Дельфин долго молчала, и Дрейфус решил, что его с презрением игнорируют. Мол, куда полицейскому в искусство лезть!
– Я уже объясняла вам. Не помню, над чем работала, но вдруг остановилась и почувствовала: мою руку направляют, заставляют ваять Ласкаля.
– А дальше?
– Добавить почти нечего. Духовная связь возникла внезапно, меня словно молнией ударило. К теме Ласкаля я обратилась не из интереса к его персоне. Мне просто не оставили выбора. Тема требовала внимания, притягивала как магнит. С той минуты Ласкаля я игнорировать не могла: оставалось либо отдать дань его памяти, либо умереть как художник.
– Филипп Ласкаль говорил через вас, использовал в качестве медиума, чтобы рассказать о пережитом?
– Префект, я не верю в жизнь после смерти, – ответила Дельфин, хмуро взглянув на Дрейфуса.
– Но ведь ощущение было именно такое?
– У меня возникло необъяснимое желание, – проговорила Дельфин так, словно признание далось ей очень-очень трудно, – потребность довести серию до конца.
– Словно вы говорили от имени Филиппа?
– От имени мертвых не говорят, – возразила Дельфин. – То есть по-настоящему не говорят. Но если хотите, назовем это именно так.
– Я назову это, как удобно вам. Вы же были скульптором.
– Не была, а есть, префект. Думайте обо мне что хотите, но творческий порыв я чувствую так же остро, как прежде.
– Значит, если выдать вам газовый резак и большой камень, вы начнете ваять?
– А я о чем?
– Простите, Дельфин, я не придираюсь, просто еще не встречал таких напористых бета-симов.
– Смо́трите мне в глаза и видите человека?
– Порой вижу, – признался Дрейфус.
– Если бы ваша жена погибла иначе, вы бы и ко мне относились иначе, верно? Не отрицали бы право беты называть себя живой.
– Гибель Валери ничего не изменила.
– Вам так кажется, а вот я не уверена. Взгляните на себя в зеркало. На душе у вас рана. Что бы ни случилось в тот страшный день, вы рассказали не все.
– Зачем мне что-то скрывать?
– Наверное, не желаете с чем-то примириться.
– Я уже со всем примирился. Я любил Валери, но она погибла. Прошло одиннадцать лет.
– Человек, который приказал убить работников СИИИ, чтобы остановить Часовщика…
– Верховный префект Дюсолье, – перебил Дрейфус.
– Неужели его решение столь ужасно, что он потом не выдержал и покончил с собой? Разве это была не чрезвычайная, но необходимая мера? Разве не было гуманно даровать тем несчастным быструю и безболезненную гибель? Особенно если представить, что сделал бы с ними Часовщик?
Прежде Дрейфус лгал Дельфин, а сейчас чувствовал: нужно сказать правду, иначе будет просто непорядочно.
– Дюсолье оставил предсмертную записку. – В горле пересохло, Дрейфус говорил медленно, словно это его допрашивали. – Он написал: «Совершена ошибка. Зря мы так поступили с институтом. Искренне раскаиваюсь в том, что сделано с людьми, упокой Господь их души».
– Не понимаю, в чем тут раскаиваться. У него не было выбора.
– Именно это я твердил себе одиннадцать лет.
– Вы думаете, трагедия разыгралась иначе?
– Есть одна нестыковка. По официальным данным, ракетно-бомбовый удар нанесли сразу же после эвакуации Джейн Омонье. К тому моменту Дюсолье и его префекты поняли: спасти застрявших сотрудников СИИИ не удастся, а Часовщик может в любой момент перебраться в другой анклав.
– Так в чем нестыковка?
– В шести часах, – ответил Дрейфус. – Ровно столько на самом деле прождал Дюсолье, прежде чем выпустить ракеты. Этот факт умалчивали, но на Блистающем Поясе, напичканном мониторами и дисплеями, подобное не скрыть.
– Но кому, если не префекту, выяснять, что случилось за те часы?
– Даже с допуском «Панголин» я раскопал только это.
– Почему бы не спросить у кого-нибудь? У Джейн Омонье, например?
Собственная слабость вызвала у Дрейфуса улыбку.
– Когда-нибудь совали руку в ящик, наполненный неизвестно чем? Тот вопрос для меня вроде такого ящика.
– Вы заранее боитесь ответа.
– Да.
– Что именно вас пугает? Что Валери убили до бомбардировки СИИИ?
– Отчасти это. Но есть и другая причина. Законсервированный корабль «Аталанта» десятилетиями двигался по своей орбите, а в момент ЧП «Доспехи» переместили его впритык к СИИИ.
– Почему корабль законсервировали?
– Это своего рода белый слон. «Аталанту» построили на средства союза демархистских государств, стремившихся к независимости от сочленителей. Увы, двигатели не работали как должно. «Аталанта» совершила один-единственный полет, и проект закрыли.
– Но вы считаете, на роль спасательной шлюпки корабль вполне годился?
– Я об этом думал.
– По-вашему, в те шесть часов «Доспехи» вызволили застрявших. Состыковали брошенный корабль с СИИИ и эвакуировали персонал.
– Или попытались эвакуировать, – поправил Дрейфус.
– Но что-то не заладилось. Иначе откуда у Дюсолье такие угрызения совести?
– Я уверен лишь в том, что «Аталанта» – часть разгадки. Больше ничего не выяснил. Если честно, и не хочется выяснять.
– Понимаю, почему вам так трудно, – проговорила Дельфин. – Потерять жену тяжело, а тут вдобавок гибель окутана тайной… Искренне сочувствую.
– Есть еще один ключ к разгадке. В моей памяти хранится яркий образ Валери. Она стоит на коленях, держит в руках цветы и смотрит на меня. И улыбается. По-моему, она меня узнаёт. Но улыбка какая-то неправильная, бессмысленная, точно у младенца, увидевшего солнце.
– Откуда это воспоминание?
– Не знаю, – честно ответил Дрейфус. – Валери и садоводством-то не увлекалась.
– Порой память с нами шутит. Возможно, это образ другой женщины.
– Нет, это Валери. Я очень четко ее вижу.
– Я вам верю, – сказала Дельфин после неловкой паузы. – Но помочь вряд ли смогу.
– Достаточно уже того, что мы говорим о Валери.
– А с коллегами вы о ней говорили?
– Они уверены, что я оправился от трагедии много лет назад. Узнают правду – засомневаются во мне. Не могу такого допустить.
На сей раз пауза длилась дольше.
– Это вы думаете, что они засомневаются, – произнесла Дельфин.
На пару секунд бета-копия словно отстранилась от Дрейфуса. Дельфин повторила последнюю фразу, и точно с такой же интонацией:
– Это вы думаете, что они засомневаются.
– В чем дело? – спросил Дрейфус.
– Не знаю.
– Дельфин, посмотрите на меня. Что с вами?
Вместо того чтобы ответить на вопрос, Дельфин испуганно уставилась на Дрейфуса.
– Ощущения странные.
– С вами что-то не так?
Ответ пришел слишком быстро, точно двигался в гелиевой среде:
– Ощущения странные. Со мной что-то не так.
– Думаю, ваша бета-копия повреждена, – проговорил Дрейфус. – Может, это связано с аварией в турбинном зале. Сейчас приостановлю каналирование и проведу проверку на целостность.
– Ощущения странные. Ощущения странные. – Дельфин зачастила, лепя слова в одну кучу: – Ощущениястранныеощущениястранные… – Затем наступила ремиссия, голос и темп речи нормализовались. – Помогите! По-моему… так быть не должно.
Дрейфус поднял руку и оттянул манжету.
– Приоста… – начал он.
– Нет, не приостанавливайте! – взмолилась Дельфин. – Мне страшно!
– Я вызову вас снова, как только проведу проверку целостности.
– Я умираю. Что-то… меня ест. Префект, помогите!
– Дельфин, что происходит?
Модель упростилась, растеряв детали. Речь замедлилась, голос стал низким и бесполым.
– Согласно системной диагностике, этот бета-симулякр самоуничтожается. В разделах с первого по пятидесятый начато поэтапное форматирование блоков.
– Дельфин! – закричал Дрейфус.
– Том Дрейфус, помогите мне… – Речь Дельфин стала тягучей, как патока, голос упал почти до порога слышимости.
– Дельфин, помочь вам я могу, лишь призвав убийцу к ответу. Для этого вам нужно ответить на последний вопрос.
– Том, помогите!
– Вы упоминали гостей Энтони Теобальда. Кто его навещал?
– Том, помогите!
– Кто гостил у Энтони Теобальда? Кто его навещал?
– Энтони Теобальд сказал…
– Дельфин, говорите со мной!
– Энтони Теобальд сказал… Мы принимали гостя. Он жил на первом этаже. Мне запретили задавать вопросы.
– Допрос на паузу! – сказал Дрейфус в браслет.
– Том, помогите!
* * *Дрейфус навестил Траянову. Она злилась, что ее отвлекли от текущей работы. На невесомом тросе она спустилась в шахту из турбины и повисла спиной к прозрачному кожуху аппарата.
– Дело серьезное, – заявил Дрейфус. – Я только что вызывал бету, и она рассыпалась посреди допроса.
Чтобы переложить инструмент из руки в руку, Траяновой пришлось ухватить его зубами.
– Повторно активировать пробовали?
– Пробовал – ничего не вышло. Система твердит, что копия невосстановима.
Траянова заворчала и устроилась поудобнее, сдвинувшись чуть в сторону.
