Скромная, но достойная плита, заведомо не халтура местной гранитной мастерской. Полированный черный кварцит, буквы – золотые.
Почему-то я не испытывал никаких эмоций – может быть, оттого, что никак не мог вспомнить ни отца, ни мать? Много ли каждый из нас помнит с четырехлетнего возраста? То-то и оно. Почему я решил, что должен улавливать какие-то флюиды? Мистика это. И вообще никто из живущих не помнит покойников, в лучшем случае помнят легенду о них, и то если при жизни эти люди были сколько-нибудь достойны легенды или хотя бы кому-нибудь нужны на этом свете.
А кто ты сам такой, спросил я себя, кому нужен? Димку ты подставил, Ольгу тоже, Кручковича не спас, у Самохина украл два года жизни. Единственный сын не помнит тебя и знать не хочет… Мать он почему-то помнит!
Стоп! Проехали. Только таких эмоций мне сейчас и не хватало. А с Ольгой как-нибудь образуется. Еще не вечер. Еще успею подумать.
Мобилизовав запас приличествующих мыслей, я стоял и смотрел на гранитную плиту. Сколько же лет я тут не был? Пять? Семь? Надо бы заказать выгравировать портреты – фотографии есть. Хотя в моем положении как теперь закажешь? Фотографии и те не при мне, теперь я до них долго не доберусь, и все, что есть у меня с собой, – память…
Одну фотографию я помнил хорошо. Как и другие, она оказалась в моем личном деле в особом пакете, и вручили мне ее перед окончанием Школы. Довольно скверный любительский снимок, сделанный кем-то из сослуживцев отца на похоронах. Себя я там не нашел, конечно. Много людей, снятых в основном со спины, много венков, краешек гроба, в углу кадра на снегу кладбищенской аллеи громоздятся отвалы мерзлой земли. Крайняя аллея, слева могилы, справа – ограда кладбища, а на дальнем плане за сеткой голых зимних ветвей кладбищенских деревьев – одноглавая церковь…
ОТСЮДА НЕ ВИДНО ЦЕРКВИ!
Как часто нам хочется забыть очевидные, но досадные неприятности! Закрыть глаза – и нет их… Первым делом я подумал, что ошибся – но шиш, плохой зрительной памятью я никогда не страдал, так что пришлось признать, что ошибки нет. Я отступил назад и начал метаться, выискивая место, с которого фотограф взял ракурс. Кажется, здесь… Точно, здесь. Во всяком случае, это единственная возможная точка, иных вариантов просто нет. И что-то тут не так… А «не так» вот что: церковь за спиной, она никак не могла попасть в кадр…
Это не ТО кладбище!
Примерно так, должно быть, чувствовал себя тот ирландский комендант крепости, которому солдаты Кромвеля оторвали деревянную ногу и шарахнули ею по голове. Кладбище-то, может, то самое, Калитниковское, но место – другое, и фотография – липа. Странно… Странно и непонятно. Случайно попала в пакет не та фотография? Еще более странно. А поди теперь подними втихую кладбищенские документы! Дурило я. Как ни крути, а умом не вышел. Не догадался даже изготовить копию «пайцзы», обыкновенный муляж для идиотов, без встроенного маячка и прочей начинки. Полезная была бы вещь.
Обогнув по плитчатой дорожке замерзший пруд, я двигался домой не спеша. Погуляли – и на первый раз хватит, не хватало мне еще плеврита в качестве осложнения. Неприятна история с кладбищем – но разберусь в другой раз. Домой… Любопытно, как меняется понятие слова «дом», размышлял я, топая по Талалихина. Дом. Домой. Не домой я иду, а к Ольге, и завтра, а то и сегодня уйду совсем. Нет у меня дома.
И тут меня ужалило довольно крепко. Я выбрал позицию и стал ждать.
Через десять минут к дому подъехала машина, и из нее вышли четверо. Я прекрасно знал, куда они идут.
Не знаю, зачем я кружил возле дома Ольги еще долго, после того как они, поднявшись в квартиру и приказав по радиотелефону водителю отогнать машину за угол, принялись меня ждать, и даже после того как они в конце концов уехали, забрав с собой Ольгу. Я еще долго ждал чего-то.
Возвращаться не было смысла – даже если они не оставили в квартире ни людей, ни сюрпризов, во что я не верил. Рюкзачок с моими вещами ждал меня в камере хранения на Казанском вокзале.
ГЛАВА 8
Завтра наступит вечность
Когда мир стал черней Темноты слепых, «Светает», – сказали слепые.
Фазыл Хюсню Дагларджа
– На этот раз он попался, шеф. – Волосатая раскормленная муха, невесть как залетевшая в комнату, как раз сейчас перестала бестолково метаться под потолком и, оборвав жужжание, присела на краешек стола. Может быть, оттого, что сидящий за столом человек желал сохранить нечаянную оглушительную тишину, его голос прозвучал спокойнее обычного:
– Вы хотите сказать, что взяли его?
Маленький человечек с детским личиком и тонким прямым шрамом наискосок через щеку неодобрительно скосил на муху глаза, но тут же вернул взгляд к сидящему и покачал головой:
– Пока нет. Однако мы плотно ведем его уже вторые сутки. Безусловно, он догадывается об этом и попытается снова оторваться. Наша задача не позволить ему этого, иначе говоря, не создавать ситуаций, которые он мог бы использовать. Должен сказать, что объект то предельно осторожен, то нахален прямо-таки вызывающе. Очень трудно предсказуемый тип – до сих пор он не дал нам стопроцентной уверенности в благополучном исходе операции захвата. Я прошу вашей санкции на продолжение наблюдения при отказе от немедленной попытки задержания. Как только объект занервничает, мы начнем действовать.
– Вы надеетесь, что объект допустит ошибку?
– Рассчитываю на это, шеф.
– На вашем месте я бы на это не рассчитывал.
Маленький человечек почтительно замер, и лишь опытное ухо могло различить каплю иронии в его голосе.
– Простите?
– Он не делает ошибок. – Сидящий звучно припечатал ладонь к столешнице. Муха с гудением метнулась из-под ладони, забилась об оконное стекло. Сидящий поморщился. – Да, представьте себе, он их не делает. Мне кажется, к настоящему моменту вы могли уже догадаться об этом сами. Или вам мало опыта ваших предшественников?
Человечек вскинул голову, отчего тонкий шрам искривился и потянул за собой кожу на подбородке.
– Простите, шеф, – сказал он казенным голосом, выждав короткую паузу. – Вероятно, вам известно нечто такое, что неизвестно мне.
Он лишь намекал – не клянча, не унижаясь. «Не так уж плох, – подумал сидящий. – Будет жаль, если сломает себе шею».
Срикошетировав от стекла, муха села на потолок. Стало тихо.
– То, что мне известно, не должно вас касаться. Безусловно, вы понимаете, что о каком-либо недоверии к вам речь не идет и мое молчание продиктовано исключительно интересами операции. Я поддерживаю ваше предложение. Считайте, просимая санкция вам дана, и учтите: это не только санкция. Это приказ. Полагаю, впрочем, что в ближайшее время вы получите новые инструкции. Я хочу, чтобы вы и ваши люди наконец уразумели: на дворе конец лета, а не начало весны. У нас уже давно нет права даже на единственную оплошность. Ни у ваших людей, ни у вас, ни у меня.
– Еще раз простите, шеф, но если новые инструкции…
– Об этом не сейчас, – прервал сидящий. – Продолжайте выполнять задание, но от захвата объекта вплоть до особого распоряжения воздержитесь. Вести объект предельно плотно. Самое главное сейчас не дать ему оторваться. Делайте все, что сочтете нужным, хоть привяжите себя к нему, но он не должен уйти на этот раз. Не должен, вы меня поняли?..
К. (особо секретно, лично)
ТЕМА: Малахов М.Н.
СОДЕРЖАНИЕ: диктотайпные материалы по работе с объектом «Лайма»; 4-й сеанс; 23.08.2040.
Подготовка к сеансу: стандартная.
Начало сеанса: 11 ч. 06 м.
Конец сеанса: 11 ч. 13 м.
Форсирование: 4 кубика 0,2 % раствора препарата «Калхас-Х» внутривенно.
ЗАПИСЬ СЕАНСА:
Вопрос: «Где он сейчас?»
Ответ: «Южный город. Тепло. Солнце в глаза. Вхожу в подобие. Улица, пыль».
В: «Допустим. Море там есть?»
О: «Да. Море. Штиль. Водоросли. Вижу запах».
В: «Что еще там есть?»
О: «Речка в бетоне. Грязная, прямая, течения нет. Мазут. Дохлая чайка. Автовокзал».
В: «Держи подобие. Как твое имя? Где ты? Что видишь?»
О: «Я Малахов Эм Эн. Иду по улице вверх. По правой стороне. Много людей. Сторонятся. Я устал и хочу пить. Покупаю в автомате пакетик яблочного сока. Пью. Иду и пью».
В: «Что ты чувствуешь?»
О: «Устал. Хочу спать. Мозоль на пятке. За мной ходят, следят, хотят плохого. Надоело. Хочу один».
В: «Ты боишься?»
О: «Не знаю. Нет. Не хочу бежать. Не хочу стрелять. Не боюсь. Очень устал».
В: «Сейчас ты видишь тех, кто ходит за тобой?»
О: «Нет».
В: «Так. Расскажи, что ты делаешь теперь».
О: «Стою. Оглядываюсь. Очень болит голова».
В: «Еще раз повтори: кто ты?»
О: «Малахов Михаил Николаевич».
В: «И у тебя болит голова?»
О: «Да. Затылок. Нет, теперь нет».
В: «Что ты делаешь? Все время говори, что ты видишь и что делаешь».
О: «Перехожу на другую сторону улицы. Большая машина разворачивается, едет за мной. Стекла темные. Иду вниз. Иду быстро. Деревья – толстые. Автомат с мороженым. Они – вокруг меня, они ходят за мной повсюду. Надоели».
