– Ну, может, не следят, а так, присматривают.
– Но зачем?
– Откуда ж мне знать? – пожал плечами Дуст. – Бояться, что мы разболтаем, – смешно, всё равно никто не поверит, а нас могут и в психушку определить. На профилактику.
– Ну и как, прямо сейчас – присматривают?
– Хрен их знает, – буркнул Дуст. – Вроде не видно никого.
– Слушай, Дуст, – протянул Митяй задумчиво. – А ты можешь с рациональной позиции объяснить – зачем они, кем бы эти люди в черном не оказались, подсовывают нам дубликаты наших вещей? Какой в этом смысл?
Дуст сначала сделал умное лицо, но затем по-простецки поскреб затылок и всё впечатление враз испортил.
– Предположить – могу. Объяснить – вряд ли, – обтекаемо ответил он.
– Ну и?
– Ищут рынки сбыта, – фыркнул Дуст.
– А серьезно?
– Да какое тут может быть серьезно? – вздохнул Дуст. – Версий-то я сотню могу накидать, это пожалуйста, только проку-то от них? Ни проверить, ни измерить…
– Но должен же быть в этом какой-то смысл!
– Смысл наверняка есть. Смысл есть всегда, но, чтобы до него дойти, нам не хватает информации. Поэтому самое умное, что мы можем сделать, Митька, это собирать ее. Собирать и помалкивать. Да, и еще: если рассудок и жизнь дороги вам, остерегайтесь торфяных болот! В смысле, в одиночку вечерами не ходи.
Митяй подумал, что и так давно уже не появлялся в безлюдных местах поздним вечером. Да и в людных тоже. С работы скорее домой и на все замки запереться… Анжела, кажется, обиделась, не звонит. А как ей объяснишь, что в кино не стремно, стремно потом, после кино ее проводить и в одиночку к себе возвращаться?
– Ладно, друг мой ситный, – вздохнул Дуст. – Вылезаем, закрываться буду. По пивку даже не предлагаю.
* * *
В полдвенадцатого ночи Дуст перезвонил Митяю и похоронным голосом сообщил:
– Митька! Прикинь: тот ноут, который у меня пять дней от неправильного бэ-пэ пахал, заразился.
– В смысле? – напрягся Митяй.
– Тоже стал неразборной и без винтиков. Я психанул, шарахнул по нему топориком. Знакомая картина, монолит, силумин. Восстановил – слипся и работает, зараза. Причем вообще без бэ-пэ. Правда, времени немного пока прошло, минут двадцать, столько и обычные ноуты могут. Но что-то мне подсказывает…
Приятель многозначительно умолк. Митяй судорожно сглотнул и свистящим шепотом вопросил:
– Куда ж мы с тобой вляпались, а Дуст?
– Ты лучше свои вещи проверь как следует, – посоветовал Дуст. – Мало ли, может, у тебя настоящих уже и не осталось, сплошной силумин.
У Митяя всё внутри оборвалось. Он отнял мобильник от уха и затравленно огляделся.
А потом вдруг сообразил, что давно не слышит цокания дядькиного фамильного будильника, хотя вон он, стоит на серванте и время показывает верное – ну, может, отстает минуты на две-три.
На негнущихся ногах Митяй подошел к серванту и некоторое время подозрительно глядел на злополучный будильник. Тот молчал, не цокал. Осторожно, словно будильник мог ужалить, Митяй протянул руку. Коснулся подушечками пальцев, ощутив прохладное железо.
А потом решительно снял с серванта и принялся разглядывать.
Будильник как будильник, древность древностью. Митяй его зачем-то слегка потряс – и дядькина реликвия неожиданно цокнула раза четыре, а затем вновь умолкла. Митяй встрепенулся, а затем принялся радостно вращать барашек завода. После первых же оборотов будильник размеренно зацокал, как ему и положено, и у Митяя отлегло от сердца.
– Так и инфаркт схватить недолго, – пробормотал он, возвращая заведенный будильник на привычное место. – Но вообще, надо же – остановился он на полдвенадцатого, и проверять я его полез в полдвенадцатого…
Митяй еще подумал: хорошо, что ничего в ванной за последнее время не ломалось. А то глядел бы на всамделишный силумин и напрасно потел бы от испуга.
* * *
Еще через неделю Митяй, вернувшись с работы, обнаружил, что дома в его отсутствие кто-то побывал. Понял он это не сразу, только спустя примерно час после возвращения.
Еще на пороге он заметил грязный след от ботинка на паркете, но поскольку прекрасно помнил, что сегодня утром, уже обувшись, заскакивал на кухню за мусорным пакетом, поначалу принял его за свой и не придал особого значения. Просто подумал, что след надо бы подтереть, но, разувшись, раздевшись, умывшись и поужинав, начисто об этом забыл.
Потом у него запиликал почти разрядившийся мобильник, и Митяй вдруг осознал, что зарядка хоть и лежит примерно там же, где и обычно – на рабочем столе, слева от монитора, – но ее провод аккуратно свернут и схвачен гибкой проволочкой, а ничего подобного достаточно безалаберный в быту Митяй сроду не делал.
Вот тогда-то он и вспомнил про след в коридоре.
Метнувшись туда, Митяй зажег свет и принялся разглядывать отпечаток на паркете. Теперь он вдруг понял, что отпечаток оставлен правой туфлей. Во всяком случае – точно не кроссовкой «Меррел», а в это время года Митяй носил только их. Туфли Митяй вообще и не помнил, когда в последний раз надевал. Кроме того, след на паркете явно был на пару размеров меньше, чем могла оставить обувка Митяя.
Следующие несколько секунд Митяй мрачно размышлял – осмотреть замки на входной двери или сразу идти проверять заначку. Заначка победила.
К величайшему удивлению, почти три тысячи накопленных долларов оказались на месте, и у Митяя отлегло от сердца. Для очистки совести он полез в секретер, где хранил небольшую сумму в рублях на текущие расходы. Рубли тоже были на месте и, по-видимому, все – точной суммы Митяй даже и не знал, но вряд ли там могло быть сильно больше найденных двенадцати тысяч.
Но след! Но зарядка!
«Может, мама заходила? – подумал Митяй и сам же себе возразил: – Ага, в мужских туфлях!»
«Может, тогда отец?»
Но и эту мысль Митяй быстро отверг: во-первых, у отца размер такой же, как и у него самого (вернее, наоборот), а во-вторых, отцу точно так же никогда не пришло бы в голову аккуратно сматывать шнур зарядного устройства.
«Может, родители вместе заходили? Но зачем?»
Митяй принялся слоняться по всей квартире, не исключая кухни, ванной и сортира. И подметил еще парочку несуразностей.
Давным-давно отломанная крышка CD-отсека магнитолы теперь была на месте. И под ней, в отсеке для диска – ни пылинки. И да, да, ни единого крепежного винтика на магнитоле Митяй не увидел, ни единого стыка пластмассовых частей.
На холодильнике отсутствовала приметная царапина – ее когда-то оставил Генка Забродский, добыв изнутри бутылку пива и неловко развернувшись после этого. Это трудно, оцарапать пробкой закрытой пивной бутылки дверцу холодильника. Но Генка умудрился.
