Он помог мне принять более удобное положение. Я практически сидел, откинувшись на изголовье.
– Мне нужно инвалидное кресло: если не начну выходить на свежий воздух, то сойду с ума, – с
мольбой в глазах обратился я к другу.
63
– Я уже говорил об этом с Дитте. Он считает, что еще как минимум месяц тебе нужно воздержаться
от прогулок. Сейчас ветрено, а в твоем положении любая простуда может привести к летальному исходу, —
озабоченно нахмурившись, объяснил Том.
– Ладно, – проворчал я, уступая его занудству, – и еще: надо пересмотреть мое меню. Один вид
рыбы уже скоро станет вызывать тошноту. Я что вам чайка? Хочу хороший стейк, картофель, кофе, сигару и
виски!
– Ага! Широко шагаешь! Штаны не порви! – возмутился он и уже более спокойно добавил: —
Странно, ты же всегда любил рыбу? Похоже, твои вкусы стали меняться. Надо уточнить у Майкла, что там
едят эти русские.
– Уж точно не морских гадов, которых вы мне таскаете каждый день!
Джим оказался в режиме онлайн, и после непродолжительных гудков его сосредоточенное лицо
появилось на экране.
– Привет, Джим, – поприветствовал его Том, заглянув на секунду в экран ноутбука.
– Привет, – обратился я к Джиму.
– Привет, – кивнул он мне. – Звонил Дитте и сообщил, что твои пальцы начали двигаться.
– Да. Я сегодня на редкость подвижен.
Чувствовалось, что Джим избегает называть меня отцом, да и мне, признаться, не хотелось называть
его сыном. Решив раз и навсегда обойти эту проблему, я предложил:
– Давай, ты будешь называть меня Дэн. Я же понимаю, что глупо звать отцом парня, который годится
тебе в сыновья.
– Отличная идея, – усмехнулся Джим. – Рад, что ты сам это предложил. Теперь ты совсем
мальчишка, – смеялся Джим. – Послушай, а может, мне тебя усыновить?
– Подумаю об этом на досуге, – довольно ухмыльнулся я. – Анжелика дома?
– Нет, на тренировке.
– Жаль, – огорчился я.
Мы обменялись парой дежурных фраз, я показал ему, как шевелю пальцами, и на этом попрощались.
Прошло еще две недели. Февраль заканчивал свое шествие, и всё чаще яркие лучи полуденного
солнца отдыхали на стене моей палаты.
Кисть левой руки уже неплохо функционировала, ловко справляясь с компьютерной мышью. Теперь
рядом с ней всегда лежал кистевой эспандер, и каждую свободную минуту я усиленно тренировал пальцы,
доводя их до дрожи. Но согнуть руку в локте пока не представлялось возможным. Кисть была неподъемной,
