А сейчас он обреченно склонился над книжкой, и словно снайпер, сидящий один-одинешенек в засаде, выстреливал слово за словом. Он превращал захватывающий и стремительный рассказ Макса Брэнда о странствиях «быстрого как молния» Джона Шербурна и его стычках с Красным Ястребом, этим разбойником из племени команчей, в нечто столь же романтическое, как реклама полупроводников или радиодеталей.
И все же Чак не был глуп. Он успевал по математике, у него были цепкая память и хорошие руки. Однако он с огромным трудом усваивал печатное слово. Говорить он мог свободно и знал в теории фонетику, а вот на практике… Иногда какая-то фраза выходила у него вполне гладко, без единой ошибки, но просьба пересказать прочитанное ставило его в тупик. У Чатсворта-старшего возникли опасения, что его сын дислексик, но Джонни думал иначе; он еще не встречал ребенка, страдающего дислексией[14], хотя многие родители ухватились за это словечко, думая объяснить или оправдать этим косноязычное чтение своих детей. У Чака, судя по всему, была разновидность более общего заболевания – обычной и весьма распространенной ридингфобии[15].
Учителям понадобилось пять лет, чтобы прийти к такому выводу, родители же – да и сам Чак – забеспокоились всерьез лишь сейчас, когда под угрозой оказалась спортивная карьера. И это еще не самое страшное. Зимой Чаку предстояло пройти тестирование, чтобы с осени семьдесят седьмого учиться в колледже. С математикой-то он справится, а вот дальше… Если бы ему прочли вслух все вопросы, тогда бы он, конечно, мог рассчитывать на средний, а то и приличный общий балл. Пятьсот очков запросто. Но не приведешь же с собой чтеца на экзамены, даже если твой отец большая шишка в деловом мире Нью-Гэмпшира!
– «Я увидел др… другого человека. Он знал, что его ожидает, но держался совершенно нав… навоз… невозмутимо. Он ничего не просил, ни о чем не сожалел. Все страхи и без… беспокойство, одол… одал… одолевавшие его с той поры, как он стол… стал… столкнулся… столкнулся с неизвестностью…»
Прочитав в «Мэн таймс» объявление, что требуется репетитор, Джонни предложил свои услуги, хотя и без особой надежды. Он переехал в Киттери в середине февраля с единственной целью сбежать из Паунала, сбежать от ежедневной корреспонденции – от нее уже ломился почтовый ящик, – от газетчиков, зачастивших в последнее время, от истеричек с затравленным взглядом – они решали «заглянуть к нему на минуточку», раз уж «случайно оказались в этих краях» (у одной из таких случайно оказавшихся в этих краях номер на машине был мэрилендский, у другой, приехавшей на стареньком, выдохшемся «форде», – аризонский), от рук, которые тянулись, чтобы прикоснуться к нему…
В Киттери он впервые осознал, что безликое имя Джон Смит имеет свои преимущества. На третий день он нанялся поваром в закусочную, призвав на помощь опыт, приобретенный в летних кафе и в лагере бойскаутов на Рейнджлейских озерах, где он подрабатывал один сезон. Владелица закусочной, сухая как палка женщина по имени Руби Пеллетье, прочитала его послужной список и сказала:
– Уж больно ты, пострел, образованный, чтобы мясо крошить.
– Ваша правда, – сказал Джонни. – На бирже труда я весь курс наук прошел.
Руби Пеллетье уперла руки в тощие бока и, запрокинув голову, разразилась лающим смехом.
– А ты управишься, если в два часа ночи заявится целая орава и потребует яичницу с беконом, сосиски, французские тосты и пирожки?
– Пожалуй, – сказал Джонни.
– Пожалуй, ни хренышка ты не понимаешь, о чем тебе толкуют, – сказала Руби, – ну уж ладно, грамотей, валяй. Только принеси мне сначала справку, чтобы у меня не было неприятностей с охраной здоровья. И можешь сразу приступать.
Так он и сделал, и после двух суматошных недель (даже обжег правую руку, когда в запарке плюхнул ковшик в кипящее масло) он укротил работу, а не она его. Прочитав объявление Чатсворта, Джонни написал по указанному адресу. В письме он коротко рассказал о себе, особо отметив, что прошел курс «Выработка навыков чтения».
В последних числах апреля, когда он проработал в закусочной два месяца, пришло письмо от Роджера Чатсворта с предложением приехать пятого мая для беседы. Джонни договорился об отгуле и прекрасным весенним днем в назначенный час сидел с запотевшим стаканом пепси-колы в кабинете Чатсворта и слушал рассказ Роджера о том, как трудно дается его сыну чтение.
– По-вашему, это дислексия? – спросил Роджер.
– Нет. Я думаю, обычная ридингфобия.
Чатсворта слегка передернуло.
– Синдром Джексона?
Джонни был поражен. Еще бы! Девять лет назад Майкл Кэри Джексон, специалист по грамматике и методике чтения из университета Южной Калифорнии, выпустил, можно сказать, нашумевшую книгу «Невосприимчивый читатель». В ней описывался целый букет проблем, возникающих при чтении и получивших впоследствии название «синдрома Джексона». Это была хорошая книга для тех, кто мог продраться сквозь густой замес научной фразеологии. Чатсворт явно продрался, и Джонни сразу оценил волевой характер этого человека, решившего во что бы то ни стало помочь сыну выкарабкаться.
– Вроде того, – согласился Джонни. – Но учтите, я еще не видел вашего сына и не слышал, как он читает.
– Ему нужно сдать хвосты за прошлый год. Американскую литературу, историю и, мало того, гражданское право. Не смог прочесть всю эту писанину и завалил экзамены. У вас есть разрешение преподавать в Нью-Гэмпшире?
– Нет, – сказал Джонни, – но это не проблема.
– Так как бы вы поступили с моим сыном?
Джонни объяснил в общих чертах. Чаку надо как можно больше читать вслух, особенно книги, пробуждающие воображение: фантастику, приключенческие романы для юношества. Учиться отвечать на вопросы о прочитанном. И расслабляться по методу Джексона.
– Прирожденным лидерам зачастую приходится труднее всех, – сказал Джонни. – Они слишком рьяно берутся за дело и перенапрягают мозг. Получается что-то вроде мысленного заикания…
– Так считает Джексон? – перебил Чатсворт.
– Нет, так считаю я, – улыбнулся Джонни.
– Ясно. Продолжайте.
– Если ученик, прочитав текст, не будет ни о чем думать, если не заставлять его тут же пересказывать текст – каналы памяти могут прочиститься сами собой. И тогда он поймет, на чем застопорился…
Глаза у Чатсворта заблестели. Джонни нащупал самую сердцевину его убеждений, а возможно, и философии всех тех, кто самостоятельно пробил себе дорогу в жизни.
– Ничто так не окрыляет, как успех? – спросил Чатсворт.
– Если угодно.
