наперевес, но точно не собираясь пускать его в ход. А девочки бултыхались вокруг лодки, цеплялись за ее борта, щебетали, указывали пальцами на что-то за буйками — и только когда там вдруг взметнулось в воздух черное глянцевое тело, Женя поняла: несколько дельфинов, целая стая, внезапно подошли удивительно близко, почти к самому пляжу.
Девочка позади нее продолжала петь.
— Кто это был? — спросила Женя, когда синекожая замолкла.
— Кто? — Брови художницы взлетели вверх.
— Ты нарисовала на песке… это чудище… Паук?
— Это… там, на родине, — ответила девочка.
— Ты здорово рисуешь, — сказала Женя. — Я даже испугалась, он такой страшный!
— Страшный, — эхом откликнулась синекожая, но тут, словно очнувшись, рядом оказалась медичка.
— Море большое, — хмуро сказала она Жене, — плавай в другом месте, иначе…
У нее было такое лицо, что Женя поняла: ничего не выйдет. Можно кричать, можно ругаться, можно даже цедить слова сквозь зубы, ее никто не послушает. Или — даже того хуже.
Она помнила, какое лицо было у отца, когда тот три года назад объяснял ей с сестрой, что «дядя Коля», майор Звонников, к ним больше в гости заходить не будет. И к нему домой тоже заглянуть нельзя. Совсем. О нем теперь никогда и ни у кого даже спрашивать нельзя. И вообще лучше считать, что его не было. Тогда он тоже добавил: «Иначе…» — и не договорил.
Женя развернулась и, стараясь не цепляться ногами за песок, поплыла к берегу. Добрела до своего места и шлепнулась на лежанку.
Ничего, она им еще устроит!
Забегали, закричали вожатые и медички, выгоняя девчонок на берег. Вернулись соседки, Марлеста и чернокосая Нелтэк, еще недавно так удивлявшаяся тому, что море, оказывается, не только бывает по-настоящему, а не на картинках, но еще и взаправду соленое оказалось.
— Ты что ж не пошла к дельфинам? Боишься? — ткнула ее в бок толстушка.
— Он посмотрел прямо на меня! — захлебываясь от восторга, заговорила Нелтэк. — Глаз — круглый! А сам он черный, я могла даже рукой до него дотронуться!
— Почему не дотронулась? — вяло спросила Женя.
Ответ не запомнила. Прислушалась к себе: все еще злится, что ли? Да нет, злость ушла. В конце концов, не просто же так опекают «баклажаночек»? Наверное, им вредно не только загорать, но и нервничать. Поэтому медичка не дала им поговорить. Услышала про паука, вот сразу и прибежала!
Жене даже стало чуточку неловко: вдруг от ее разговоров Аэлите станет хуже?
Женя перевела взгляд на веранду с коминтерновками и вздрогнула от неожиданности: художница смотрела прямо на нее — не мигая, глаза в глаза. А потом явственно подмигнула и тут же отвернулась.
Оставшееся до обеда время Женя не сводила с Аэлиты глаз, и ее настойчивость была вознаграждена.
— Одеваемся, и на обед! — скомандовала старшая по пляжу. Снова засуетились вожатые, забегали медсестры. Девчонки поднимались с лежанок, натягивали трусы и майки, вытряхивали из сандалий песок.
Первыми с пляжа потянулись коминтерновки. Медички бережно поддерживали их под руки, но все равно было видно, как трудно «баклажаночкам». Они брели едва-едва, чуть не останавливаясь на передых каждые десять шагов. Аэлита выглядела чуть бодрее прочих, и помогала ей только одна медсестра, спасибо, уже не та, что в море.
Проходя мимо Жени, Аэлита еще раз подмигнула и незаметно выронила что-то из ладони. Надевая сандалии, Женя как бы случайно пошарила рукой, нащупала круглое и гладкое.
По пути в столовую находку удалось рассмотреть: обычная ракушка, «китайская шляпа», каких множество валяется на берегу и полосе прибоя, только, в отличие от них, целая и блестящая перламутром. Женя хмыкнула и спрятала раковину за отворот панамки.
* * *
— Странные вы, — задорно, даже с вызовом сказала Женя. — Такая духота, а лежите тут, в собственном соку варитесь… Неужели пять шагов пройти трудно?
Никто не ответил. Коминтерновки действительно лежали недвижными тушками, с головой закутавшись в простыни, как будто им было холодно, а медички не обратили на Женю внимания.
Всю ночь дуло с моря, и наутро врачи отменили купания. Обидно, а делать нечего: и вода холодная, и медуз нагнало столько, что получилось не море, а суп с клецками. Тот же ветер унес последние облака, и на побережья, на пляжи, на кипарисовые рощи опустилась страшенная жара. Девчонки и мальчишки обсели фонтаны, да разве сравнить их с морем? Глубина по пояс, не искупаться, а только намокнуть.
Их корпусу повезло, древние буржуи, которые жили здесь когда-то, устроили настоящий бассейн. Наверное, если постараться, можно уговорить себя, что это море…
Женя решительно сбросила сандалии, посидела немножко на краю бассейна, свесив ноги в воду, потом нырнула — как была, в трусах и майке: среди тех, кто сейчас лежал вокруг бассейна, могли оказаться не только «баклажаночки», но и «баклажанчики», кто их разберет под простынями. Конечно, какие из них, синюшных, мальчишки… А вот какие ни есть, не октябрятского возраста все-таки.
Мраморное дно покрывал рыжий песок, кое-где лежали мелкие камешки и даже серебристая монетка — кажется, двугривенный.
— Ой, как тут здорово, — сказала Женя, вынырнув и отдышавшись. Вновь задорно посмотрела на «баклажаночек»: — Ну кто со мной?
Одна из «синеньких» зашевелилась и выпуталась из простыни. Сейчас она, несмотря на жару, была полностью одета — так, как полагалось разве что во время экскурсий в город или на Аю-Даг: в блузу с длинными рукавами и шаровары. Коминтерновка осторожно встала и, покачиваясь, словно ее ветром шатало, спустилась по лесенке в бассейн.
Это была та самая художница, Аэлита-д'хи… или т'хе? После непонятного случая с ракушкой она больше ни разу не пыталась заговорить с Женей, хотя случаи, если постараться, были. Но вот ей, как видно, не захотелось стараться — и Женя, обидевшись, тоже утратила к ней интерес.
— Туату мори обелоа… — со слабой улыбкой произнесла синюшная девочка — и окунулась с головой.
Что она имела в виду? Женя пожала плечами: совсем их не поймешь, то говорят по-русски, то нет. Уже неделю вместе, а она и познакомилась только с одной, вот этой самой Аэлитой. Да и то — познакомилась ли?
Женя вылезла из воды, села на теплый бортик. «Баклажаночка» лежала на дне и смотрела на Женю большими удивленными глазами. Потом ловко, словно бы змеиным и точно нечеловеческим движением перевернулась и поплыла по кругу.
Женя испугалась на секунду: не умеют люди так плавать! Как рыба угорь, Оля приносила таких с рынка. Словно услышав Женины мысли, коминтерновка всплыла рядом с нею, улыбнулась, покачала головой: «все хорошо, не бойся».
— А я и не боюсь, — буркнула под
