– Не могу сказать, что ты не прав… но… поговори с Дитте и остальными. Я считаю, это должно быть
ваше общее решение.
– Конечно, я планирую собрать всех и озвучить свой план действий, но прежде хотел бы заручиться
вашей поддержкой.
– Ты уверен, что всё правильно просчитал? – выразил сомнение Том.
– Нет, не уверен, – искренне ответил я. – Именно поэтому мы должны вместе продумать все
варианты событий, которые могут последовать после моего погребения.
– Вот и я думаю, что ты недооцениваешь Броуди, – добавил Том. – Он не так наивен, как нам
71
хотелось бы. В любом случае даже если он поверит в твою смерть, то, скорее всего, примет решение
продолжить исследования в этом направлении, а для этого ему понадобятся твои специалисты. Таким
образом, даже после твоей смерти он будет искать лабораторию.
– Стоп, – вдруг всполошился я. – Потребуется заключение врачей о причинах смерти, нужно будет
предъявить документы с моей подписью о согласии на эту операцию. В общем, без вмешательства полиции
здесь не обойтись. Всплывут имена тех, кто меня оперировал. Броуди ухватится за эту ниточку, начнет
разматывать клубок, а значит, довольно быстро найдет лабораторию и, соответственно, меня.
– Ну, допустим, тебя мы можем перевезти хоть сегодня, – предположил Том. – За хорошее
вознаграждение легко найдутся люди, которые выдадут себя за тех, кто оперировал. Остается подготовить
новые документы о согласии на операцию. И вот тут самое неприятное: нужна твоя подпись! Любая
экспертиза подтвердит, что подпись подделана.
– Я же смогу подтвердить ее подлинность, – ответил Джим. – Учитывая, что отец эту операцию
планировал, думаю, наличие подписи примут как формальность.
– Но я не хочу, чтобы место расположения лаборатории стало известно. Надеюсь, что здесь, вдали от
любопытных журналистов, и дальше смогут работать мои люди, – высказал несогласие я.
– Тогда я найду подходящее помещение и создам там обстановку, соответствующую
исследовательской лаборатории, – невозмутимо ответил Том. – Но это займет пару недель, может чуть
больше.
– Так и поступим, – поддержал я предложенный другом вариант. – А в ближайшие дни я объясню
персоналу создавшуюся ситуацию.
Джим на минуту задумался.
– Не представляю, как сказать о твоей смерти Анжелике. Малышка так ждет, когда ты вернешься из
Европы.
– М-да, – задумчиво нахмурил брови я и погрузился в размышления. – Можно ей ничего и не
говорить. Вы живете в другом городе, новости она вряд ли смотрит.
Джим уже несколько раз за время разговора сбрасывал чей-то назойливый звонок, идущий на
мобильный телефон.
– Прошу прощения, но мне нужно ехать.
Я поспешил попрощаться с ним, договорившись созвониться завтра. Мы еще немного поговорили с
Томом, обсуждая варианты известных нам помещений, которые могли бы сойти за лабораторию. Затем,
взглянув на часы, друг извинился и, сославшись на дела, тоже уехал.
Я стал размышлять о том, как сообщу персоналу клиники, что их имена, вопреки ожиданиям, не
войдут в анналы медицины, как они этого вполне справедливо ожидали.
Прошло три дня, а я так и не поговорил с персоналом. Как последний трус, я боялся этого разговора, и
каждый день находил массу причин в очередной раз отложить его.
Наконец, набрался смелости и попросил Тома собрать всех в ординаторской. Том привез меня на
инвалидном кресле, и я, заняв место с удобным обзором на всех присутствующих, начал свою тщательно
подготовленную речь:
– Шесть лет назад, когда с каждым из вас подписывался договор о сотрудничестве, я обещал, что
ваша работа будет очень хорошо оплачиваться, и я сдержал слово. Обещал, что вы получите наилучшие
условия и новейшее оборудование для исследований, и я это выполнил. Обещал, что у вас будет
возможность на практике проверить результат своей работы – и я сам лег на операционный стол. Но также
я обещал вам мировую известность в случае успеха, – я замолчал, подбирая правильные слова.
Все присутствующие напряженно молчали, а я продолжил:
– Сегодня, если бы я мог, то встал бы перед каждым из вас на колени и умолял отказаться от огласки
результатов операции. Более того, я призываю всячески отрицать успешный исход трансплантации, если об
этом спросят ваши близкие.
Все девять присутствующих специалистов начали переглядываться между собой, послышался
неодобрительный гул.
– Прошу об этом ради безопасности ваших детей, внуков, потомков. Не так давно мне стало понятно,
что это открытие бесповоротно изменит мир в худшую сторону. Им заинтересовался очень страшный
человек, некий Ричард Броуди, которому чужды этические нормы. Человек, которым правит только жажда
наживы. Он без зазрения совести станет помогать преступникам избегать наказания путем смены личности,
объявит охоту на подходящих доноров, нарушая закон. Люди станут жить в страхе за свою жизнь. Этот
человек не остановится ни перед чем. Если Броуди станут известны ваши имена, он предложит вам работать
на него, а в случае отказа принудит к сотрудничеству путем давления через ваших близких, а то и сделает
своими пленниками. Говорю об этом, потому что сам оказывался в такой ситуации. Он угрожал похитить
мою внучку, если я не возьму его в компаньоны и не посвящу во все подробности предстоящей операции. Я
72
понимаю, что каждый из вас мог бы получить Нобелевскую премию, поэтому готов выплатить в виде
компенсации по двадцать миллионов долларов каждому.
Я замолчал, давая возможность присутствующим, как следует обдумать полученную информацию.
Дитте был безусловным авторитетом в коллективе клиники, поэтому для меня было важно именно его
мнение.
Том, желая приободрить, по-дружески похлопал меня по плечу. Всё это время он стоял у меня за
спиной, но я чувствовал, что он напряжен не меньше.
Первым нарушил молчание итальянец Джованни Бенитес. Смуглый, с черными как смоль волосами,
зачесанными назад и гладко прилизанными. Его карие глаза светились умом и темпераментом. Чертами
лица он больше напоминал индийского раджу, нежели итальянца. Поправив очки в тонкой золоченой
оправе, он произнес:
– Моя жена знает, что операция прошла удачно и вы идете на поправку. Никто не предупредил, что
деятельность лаборатории должна держаться в тайне от родных. Мы созваниваемся каждый день, и я не
посчитал нужным скрывать от нее правду.
– Если проблема только в этом, то через несколько дней мой сын сделает заявление о неудачно
