— Хорошо я согласна, — после долгого молчания безжизненным голосом ответила Анжина.
Дверь за братом давно закрылась, а девушка все сидела на кровати, обняв колени, и невидящими глазами смотрела на край одеяла. Все ее планы, все мечты рухнули в одночасье под гнетом долга и обязательством перед братьями и мамой. Она совсем не помнила матушку, но от этого было лишь больнее, горечь и стыд сжали сердце. Анжина казнила себя за черствость и бессердечие. Два года ей не напоминали о родителях, щадили чувства, боясь разбередить рану, а она и не вспоминала, с легкостью забыла обо всем, купаясь в роскоши и достатке. И вдруг с полной очевидностью поняла, как отвратительно вела себя, не утруждаясь заботами, бездумно порхала по дворцу, лишь беря и ничего не давая взамен. Братья пеклись о благе и процветании системы день и ночь, но не забывали и о сестре, окружая ее теплом заботой и любовью, а она… что дала взамен, чем отплатила? Настала пора взрослеть и платить.
Анжина зажмурилась, с ужасом осознавая, что теперь не будет ни Танжера, ни водопадов. Любимый не поведет ее под венец, и их дети не будут весело агукать на руках. Мечты разбитым стеклом осыпались в душе, отдаваясь тихим, горьким звоном в сердце. Ей суждено стать женой чужого, нелюбимого и ненужного человека, так пусть хоть честь достанется любимому, а может…Танжер спасет ее от постылого брака, что-нибудь, придумает?
Мама, мама, мамочка, прости свою бессердечную дочь. Что делать? Что выбрать? Предать память матери, оставить ее смерть не отомщенной, предать братьев или предать свою любовь? Выбирай хоть первое, хоть второе, все равно одно из них будет стоять вечным укором в памяти, памятником собственного малодушия и предательства, и весь остаток жизни жечь стыдом. Мама, которая выносила ее, вскормила, любила и умерла, прикрывая собой от жестокости палачей, братья, подарившие ей годы безмятежного счастья, окружившие заботой, вернувшие семью или любимый, тот ради кого бьется сердце, к которому прилипла, срослась всей душой, всеми помыслами.
Мамочка, как можно жить с нелюбимым?
Но как отказать родным, предать память о матери, поставить собственные желания выше семьи и долга? Душа разрывалась от боли, хотелось убежать, зарыться в подушки, не видеть, не слышать, не решать… не выбирать!
Анжина весь день провела, как в бреду, а вечером, когда дворец погрузился в сон, осторожно ступая по паркету босыми ногами, пробралась в спальню Танжера, решившись отдать самое дорогое любимому.
Танжер не спал. Он сидел на расстеленной кровати, сцепив руки на коленях, и тупо смотрел в пол. Свет ночника падал на бронзовое тело, отображая каждую мышцу на голом торсе. Анжина тихо скользнула в комнату, завороженно разглядывая прекрасное тело любимого и дрожа от волнения, приблизилась к нему. Танжер медленно повернул голову в ее сторону и точно увидел привидение. Немой вопрос застыл в его широко распахнутых глазах, брови сошлись на переносице, а лицо исказила гримаса боли.
— Я… выхожу замуж, — еле слышно прошептала девушка, с трудом подбирая слова. — Но я люблю тебя, а не того и… прошу у тебя одну ночь, я не хочу отдавать другому то, что берегла для тебя. Если… я все равно потом разведусь, и мы сможем быть вместе, просто сейчас…
Она искренне верила, что Танжер все поймет и дождется ее. Иначе и быть не могло, они будут вместе. Но она ошиблась.
Капитан резко встал и, покачав головой, отошел к противоположной стене, подальше от нее.
— Танжер, любимый… — Госпожа, не надо! — он выставил руку, боясь, что принцесса подойдет слишком близко и уже не переиграешь, не устоишь, не откажешь. В зрачках плескалась страдание, он будто делал мучительный выбор и еле справлялся с собой. — Вы не понимаете, так нельзя. Я простой капитан, а вы принцесса, я не достоин такой чести. — Не надо так со мной, Тан, я прошу как женщина, которая любит, а не как принцесса. Ты не бойся, никто не узнает. Это наше с тобой дело. — Нет, нет! — повысил голос Танжер так, что девушка вздрогнула от неожиданности. — Вы не понимаете, что творите. Я ничего не смогу дать вам ни сейчас, ни потом. Не стоит тешить себя надеждой. Мы не можем быть вместе, между нами пропасть, и ее не преодолеть. За это казнят. Нам не скрыться и не скрыть… ничего. Да, я люблю Вас, и мне тяжело это говорить, но… поймите, у нас не может быть будущего, я не смогу предать королей, осквернить их дом, обесчестив сестру. Если бы… но это невозможно. Прошу тебя, уходи, не рви сердце, не заставляй меня… Твое будущее в доме мужа, а не здесь, и только ему ты можешь принадлежать. Он может не простить тебя, когда узнает, что ты… не чиста перед ним. Анжина стояла совершенно оглушенная. Она думала, что этого хотят оба, что Танжер поможет ей сделать выбор, но оказалось, что любимый так же, как и она, стоит на перепутье: с одной стороны, она, с другой — долг и смерть. Они оба оказались в одной ловушке, но выбор должен сделать каждый сам, слишком высока ставка. Он его сделал, а она… должна выпутываться теперь сама, и никто не поможет.
Ни тогда, ни много позже, пройдя через ад, Анжина не осуждала его, он хотел жить, и это было его право, но боль все равно не отпускала. Он мог ее спасти, но не захотел. Знай, что будет дальше, знай, что ее ждет, может быть, он поступил бы иначе? Кто знает? Единственное, что она знала точно, так это то что будь она на его месте, выбор был бы другим…
Глава 14
Сэнди слепо ткнулась в сосну рукой и вздохнула — пришла. В темноте чернели башенки королевской ограды. Девушка осторожно присела у корней сосны, растущей на краю песчаной косы, и стала ждать. Спите спокойно, братья. Ваша «совесть» пришла и ждет встречи. Будут ли Ваши следующие ночи такими же спокойными?
Ветер-озорник трепал волосы и с шумом гнал волны на песчаную косу, завывая меж деревьев. Темнота скрывала очертания горизонта, и морская вода, сливаясь с небом, казалась бескрайней и бездонной.
Сэнди устало привалилась спиной к шершавой коре и прикрыла глаза, давая отдых телу. В голове тут же поплыли картинки из прошлого, меняясь как калейдоскоп.
Глумливая ухмылка Паула, льющего на нее красное вино.
Наташка курит, сидя на подоконнике у открытого окна, прищурившись, скидывает пепел, упавший на джинсы.
Завыла сирена, топот ног по железному полу…
Ричард вглядывается в ее лицо темно-синими глазами, по лицу ползет струйка крови…
Усталое, умиротворенное лицо Лациса, карие глаза спокойны. Они сидят на лавочке друг напротив друга, а рядом Марта кормит маленькую Нию, ласково заглядывает ей в лицо и что-то шепчет. Она изменилась за три года на Церере, пополнела, стала какой-то домашней, мягкой. Так хорошо просто сидеть в кругу друзей и наслаждаться покоем…
