– А противник вообще не несет потерь. Если вы не собираетесь атаковать его, то почему бы не вынудить его начать атаку? Хоть обстреляйте его.
– Именно такие распоряжения я и намеревался отдать, ваше величество, – еще раз поклонился Глагр.
Сам он намеревался пустить в дело бомбарды, установленные на закрытых позициях, несколько позже. Но, в общем-то, желание императора, даже будучи реализованным, мало что меняло. Сколько там тех бомбард…
Правда, хороших, не клепаных, а литых, заряжающихся с дула, без глупых затычек в казенной части. По унганскому образцу.
– Резервной артиллерии открыть навесной огонь. Арбалетчикам выдвинуться вперед и обстрелять противника. Основное внимание – его флангам.
Он не видел, как за холмами перестраивались полки, как вытолкнутые ими ровные шеренги арбалетчиков слитно качнулись и, неизбежно изламываясь, двинулись в сторону неприятеля. Может быть, обстрел заставит Барини начать атаку?
Но главное – он вселит бодрость в тех, кто вот уже без малого два часа стоит под ядрами. Солдату легче умирать, зная, что противник дорого заплатит за то, чтобы уложить его наповал. Пусть это глупо, человеку всегда страшна смерть, а Всеблагая церковь не одобряет мщения, даже посмертного, но если солдат думает так – значит, так оно и есть. Не противься. Не время гнуть армию под себя. Сделай то, чего хочет она, и ты еще можешь не проиграть сражение…
* * *
Развесистый, как куст, фонтан земли вздыбился в десяти шагах от Барини. Князь стряхнул с бороды ком грязи.
– Навесом бьют из-за холмов, – сказал он.
– Жизнь вашей светлости слишком драгоценна, чтобы здесь оставаться, – немедленно подал голос кто-то из свиты. Кто сказал?.. Ах, этот… Трус и подхалим. Гнать.
Барини остался на месте. Обстрел был не страшен – это понимал он и понимали те, кто нюхнул пороху в минувших битвах. Одно дело настильный огонь, когда смертоносный шар проламывает себе путь в людях, как панцирная гиена в степных травах, и совсем другое – навесная стрельба с закрытых позиций на предельной дальности, когда ядро падает едва ли не вертикально и сразу зарывается в землю, а о точности и вовсе речи нет. Нет никакого смысла скакать зайцем туда-сюда на виду у всей армии.
– Эй, кто там! Откопайте-ка мне ядро – не железное ли?
Копать не пришлось – второе ядро угодило в выпирающий из земли серый валун, расколов его пополам.
– Железное, – с усмешкой констатировал Барини. – Глагр стар, а учиться умеет… У нас же учиться.
Свита закивала. Еще два ядра разбрызгали землю шагах в ста от князя, и он больше не обращал на них внимания. Три шеренги арбалетчиков, достигнув подножия холмов, замерли. Спустя минуту ряды унганской пехоты зашевелились – там стали падать люди. Подзорная труба выхватила опрокидывающегося навзничь ландскнехта с железной стрелой, пробившей каску и ушедшей в череп по самое оперение.
Еще падали люди, еще… Тяжелые кованые стрелы с закаленным наконечником с трехсот шагов без труда пробивали шлемы и нагрудники. Архаичное метательное оружие торжествовало над огнестрельным. Маршал пытался сравнять счет.
Выдвинуть навстречу аркебузиров? Марайских лучников? Бесполезно: их перестреляют. Для картечи – далеко. Обрушить на стрелков кавалерию и покрошить их к чертовой матери под носом противника? Кавалерию сразу не остановишь, вот что плохо. Во время атаки звереют даже командиры; увидел прореху в рядах неприятеля – туда! Круши, ломи!.. Унган и Гама!.. Но Глагр того и ждет.
– Фьер Дарут! – Опустив трубу, князь поймал восторженное, как всегда, выражение лица оруженосца. – Передайте приказ по артиллерии: на арбалетчиков не отвлекаться. По возможности прятаться за фашинами – арбалетчики в первую очередь будут выбивать артиллеристов. Второй, третьей и четвертой батарее сосредоточить огонь на коннице между холмами. Быть готовыми к стрельбе на картечь. Первой и пятой батареям продолжать обстрел пехоты. Запомнили? Повторите.
Оруженосец ускакал, а князь вновь жадно прилип глазом к зеленоватой, чуть ли не из бутылочного стекла, линзе окуляра. Вот она, тяжелая имперская кавалерия… Латы, перья, глухие шлемы, кирасы – клином вперед, чтобы не всякая пуля пробила сталь, а иная срикошетировала бы, из-за чего при взгляде сбоку кажется, что всадник неприлично пузат. Длинные пики, дедовские мечи, боевые кистени и прочий железный хлам. У многих и кони в броне – громадные звери, способные таскать на себе вес брони и вес бронированного всадника. Реют знамена. Справа от центрального холма – гордые дворяне, едва умеющие атаковать слитной массой, жадные до добычи, нетерпеливые… Слева – кавалерия ордена святого Акамы. Эти идут в атаку толковее и лучше управляются, но оружие у них такое же допотопное, как и тактические приемы… Пощекочем их!
Ага!.. Первые ядра пошли с недолетом, но второй залп попал точно в цель. Суматоха, кто-то летит с коня вверх тормашками, задетый ядром, кого-то валят в сутолоке. Падают люди и лошади.
– Передайте на третью батарею: пусть стреляют по холму, – не оборачиваясь, командует Барини, зная, что его приказ будет тотчас передан. Надо ослабить обстрел имперской кавалерии, не то она, смешавшись, оттечет за холмы, в то время как надо побудить ее к прямо противоположному…
Излетная арбалетная стрела застревает в древке княжеского штандарта. Это чистое баловство – на такой дистанции в князя не попасть. Но полки несут потери. То здесь, то там падает аркебузир или пикинер, и, покидая строй, вопят раненные в мякоть… А это что? Несколько секунд держится случайная пауза в канонаде, и слух Барини улавливает похабную песенку про дочку мельника. Солдаты поют, вот как! Они храбрятся, им плевать на железные стрелы. Скабрезные слова сливаются в хор, и любому новобранцу ясно, что он не один в поле, он вообще не человек, а часть гигантского мощного организма. И кажется ему, что его не убьют, пока стоит строй.
На той стороне тоже, наверное, поют – интересно, что? Религиозные гимны? Ой, вряд ли. Скорее всего – такую же похабщину. Священники давно улетучились с поля, а командиры махнули рукой: валяй, ребята! Сегодня особый день, сегодня все можно! И сами подпевают.
Грохот. Шарах – десятью ядрами разом. Третья батарея бьет на прежнем прицеле. Стелется пороховой дым, охлаждаемые водой и уксусом стволы бомбард шипят, окутываясь клубами пара. Кислая вонь. А что же имперская конница – забыли о ней, что ли? Нет, видно, как опрокидывается лошадь, падает знамя… По коннице бьют всего две батареи, притом самые слабые, это не истребление, это игра на нервах… Пошли?..
Пошли!
Как и ожидал Барини, первыми не выдержали рыцари ордена. Черно-белая масса кавалерии зашевелилась и потекла из распадка, вытягиваясь подобно выползающему из норки червю, а правее центрального холма из такого же распадка почти сразу же потекла пестрая масса дворянской конницы – потекла, тучей расползаясь по фронту, не обращая внимания на своих арбалетчиков, часть которых будет сейчас стоптана, и, наращивая скорость, полилась на унганские полки.
