Костику никто особо не сочувствует. Костик завтра уходит в отпуск и уезжает в Египет на десять дней. А мы все остаемся работать, и для нас Египет будет свой: будем потеть в душных кабинетах с утра до вечера. Поэтому над Костиком все потешаются и принимаются мечтать, кто куда поедет сам. Санча хочет, как обычно, на Черное море в августе, Маринка рвется в Турцию («все сто раз уже там были, а я еще ни разу!»), Андрюха вообще собрался в Германию — хочет пригнать оттуда тачку взамен своей старенькой «Ауди». Я никуда особо не хочу. Жариться под солнцем можно и у нас. Поглядеть на море, конечно, заманчиво, но, боюсь, двух-трех дней мне бы хватило за глаза. Я бы съездил куда-нибудь, где еще никто из наших не был. Куда-нибудь во Вьетнам, например, или в Бразилию. Не представляю, чем там можно заниматься, но посмотреть на подобного типа незаезженную страну было бы мне по душе. В итоге предлагаю Андрюхе поехать в Германию вместе, сходить на Октоберфест, налопаться пива по самые волосы. Андрюха немедленно соглашается. Заслышав про такое, к нам тут же присоединяются Маринка и Дэн. В итоге решаем съездить туда все вместе и оставить Германию без стратегических запасов пива. Лев Анатольевич замечает, что мы не патриоты, что надо поддерживать отечественного производителя. Но мы не соглашаемся. Цели наши ясны, задачи определены.
Вечером решаем сходить в киношку, на новый фильм. Что-то там про планету монстров и кровавый апокалипсис. Я лично не любитель таких фильмов, но за компанию соглашаюсь.
И сразу мы в кинотеатре: экран блещет светом, гудят колонки. Взрывы раздирают воздух, от низких частот дрожат кресла. Уходящие вниз ряды темных голов смотрят, как полчища уродливых тварей кидаются на людей и отлетают, отброшенные мощными залпами орудий. Стойкий запах попкорна вдруг мешается с запахом гари. Я принюхиваюсь. Кажется, что запах идет прямо от меня. Поднимаю ладони — они в грязи и масле. «Дэн, смотри!» — я поворачиваюсь и показываю руку сидящему рядом Дэну. Но вместо него вижу медленно раскрывающуюся пасть, где зубов столько, что они чуть не вываливаются, и потоки слюны текут вниз… И я ору и достаю дробовик. Всаживаю дуло чуть не в глотку монстра — и его мозги разлетаются фейерверком вперемешку с зубами. Очумевший, оглядываюсь по сторонам, понимаю, что вдруг оказался по ту сторону экрана. Вокруг меня хаос и безумие: рев тварей, взрывы, крики людей. А там, за прозрачной стеной, сидит в темноте зал, наблюдает за происходящим. И я даже вижу всех наших: Маринку, Дэна, Санчу, Андрюху. Все они там, а я — здесь. И я кидаюсь к стене экрана и принимаюсь колотить по ней изо всех сил, ору что есть мочи, но никто меня не слышит. Огромный зал кинотеатра, замерев, смотрит на меня, как на персонаж фильма, завороженный моей игрой. А для меня это не игра, я размазываю грязь и кровь по стене и слышу сзади жуткий клекот подкравшейся твари. Едва успевая повернуться, я передергиваю затвор, и гремит выстрел…
Путь по долине я продолжил хмурый и невеселый. Сон взбудоражил, поднял со дна души утихшие было страхи. Сумею ли я вернуться на Землю? Как найти путь домой? На чем добираться? Попади я на необитаемый остров — там можно построить плот или лодку. А здесь что прикажете делать? Смастерить из подручных средств космический корабль? И даже космический корабль не спасал. Путь домой неизвестен и, возможно, недостижим. Есть ли конец у Вселенной? И на каком конце нахожусь сейчас я?
Почувствовав, что еще минута таких размышлений, и у меня начнется депрессия, я решил пока о будущем не думать. Лучше сосредоточиться на текущих задачах. Сейчас самое важное — найти воду и еду. А что дальше — время покажет, увидим. Земля слишком далеко, чтобы всерьез о ней волноваться.
Правда, и поиск воды пока не обнадеживал. Долина тянулась все вперед и вперед, загибаясь то вправо, то влево. Однообразие раскиданных по склонам деревьев утомляло. Изредка в долину вливались овраги и балки. Все-таки водная система тут существовала когда-то. Не могли же такие промоины возникнуть сами по себе? Я решил идти до конца. Уж тут-то конец точно был, и я решил его найти во что бы то ни стало.
Незаметно, исподволь, погода начала меняться. Обратил я на это внимание, только когда уходящее вперед меня лиственное поле ожило и зашевелилось. Ветер стал гладить против шерсти покров из опавшей листвы, — и он зашуршал, вздыбился, еще не готовый взвиться вверх, но весь трепещущий в ожидании. Сверху докатился беспокойный шелест деревьев. Я поднял голову, увидел, как низко спустились темные облака. Их было немного, но раньше они висели высоко-высоко в желтоватом небе. Теперь же их наливающиеся чернотой брюхи царапались о верхушки деревьев. Сам лес теперь ощущался как одно живое целое — заполненный звуками, шорохами, эхом.
Во всем происходящем чувствовалось приближение непогоды. Стало тревожно. Никто не знает, что за ненастья тут случаются. Сам дождь меня порадует: это вода. Вот только беспокойный шепот огромных деревьев словно предупреждал меня о силе возможной грозы.
Я продолжал путь, оглядываясь вокруг с интересом и трепетом. Несмотря на вероятную опасность, мощь и масштаб происходившего завораживали.
Чем дальше я продвигался вперед, тем явственней ощущалась разливающаяся в воздухе тревога. Тучи тянуче цеплялись за макушки деревьев и скапливались огромными кусками. Сухие листья кружились в хороводах поземки. Каждый мой шаг словно добавлял силы ветру, заставлял густеть воздух, наполнял электрическим напряжением окружающую атмосферу.
Вдруг я увидел что-то вдали. В дальней дымке пространства, наливающегося желтой мглой, показалось нечто. Только минут через десять-пятнадцать я смог уверенно сказать: там, впереди среди деревьев, появился просвет. Ноги сами прибавили ходу. Наконец-то!
Вне зависимости от того, что там есть, это — изменение, и значит — надежда.
А ненастье будто спешило вместе со мной. Стоило мне зашагать быстрее, как рванули с земли полосы содранной листвы. Сверху, кружа, посыпались черным снегом листья с веток. Лес будто взбеленился, сопровождая мой путь беснованием сумасшедшей старухи. Он не препятствовал мне, но словно кричал: «Идет! Идет! Смотрите, он идет!» Тучи надо мной месились кипящей темной кашей, раскрашенные акварелью от белого до чернильно-черного.
Просвет приближался. Я уже видел желтый свет пробивающегося сквозь деревья открытого пространства. Ближе, еще ближе…
Пространство открылось передо мной, но долина еще не кончилась. Обалдевший, я приближался к ее краю. Еще пять минут пути. Деревья расходились, исчезали, оставались позади, уходили кипящей массой влево и вправо. Ветер взметал вверх смерчи грязно-коричневой листвы, и они окружали меня со всех сторон. А впереди, в низине, срывающейся вниз крутым невысоким обрывом, раскинулось ярко-желтое бескрайнее ржаное поле.
