Слава Богу, вот и Варошлигет!
— Милая Юля, мы приехали!
— Что? А, да…. Очень хорошо! Пойдемте, Ференц!
Они вышли из машины, и, не спеша, двинулись к замку Вайдахуньяд — вернее, к его уменьшенной копии.
— Ой, Ференц, а что это?
— Это, Юля, копия замка семейства Хуньяди, который был ими построен в Трансильвании.
— Трансильвания — это сейчас Румыния, я права?
— Сейчас — да, но раньше это была Венгрия. Как и Закарпатье, как и Словакия, как и Воеводина, как и Хорватия… Сегодняшняя территория Венгрии — только треть от того, чем она была до Первой мировой войны.
— Как ужасно…. Скажите, Ференц, а вы любили когда-нибудь? По-настоящему? — Видно было, что фрау Шуман абсолютно не интересуют бывшие (да и нынешние!) границы Венгрии. Что поделать, женщина!
Старший советник Молнар задумался. Хм, однако…
— Пожалуй, да. В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, в городе Куйбышеве. Ее звали Маша, у нас был потрясающий роман…. Увы, он ничем не закончился. Она не захотела ехать в Венгрию, я не решился остаться в Союзе. Потом, в восьмидесятом, я женился на Марианне Надь, но через шесть лет мы развелись…. И до сих пор я одинок.
— А вы не думали съездить в Самару — так ведь сейчас называется Куйбышев? — и поискать эту вашу Марию? Сколько ей сейчас?
— Увы, уже очень много…
— Много — это сколько?
— Ну, мне сорок семь, она на три года моложе… Сорок четыре года.
— А вы бы не хотели прожить остаток дней вместе с ней?
— Я никогда не задумывался над этим. Как-то все было не до того…
— А вы задумайтесь! Я вам скажу под страшным секретом — не вздумайте никому это выбалтывать — любовь никогда не умирает! Умирают люди — а любовь вечна. Запомните это, Ференц!
— Вам хорошо это говорить, Юля. Вы молоды, влюблены…. А если этого вашего террориста осудят на пожизненное? Если вы никогда его больше не увидите? Будете ли вы продолжать его любить?
— Ференц, вы можете посмеяться с моих слов — но я уверена, что очень скоро увижу его у дверей своего дома. В шесть часов. И, вы знаете, я буду каждый день в это время сидеть у окошка — чтобы, не дай Бог, не прозевать его появления.
Старший советник скептически ухмыльнулся и покачал головой.
— Уж не ваша ли любовь разрушит замки его темницы? Случиться чудо?
Фрау Шуман серьезно посмотрела в глаза своему собеседнику, а затем не менее серьезно произнесла:
— А вы, господин Молнар, очень напрасно не верите в чудеса. Иногда, знаете ли, случается так, что любовь становится материальной силой и разрушает любые, самые толстые, стены, и крушит любые, самые чудовищные, запоры. Любовь все еще движет миром — поверьте мне на слово, Ференц. Любовь — и ничего больше! И не верьте тем, кто будет утверждать, что это не так — просто эти люди никогда не любили…
— Значит, все…
— Да, все. Они выводят войска из Косова и соглашаются с военной оккупацией края войсками НАТО. Короче, ложатся.
— Чего и следовало ожидать. Хотя, откровенно говоря, я думал, они побарахтаются подольше. Ладно, Левченко, какие результаты нашей работы мы можем поставить себе в плюс?
Подполковник Левченко открыл свою папку, немного подумал, кое что отчеркнул — а затем доложил:
— Сбои системы наведения ракет — наш самый удачный проект. Пять ракет ушли в Болгарию, три — в Македонию, две — в Венгрию, две — в Румынию, ещё не менее сорока шести взорвались в чистом поле, не причинив никому никакого вреда. Я думаю, имеет смысл дать задание специалистам Румянцева не просто вырубать систему самонаведения ракет, а как-то программировать их так, чтобы они поражали те цели, которые мы считаем нужными — разумеется, без самоликвидации. Представляете, как было бы эффектно, если бы крылатая ракета попала в болгарский парламент, за сутки до этого разрешивший натовским самолетам использовать воздушное пространство Болгарии? Так ракета попала в какой-то жилой дом, эффект был, но слабоватый.
Дальше, по сбоям системы связи. Оружие пассивное, но, в принципе, если нарастить его мощность — очень даже перспективное. Всего за время войны сбои в системе связи, повлекшие за собой какой-то результат, произошли в ста тридцати восьми случаях. Два самолета погибли, более сорока — сбросив бомбы в море, вернулись на базу, или прекращали выполнение заданий — по разведке погоды, целей, по радиоэлектронной борьбе. Технический отдел наработал целую кипу рекомендаций для ОКБ в Жуковском, они уже там начали дорабатывать систему, думают внести предложение включить её в общую систему ПВО страны. Вопреки предположениям, система оказалась довольно эффективной.
По пускам ракет. В принципе, успешно — если бы не истории с Таманцем и Одиссеем. На семь пусков — один промах, два поврежденных самолета — 'торнадо' и 'тандерболт' — четыре сбитых. Поврежденные самолёты к дальнейшей эксплуатации непригодны — итальянский 'торнадо' сел на брюхо, у американского 'тандерболта' оторван правый двигатель. Как он на одном моторе сел? К сожалению, оба экипажа поврежденных машин уцелели. Сбиты — с подтверждением как минимум из трёх источников: один 'Хокай' — в Будапеште, один Ф-16 — у берегов Далмации, один 'торнадо' — над островом Вис, один Ф-18 — недалеко от Триеста. Общий ущерб противнику — более ста сорока пяти миллионов долларов; вместе с самолетами погибло семь пилотов, из них четверо — на борту 'хокая' в Будапеште. Один взят в плен боснийскими сербами — штурман 'торнадо'. На всякий случай Митрович прислал протокол его допроса.
Надо сказать, все пуски командование НАТО отнесло на счёт югов; на нас даже и не грешат. Исследовали брошенные пеналы — в их руках оказалось два — и пришли к выводу, что это восточные немцы накануне своего закрытия распродали по дешёвке свои арсеналы. Ведут следствие. Естественно, ничем оно не закончится.
По захваченным системам связи, опознавания и наведения — успешно. За исключением случая с обломками немецкого 'торнадо' — штатно.
Генерал Калюжный тяжело вздохнул.
— Знаешь, Левченко, ты мне напоминаешь главного врача больницы, который вывешивает перед своим кабинетом среднюю температуру по вверенному ему учреждению здравоохранения. Ты понимаешь, что произошло этой весной?
— Понимаю. Немцы проиграли американцам влияние на Балканах, и…
Генерал досадливо махнул рукой.
— Ни черта ты не понимаешь! Это означает, что линия фронта приблизилась вплотную к нашим границам, и завтра мы будем вести свою войну уже почти у себя дома! Вот что случилось, друг мой ситный! Враг у ворот! И противодействовать мы ему будем уже не на дальних подступах, не в афганских горах или йеменских песках, и даже уже не в Восточной Европе — а дома, на своей территории! Завтра нам придется вести бой на Украине, в Белоруссии, в Узбекистане — вот что страшно! И завтра враг погонит против нас уже наших бывших соотечественников — со стороны с удовольствием наблюдая на это жуткое братоубийство. Ни черта ты не понимаешь… Ладно, что с Одиссеем?
