«Так и должно было случиться, — подумала она. — Время любить, и время скорбеть». Она положила руку на живот, сосредоточившись на покоящемся там зародыше новой жизни. «Я ношу под сердцем дочь Атридесов, которую мне приказано произвести на свет, но Преподобная мать ошиблась: дочь не спасла бы герцога. Этот ребенок — всего лишь связующая нить, брошенная в будущее миром настоящего, где царит страдание и где смерть безжалостно пожинает свою кровавую жатву».
— Попробуй еще раз включить приемник, — сказал Пол.
«Наш разум продолжает работать независимо от того, сдерживаем мы его или нет», — подумала Джессика.
Она нашла крошечный приемник, оставленный Айдахо, и включила его. На панели загорелся зеленый огонек. Из динамика вырвался негромкий шум. Она усилила звук и начала поворачивать ручку настройки. Под тентом зазвучал голос, говоривший на языке Атридесов:
«…назад и снова сплотиться у хребта. По сообщениям, оставшиеся в живых не были обнаружены ни в Картаге, ни в банке Союза».
«Картаг! — подумала Джессика. — Гнездо Харконненов!»
— Они — сардукары, — доносилось из приемника. — Ищите сардукаров в форме Атридесов. Они…
Шум, возникший в передатчике, заглушил голос диктора, и наступила тишина.
— Ты понимаешь, что это означает? — спросила Джессика.
— Я этого ожидал. Они хотят, чтобы Союз обвинил нас в разрушении их банка. Пока Союз против нас, мы заперты на Арраки. Поищи другую волну.
Джессика повторила про себя слова сына: «Я этого ожидал». Что с ним произошло? Она повернула ручку настройки приемника и поймала обрывки фраз, выкрикиваемых на боевом языке Атридесов: «…назад… попробуем сплотиться!.. пойманные в пещере…» Резкие слова команд, приказы… Слов было слишком много, чтобы Джессика могла понять их смысл, но хвастливый тон всей этой тарабарщины был очевиден: победу одержали Харконнены.
Пол встряхнул лежащий рядом пакет и услышал бульканье воды. Тяжело вздохнув, он посмотрел сквозь прозрачную ткань стилтента на скалу, силуэт которой ясно вырисовывался на фоне звездного неба. Левой рукой он проверил, насколько плотно закрыт вход в их временное убежище.
— Скоро рассвет, — сказал он. — Мы можем позволить себе ждать возвращения Айдахо еще один день, но на следующую ночь мы должны отправиться в путь. В пустыне нужно путешествовать ночью, а днем прятаться в тени.
В памяти Джессики всплыли слова: «Человек, прячущийся в пустыне в тени без стилсьюта, должен потреблять в сутки пять литров воды, чтобы поддержать вес своего тела». Она почувствовала мягкое прикосновение ткани стилсьюта к телу и подумала о том, что их жизнь зависит от этих приспособлений.
— Если мы уйдем отсюда, Айдахо не сможет нас найти, — сказала она.
— Есть способ заставить заговорить любого человека. Если Айдахо не вернется на заре, мы должны будем считаться с возможностью его поимки. Как ты думаешь, сколько он сможет продержаться?
Ответом на его вопрос была гнетущая тишина.
Пол снял обертку с пакета и вытащил крошечный микроучебник с фиксатором и увеличительным стеклом. Зеленые и оранжевые буквы проступили на страницах. Сколько всего нужно знать, чтобы выжить в пустыне! Он отложил учебник в сторону.
— И куда же мы направимся? — спросила Джессика.
— Мой отец говорил мне о власти над пустыней, — сказал Пол. — Харконнены не обладали этой властью, потому они и не могли по-настоящему управлять этой планетой. Арраки никогда не принадлежала им раньше, им не удастся завоевать ее и в будущем, если даже им будут помогать десять тысяч легионов сардукаров.
— Пол, не думаешь же ты, что…
— В наших руках все карты, — упрямо продолжал он. — Мы знаем, что Союз добивается запрещения продажи спутников определения погоды. Мы знаем, что…
Джессика кивнула, чувствуя себя не в силах говорить.
— Однажды, — неожиданно сказал Пол, — отец попросил меня передать тебе кое-что, если с ним что-нибудь случится. Он боялся, что ты можешь поверить в то, что он тебе не доверял. Он хотел, чтобы ты знала, что он никогда не подозревал тебя. Он хотел, чтобы ты знала, что он всегда любил тебя и думал о тебе. Он сказал, что скорее усомнился бы в себе и что сожалеет лишь об одном — о том, что не сделал тебя герцогиней.
Утирая катившиеся градом слезы, Джессика подумала: «Какая глупая трата воды!» Но чувства одержали верх над разумом. «Лето, мой Лето! — думала она. — Как несправедливо мы поступаем с теми, кого любим!»
Рыдания сотрясали ее тело. А Пол, видя, как скорбит его мать, ощущал внутри себя лишь пустоту. «Ну почему? — думал он. — Почему я не испытываю отчаяния? Разве я не любил своего отца? Может быть, выбрав путь ментата, я утратил способность к сильным естественным чувствам?!»
«Время искать и время терять, — предавалась размышлениям Джессика, — как это сказано в писании: «Время сберегать, и время бросать… Время любить, и время ненавидеть… Время войне, и время миру».
А Пол между тем уходил все дальше по открывшейся ему дороге предвидения, оценивая холодным разумом все, что видел. Он отдался этому, даже не позаботившись подстраховать себя «призмой грез». Ему рисовались разные пути, ведущие через эту враждебную ему планету. Теперь он видел не только вероятное будущее, но и нечто большее — как если бы край завесы приподнялся под некоей древней тайной, впуская его разум в неподвластные другим времена.
Неожиданно разум Пола взлетел еще на одну ступень познания. Он почувствовал, как утвердился на этом новом для него уровне, и начал вглядываться с этой высоты в расстилающуюся перед ним даль. Он будто находился внутри шара, во всех направлениях от которого расходились дороги… И все же подобное сравнение лишь приблизительно передавало испытываемые им ощущения.
Он вспомнил, как видел однажды развевающийся на ветру шарф, и теперь будущее определялось им как нечто, столь же зыбкое и непостоянное, как этот шарф, трепещущий на ветру.
Он увидел людей. Ощутил жар и холод бесчисленных возможностей. Он знал имена и места, ему было знакомо бесчисленное количество чувств, он читал результаты исследований несчетного количества темных пятен. Это было время испытания и постижения, но еще не создания формы. Перед ним расстилался спектр возможностей, соединяющих самое отдаленное прошлое с самым отдаленным будущим. Он видел бесчисленные варианты собственной смерти. Он видел новые планеты, новые цивилизации. И людей… Людей…
Они виделись ему такими огромными толпами, что их невозможно было даже сосчитать, и все же он отмечал каждого, и людей Союза — тоже.
