– Будь вы ублюдком, тайтай, вы задали бы именно такой вопрос.
– Ладно. Скажите, сколько хвостов вы добываете за сутки?
– До пяти-семи. Кэп обещает отгул за каждые полсотни.
– Как думаете использовать возможный отгул?
– Активизирую охоту.
– Думаете выловить всех?
– Вряд ли. Мыши на «Уззе» плодятся, как настоящие!
– Настоящие? Что вы имеете в виду?
– Исключительно наш корабль.
– А яснее?
– «Тип корабля – не определен. Тип двигателя – не установлен». Лишившись господина У, мы потеряли возможность подробно узнать нашу «Уззу». Мы не знаем, откуда на корабле мыши. Чтобы их выловить, надо изучить самые удаленные уголки. Все эти сжимающиеся коридоры, запутанные ходы, неработающие лифты, появляющиеся и исчезающие тупики…
– Где вы росли, Бекович?
– Мазендеран, север Ирана.
– Наверное, пустынные места?
– Верно. Там и людей нет, одни ублюдки!
– Вы росли в семье вместе со старшим братом?
– Ну да, первые восемь лет. Потом он убил муллу и его увезли в город.
– Вы никогда не сочувствовали террористам?
– Никогда.
– Осознанно?
– Не знаю, как ответить, тайтай.
– Ответьте, как считаете нужным.
– Господин У любил рассказывать такую притчу. Одному больному ублюдку, тайтай, назначили для лечения корень женьшеня. Он отдал за корень все свои сбережения и решил для надежности выпить настой сразу, чтобы в короткое время победить болезнь. В итоге ублюдка обнесло ужасными нарывами. Пришлось ему продать последнюю курицу и купить редьку для компрессов. Понимаете? И женьшень куплен зря… и на редьку потратился…
– Почему вы суровы к роботам?
– У них нет души, тайтай.
– Даже боюсь спрашивать, кто они…
– Я не совру. Ублюдки!
– Вам хотелось попасть в экипаж «Уззы»?
– Когда мой брат устроил взрыв на верфи, я понял, что обязан участвовать в проекте. Любой попытке разрушения следует противостоять, иначе мы ничего не добьемся.
– Потому и покончили с карьерой пилота «формулы один»?
– Такая связь существует. Но я был лучшим.
– Помните, китайский этап 2032 года?
– Конечно. К этому этапу я уже доказал, что могу ездить быстрее всех. В Сингапуре, тайтай, я выиграл у Дарби целую минуту. То же – в Монако и в Бразилии. И был первым в Абу-Даби.
– Но не в Китае.
Приложение к тестированию.
Выдержки из спортивного репортажа:
«Йонг, Людвиг, Волович, Дэвид… Трассу заволокло желтой пылью… За Дэвидом следует Вебер… Он выходит на обгон, но н-е-е-ет, н-е-е-е-ет… Вебер не вписывается в поворот, его достает Бекович… Он всех достал, этот Бекович. Похоже, он пришел в «формулу» всерьез и надолго, а не просто как платный пилот с пятью миллионами спонсоров… О-о-о-о… Бекович влетает в груду гравия… К нему бегут китайцы. «Толкайте!» Бекович буквально орёт. «Толкайте!» Нет, Бекович, тут вам не будет трактора. Это Китай. «Толкайте, ублюдки!» – кричит Бекович. Китаец-механик толкает заглохший болид… Два китайца… Три китайца, четыре… Да соберите хоть весь Китай… Бекович уже не орёт: «Ублюдки!» – он так думает… Да и Ральф Кимми, похоже, доездился… Ох, Кимми, Кимми, сбрось скорость, о-о-о-о-о-… Болид Ральфа Кимми врезается в болид Бековича… Они горят… Не пить Бековичу шампанского в Китае… Напрасно он твердит, что его место всегда лучшее…
дельта
«Южная оранжерея, кэп!» – «Вижу, Стеклов, теперь вижу». – «Отправить в оранжерею дежурных?! – «Продолжайте наблюдения. Где Бекович?»
«На связи!» – мгновенно отозвался старший механик.
«Выходы из оранжереи перекрыты? Психологи оповещены?»
«Я на связи, – отозвалась фрау Ерсэль. С другого экрана молча кивнула ксенопсихолог Вероника. – В пять сорок семь по бортовому времени вахтенный Стеклов обнаружил движение в южной оранжерее».
По экранам прошла нежная рябь, высветились рябиновые аллеи.
Совсем недавно прошел дождь, искусственное небо в оранжерее потихонечку разъяснялось. Ремонтные роботы Бековича («быстро сориентировались, ублюдки!») волокли по траве пластиковые мешки с чужими клеймами. Другие расставляли складные столики, расставляли в траве стулья, стряхивали с нависающих веток нежных гусениц и охотящихся на них муравьев.
«Ксенопсихолог! Что вы думаете об этом?»
Теперь мы все видели ясные, сложно перемещающиеся тени.
«Ой, на меня падают червячки», – прозвучал незнакомый голос.
И ответил такой же незнакомый: «Они и будут падать. Время любви».
«Это люди? – спросила фрау Ерсэль. – Как они оказались на «Уззе»?»
Все повернулись к Веронике, но ксенопсихолог молчала. Только потом произнесла: «Фантомная память!» Объяснять она ничего не стала, но доктор Голдовски тоже не разделял общей тревоги. Узкие солнечные лучи отвесно падали в оранжерею, трава влажно дымила.
«Подключите роботов!»
Мы вновь увидели оранжерею. На этот раз совершенно отчетливо.
Так бывает, когда неожиданно выходишь из темного помещения на солнце.
Кажется, ты уже навеки забыл про четкие изгибы, тени, линии, но вот они перед тобой! Каждый отдельный листочек, каждая гроздь, каждая тропинка. Ремонтные роботы не успели вывезти палую листву, а их уже переориентировали – заставили таскать и расставлять складные столики.
«Тут как в Гвинее», – раздался мужской, странно знакомый голос.
«Ой, не надо! – ответила женщина. – Там малярия и лихорадка!»
«Зато листва в цвете!»
«А я хотела спросить… Как раз про цвет… Если сканировать яркую картинку, краска сильно тратится?»
«Само собой. Это как красить волосы».
эпсилон
Я узнал отца.
«Фантомная память».
И сразу вспомнил последний сон.
Приснилась ксенопсихолог – жди Чужих.
Только мне часто не везет. Я буду последним, кто увидит Чужих.
Ксенопсихолог Вероника снилась мне и раньше, но всё равно я буду последним, кто столкнется с Чужими. Я и на «Уззу» попал последним, и снится мне обычно то, что уже снилось другим. Пугающий вой сирен (врывающийся извне), грохот башмаков по железным трапам, пламя, как личинок, вылизывающее людей из оплавленного ударом железа. Падают защитные шторки, гаснут иллюминаторы.
И всё это незаметно перерастает в реальную учебную тревогу.
«На шкентеле! – орёт, багровея, капитан Поляков. – Как строй держите?»
Все стараются. Старший техник Цаппи особенно старается. Волосы торчат над круглой римской головой, будто он укладывал их петардой. Программисты, механики, навигаторы, техники, физики, свободные от вахт марсовые косят налитыми кровью глазами на шелковый флаг Земли, а Цаппи и коситься не надо – у него с детства глаза вразлёт. Он – моя единственная удача. В компании с механиком Лавалем за три дня до старта Вито Цаппи попал в руки террористов. Через семь часов их отбили, но Лаваль с огнестрельным ранением угодил в госпиталь. Так я оказался на борту «Уззы».
