«Это ненадого, – успокаивал себя Леонид. – Ирина сказала, что восход через три часа. А было начало шестого. Всё замечательно! Полежу, соберусь с силами…»
«Замечательно?» Это было явным преувеличением. Острые углы камня, казалось, дырявили кожу даже сквозь ткань скафандра. Обрушенный сверху грунт с каждой минутой становился всё тяжелее, обжимая голову и шею. Кроме того, понемногу становилось жарко, ручейки пота в нескольких местах щекотали тело.
«Кажется, перестарался, – признался себе Лукашев. – Я тут и часа не продержусь».
Далёкий гул отвлёк от сомнений, а когда гул перерос в рёв, Лёня восхитился своей предусмотрительностью. Теперь его беспокоило совсем другое: достаточно ли глубоко он закопался? «Твари чувствуют кровь! – в отчаянии думал Леонид. – У меня руки исцарапаны, они найдут меня!»
Все силы уходили на то, чтобы заставить себя лежать неподвижно. Хотелось вскочить и побежать. Что-то коротко прошипело и громыхнуло. Через секунду ударило ещё раз. А потом ещё и ещё. Канонада приближалась, но, к удивлению Леонида, грунт оставался неподвижным: его не трясло и не подбрасывало.
«Ракеты земля-воздух? С кем там товарищи воюют? Не могли же насекомые, пролетев сквозь Сферу, превратиться в видимые для радаров мишени?»
А потом всё стихло. И грохот, и рёв. Неподалеку что-то потрескивало и шкворчало, в ноздри забирался сладковатый запах горелого масла. Но и запахи, и звуки казались мирными, домашними. Острая кромка камня больше не беспокоила. На голову если и давило, то терпимо.
Леонид почувствовал страшную усталость. И он уснул. Уснул легко и спокойно, как засыпают в детстве после целого дня «казаков и разбойников», отбеганных среди бескрайнего летнего леса…
* * *
Насколько легко он уснул, настолько тяжёлым показалось пробуждение.
На зубах скрипел песок, каждый вдох давался с боем, а тело казалось разбитым и чужим. И всё-таки, припомнив особенности «вчерашних» событий, Леонид заставил себя не спешить: долго прислушивался и принюхивался, стараясь угадать, что его ждёт на поверхности.
Только через полчаса он решился покинуть укрытие. Поначалу ничего не получалось: затёкшие руки не слушались, он их не чувствовал. Тогда попробовал пошевелить головой и плечами – ничего. Казалось, он был не погребён под породой, а вмурован в неё.
Едва сдерживаясь, чтобы не запаниковать, Лукашев задёргался всем телом: ногами, спиной… и сдвинулся с места! Осторожно пятясь, стараясь беречь израненные руки, он лез из норы, как змея выползает из своей старой шкуры. «Какой длины я сделал траншею? – недоумевал Лукашев. – То, что щебня на голову обрушил больше, чем на ноги, понятно – спасал голову, ноги-то в скафандре. Но почему выползок такой длинный?»
На поверхности испытал ещё одно разочарование: небо пряталось за плотным куполом облаков. Нечего было и надеяться, что его заметят с орбиты. С этой стороны спасения ждать нечего, с неба на помощь не придут.
Мир казался серым и неприветливым.
Пошатываясь, Лёня поднялся на ноги и оказался по пояс в спящих насекомых. Их было невообразимо много. Своими телами они образовали холм с глубокой воронкой на вершине. «Может, и не глубокая, но дна я отсюда не вижу», – поправился Леонид, приученный к сдержанным отчётам.
А то, что насекомые снулые, а не мёртвые, было понятно по тому, как у многих подрагивали крылышки. Некоторые даже пытались ползти.
В метрах десяти, по другую сторону воронки, курились сизым дымком два жарника. Но интерес вызывал не вопрос, что там горит, – горели, судя по запаху масла, сами насекомые, – а поведение дыма: закручиваясь спиралью, он тянулся к воронке и уходил в её недра, вытягиваясь в тончайшие нити.
«Вулкан наоборот», – с опаской подумал Лукашев.
Его всё больше тяготило одиночество. Хотелось как можно быстрее вернуться к своему отделению и вообще к людям.
Он присмотрелся к рукам и пошевелил пальцами, удивляясь отсутствию боли. На чёрных от крови и пыли ладонях не было ни одной царапины. Леонид потёр ладони друг о друга, потом старательно вытер их о рукава комбинезона. Он припомнил сладкий масляный запах. «Ароматерапия? Регенерация тканей под действием запаха жареных насекомых? – Лукашев приободрился. – Насколько же силён фармэффект, если один только запах этого вещества погрузил меня в сладкий сон внутри кучи гравия, а между делом залечил раны на руках?»
Мир посветлел. «Вокруг меня сотни тонн ценнейшего лекарства! Я могу спасти миллион жизней!»
Лукашев зачерпнул горсть насекомых: самые обычные оводы. Ну, может, чуть более крупные, чем обычно. Он бросил их в сторону воронки. Неохотно преодолевая сопротивление воздуха, оводы несколько метров планировали, а потом картечью ухнули в жерло «вулкана».
Леонид насторожился. Эксперимент произвёл на него тяжёлое впечатление. Эйфория от возможности облагодетельствовать человечество сменилась жёсткой сосредоточенностью исследователя.
Запустив руки в глубь живой массы, он нащупал средних размеров булыжник и бросил его в дымящийся бугорок. Эффект получился блестящим: по камню ударила молния. Льдисто-голубой жгут «небесного огня» расколол камень на части, и вместе с дымом, пылью и шрапнелью гранита втянулся в чёрную воронку.
Леонид зажмурился, ожидая грохота от близкой молнии, но звук оказался терпимым: по ушам, конечно, ударило, но и только.
«Ударная волна тоже втянулась в жерло, – понял Лёня. – Не воронка, а чёрная дыра какая-то». Он осторожно попятился прочь от опасного места. Зацепился ногой и упал спиной в месиво насекомых. Он даже не успел закрыть рот. Кашляя и отплёвываясь, Лёня прошагал метров тридцать, прежде чем вышел на свободное от оводов место, и только тогда оглянулся.
Отсюда, с небольшого пригорка, стало заметно, что «озеро» насекомых подвижно: оно циклоном закручивалось вокруг «жерла» и понемногу таяло в нём. Очаги дыма при этом оставались на одном месте. «Контакты молний неподвижны, – вдруг понял Лёня. – Если я хочу выбраться отсюда живым, с экспериментами лучше заканчивать…»
Он осмотрелся. Предположение, что его снёс к подножию горы оползень, оказалось неверным. Лукашев стоял посреди огромного галечного пляжа. Метрах в ста плескалась река, и поверить, что сюда его занесло землетрясением, было трудно.
Внимательный осмотр кряжей, обступающих бассейн реки, ничего не дал. Ни одного приметного силуэта, никаких признаков присутствия человека.
«Я не знаю, где нахожусь», – сокрушённо признал Лукашев. Эта проблема казалась гораздо важнее вопроса, как такое могло случиться.
