Аромат фиалок она почувствовала еще в прихожей, но решила, что почудилось. Откуда в квартире взяться цветам? Но неясное подозрение то и дело возникало на самом краю сознания, наконец заставив заглянуть на кхную. Там, посреди стола, возвышался небольшой глиняный горшочек с землей, над которой синели фиалки на стебельках.
– Ну ты даешь, братишка, – улыбнулась она. – Надо же, какое чудо среди зимы.
Шерстка подняла горшочек на уровень глаз, словно желая подробнее разглядеть цветы. Она вспомнила, как еще совсем девочкой приезжала на отдых в Крым, и они с родителями Олега выезжали в горы, где таких фиалок было полным полно. Вечером, едва солнце садилось за кромки вершин, цветы распускались, источая незабываемый аромат.
Взрослые на поляне хозяйничали, ставили палатки и рубили дрова, а Шерстка с Олегом забирались чуть поодаль в лес. Олег за ней пытался неуклюже ухаживать, подавал руку на склонах и хвастался, что безошибочно ориентируется в лесу. Один раз он собрался нарвать фиалок, но кузина остановила. Не хотелось, чтобы цветы завяли. Олег рвать не стал, и они потом сидели с Шерсткой на корточках, глядя между деревьев в темнеющую долниу, затянутую голубоватым дымком от костра. Рядом шумела речка, сбегая по камням небольшим водопадиком, от нее пахло прелыми листьями и сырым мхом, но запах фиалок господствовал у земли безраздельно.
Это воспоминание оставило чувство едва ощутимой тревоги. Может быть потому, что на следующий день после этого волшебного вечера надо было возвращаться в душную, пропахшую асфальтом Москву. Девушка прочла оставленную записку и отнесла цветок в комнату. По телевизору шел туповатый американский боевик, время от времени перемежающийся рекламными роликами. Шерстка поискала другой канал, но там оказалось не лучше.
Чувство тревоги не отпускало и это было странно, потому что оно редко возникало без всякой причины. Девушка задумчиво вернулась в кухню, продолжая анализировать собственное воспоминание, после которого как раз и возникло эта непонятное ощущение.
– Фиалка, лес, дым, – вслух бормотала она. – Ничего не понимаю.
Шерстка распахнула дверцу холодильника, пытаясь что-нибудь сообразить на ужин. Плотно есть не хотелось и она ограничилась парой бутербродов с ветчиной, прихватив их с собой в комнату. Фильм по телевизору кончился, и девушка расположилась у экрана, собираясь послушать очередной выпуск новостей.
«Может что-то связано с лесом?» – не переставала думать она.
Судя по новостям, в мире со вчерашнего дня почти ничего не изменилось. Снова споры вокруг разоружения и систем противоракетной обороны, снова локальный конфликт на ближнем востоке. Пара слов о принятом инопланетном сигнале, с обещанием рассказать в отдельной передаче о результатах расшифровки. В новостях из Америки гибель командующего континентальными системами ПВО.
«Может синий цвет с чем-то связан?» – думала Шерстка, рассеянно глядя на экран. – «Нет, фигней я гружусь».
Она откусила от бутерброда, ощущая, что чувство тревоги не то что не отпустило, а постепенно усилилось.
«Сама себя накручиваю», – решила девушка. – «Беспокоюсь из-за этой странной охранной фирмы. Где это видано, чтобы такие деньги давали авансом, совершенно без всякой необходимости. Дали бы тысячу, и то показалось бы много».
Только теперь она поняла, что вчера побудило ее поехать с братом к дантисту. Именно вот такое неясное беспокойство – еще не тревога, и казалось бы нет явных причин, но сердце уже нет-нет, да и сорвется на учащенный ритм. Определенно, что-то с этой охранной конторой не так. Шерстка попробовала прикинуть, какой бедой может обернуться брату подобное трудоустройство, но ничего кроме мужской проституции на ум не приходило. А что? Запросто. Нанимают неприкаяных парней с намеком на полугодовое воздержание во взгляде, зубки отремонтируют, отмоют, а там можно и в работу пускать. Для этого вовсе не обязательно заранее описывать все прелести новых служебных обязанностей, достаточно лишь устроить парня телохранителем к томной даме бальзаковского возраста, которая сама раскрутит его с полоборота. Труднее подложить такого партнеру мужского пола, но это решается временем и привычкой получать за секс приличные вознаграждения.
У одной из Шерсткиных знакомых был друг, попавшийя на подобную удочку. Правда это было давно и фирма работала по старинке, устраивая парней не охранниками, а водителями в службу эскорта. Но все равно, механизм очень похож.
– Нет, на фиг, – шепнула девушка. – Надо ему позвонить и узнать, чем там пахнет.
«Жалко будет братишку, если влипнет в историю», – добавила она про себя.
В этот момент у нее возник и другой мотив, отличающийся от обычной жалости – гораздо более сильное и побуждающее к активным действиям чувство ответственности.
Шерстка иронично фыркнула и направилась в кухню, посмотреть оставленный в записке номер мобильника. Ей казалось, что теперь-то причина беспокойства понятна, но на границе сознания продолжала помигивать красная лампочка. Какой-то неучтенный фактор не давал покоя. Чуткое подсознание уже распознало его, и вот теперь настоячиво колотило в двери разума, пытаясь сообщить об открытии на своем, таком непонятном языке. Оно настойчиво мельтешило в памяти яркими картинками воспоминания про фиалки, а запах цветов, разлившийся по квартире, еще больше усиливал нехорошее предчувствие.
Девушка подняла трубку и набрала номер.
– Абонент временно недоступен, попробуйте позвонить позже, – ответил бесцветный женский голос.
Шерстка положила трубку и вернулась в комнату. Беспокойство усиливалось.
– Может его заслали в какой-то подвал? – вслух предположила она. – Ночные клубы часто бывают в подвалах.
«Хотя не в таких, конечно, чтобы мобила вообще не работала», – сама себе ответила девушка. – «Подозрительно это все».
Она прикинула, как еще можно использовать доверчивых иногородних лохов, если не нанимать их для сексуальных услу. Картинки рисовались одна неприятней другой – Олег продает кокаин на улице; он же стреляет в какого-то предпренимателя; его же потрошат на операционном столе, радостно вырезая почки. Промелькнули и не столь ужасные варианты, хотя более вероятные, а потому гораздо более тревожные – из Олега качают поллитра крови; он же на съемках порнофильма; он же сдает сперму для генного банка.
– Черт… – недовольно шепнула Шерстка. – Что за маразм лезет в голову?
«Москва, это великая искусительница», – подумала она про себя. – «Хотя напрасно я так волнуюсь. Он уже взрослый человек и сам может разобраться, куда соваться, а куда нет».
