— Я горжусь тем, что представляю собой, — сказал об этом мистер Меркаптан, — l'esprit d'escalier des dames galantes.[124]
Рози была не вполне уверена в смысле этих слов; но, во всяком случае, это звучало очень остроумно.
Она читала книгу медленно. Правда, ее знание французского языка было не таким, чтобы позволить ей читать быстрей. Она жалела, что не знала языка лучше. Возможно, в таком случае она зевала бы меньше. Какой позор! — она сделала над собой усилие. Мистер Меркаптан сказал, что это — шедевр.
Сидя у себя в кабинете, Шируотер пытался писать свою статью о регулятивных функциях почек. Из этого ничего не выходило.
Почему она не приняла меня вчера? — спрашивал он себя. Он заподозрил ее в том, что у нее есть другие любовники; его желание от этого только усилилось. Он вспомнил, что в ту ночь, когда они встретили ее у кафе-ларька, Гамбрил сказал что-то такое. Что именно? Теперь он жалел, что отнесся к словам Гамб-рила так невнимательно.
«Я надоел ей. Уже. Это ясно».
Может быть, для нее он слишком неотесанный. Шируотер взглянул на свои руки. Да, ногти грязны. Он вынул из жилетного кармана зубочистку и принялся их чистить. Сегодня утром он купил целую пачку зубочисток.
Он решительно взялся за перо. «Концентрация водородных ионов в крови…» — начал он новый абзац. Но дальше этих пяти слов дело не пошло.
Если бы, подумал он в полном смятении чувств, если бы… если бы… если бы… Условное наклонение, безнадежно условное. Он мог бы получить более светское воспитание; его отец, например, мог бы быть адвокатом, а не клерком адвоката. Ему не пришлось бы столько работать в молодости; он мог бы больше вращаться в обществе, больше танцевать, встречаться больше с молодыми женщинами. Если бы он встретил ее несколько лет тому назад — во время войны, скажем, одетый в мундир лейтенанта гвардии…
Он всегда утверждал, будто женщины его не интересуют; будто они на него не действуют; будто он, по существу, выше подобных вещей. Балбес! С таким же успехом он мог бы сказать, что он выше того, чтобы иметь почки. Он только милостиво признавал, что женщины — физиологическая необходимость.
Боже мой, каким дураком он был!
Ну, а как же Рози? Каким образом она жила в те времена, когда он был выше подобных вещей? Теперь, когда мысль об этом пришла ему в голову, он понял, что он фактически ничего не знает о ней, кроме того, что она не в состоянии правильно выучить наизусть хотя бы элементарнейшие понятия из области физиологии лягушек. Установив это, он оставил всякие попытки узнать ее ближе. Как мог он быть подобным кретином?
Рози, как он предполагал, была в него влюблена. А он был влюблен в нее? Нет. Он всячески избегал этого. Из принципа.
Его брак был для него мерой интимной гигиены, отчасти, кроме того, проявлением заботливой нежности, да, безусловно проявлением нежности; и отчасти развлечением — как, например, покупка щенка.
Миссис Вивиш открыла ему глаза; увидев ее, он начал замечать и Рози. Он понял, что до этого он был не только болваном, но также и грубым животным.
Как ему теперь поступить? Он долго сидел неподвижно, не в силах ответить на этот вопрос.
В конце концов он решил, что самое лучшее — это рассказать Рози все об этом, рассказать ей все обо всем на свете.
И о миссис Вивиш тоже? Да, о миссис Вивиш тоже. Если он это сделает, он легче и скорей вылечится от своей любви. И он попытается узнать Рози поближе. Он исследует ее. Он сумеет открыть в ней кое-что другое, помимо неспособности изучать физиологию. Он откроет ее, он сумеет превратить свое хорошее отношение к ней в нечто более живое и теплое. И они начнут сначала; на этот раз успешней; со знанием и пониманием; умудренные опытом.
Шируотер встал со стула, стоявшего у письменного стола, рассеянно зашагал своей неуклюжей походкой к двери, наткнулся по дороге на американский книжный шкап и на кресло и, выйдя в коридор, направился в гостиную. Когда он вошел, Рози не повернула головы, а продолжала читать, не меняя позы; ее ноги в туфлях были по-прежнему выше головы и по-прежнему были очаровательно выставлены напоказ.
Шируотер остановился перед пустым камином. Там он стоял, спиной к Рози, словно разжигая себя воображаемым огнем. Он чувствовал, что это самая безопасная и стратегически самая выгодная позиция для разговора.
— Что ты читаешь? — спросил он.
— Le Sopha, — сказала Рози.
— Что это такое?
— Что это такое? — презрительно откликнулась Рози. — Да это же один из величайших французских классиков.
— Кто автор?
— Кребильон Младший.
— В первый раз слышу, — сказал Шируотер. Наступило молчание, Рози продолжала читать. — Мне только что пришло в голову, — снова начал Шируотер, по обыкновению нудно и нескладно, — что ты, может быть, не очень счастлива, Рози.
Рози взглянула на него и рассмеялась.
— Что это тебе взбрело в голову? — спросила она. — Я совершенно счастлива.
Шируотер был поставлен в тупик.
— Очень рад это слышать, — сказал он. — Я только думал… что тебе, пожалуй, могло показаться… что я несколько пренебрегаю тобой.
Рози снова рассмеялась.
— Да о чем это ты? — сказала она.
— Меня немного мучает совесть, — сказал Шируотер. — Я начинаю видеть… мне показал это один человек… что я не… что я не очень хорошо с тобой обращаюсь…
— Но я уверяю тебя, я этого никогда не замечала, — вставила Рози, по-прежнему улыбаясь.
— Я обращаю на тебя слишком мало внимания, — продолжал Шируотер в каком-то отчаянии, ероша свои густые темные волосы. — У нас нет общих интересов. Ты совсем не принимаешь участия в моей жизни.
— Но ведь мы цив-вилизованные супруги, — сказала Рози. — Не можем же мы жить друг у друга в кармане, ведь правда?
— Да, но на деле мы как чужие люди, — сказал Шируотер. — Это неправильно. И в этом виноват я. Я никогда не пытался подойти к тебе ближе. А ты делала для этого все, что могла… в начале нашей совместной жизни.
— Ах т о г д а! — со смехом сказала Рози. — Ты очень скоро понял, какой я была дурочкой.
— Не смейся над этим, — сказал Шируотер. — В этом нетниче-го смешного. Это очень серьезно. Видишь ли, я наконец понял, как глупо я себя вел, как плохо я тебя понимал, как мало я с тобой считался. У меня вдруг раскрылись глаза. Дело в том, — вдруг прорвался он, как фонтан, из которого вынули пробку, — я недавно познакомился с одной женщиной, которая мне очень нравится, но которой я не нравлюсь. — Говоря о миссис Вивиш, он бессознательно пользовался ее лексиконом. А в кругу миссис Вивиш люди только эвфемистически «нравились» друг другу, даже в тех случаях, когда речь шла о всепоглощающей и мучительной страсти или о полном самозабвении. — И получилось так, что благодаря этому я увидел многое, на что раньше я закрывал глаза — вероятно, я делал это сознательно. Между прочим, я увидел и то, что мое отношение к тебе, Рози, ниже всякой критики.
