Снег посмотрел на Яра так, словно собирался повесить на него всех собак, тяжело вздохнул. С переднего сиденья отозвался Радим:
– Учитель приедет и все нам расскажет, а также что делать с этим подозрительным экземпляром.
Яр невольно хохотнул и заставил себя прекратить, посмотрел в бойницу: броневик ехал все медленнее и наконец остановился в середине поляны, окруженной соснами. Беркут сказал:
– Снег, посмотри у меня в вещмешке карту в целлофановом пакете, она в боковом кармане. Там отмечены все опасные места.
Снег кивнул, под ворохом тряпья откопал вещмешок защитного цвета, вынул из кармана сверток и протянул Беркуту. Яр шагнул к креслу и застыл за правым плечом водителя.
– Ничего если я тоже гляну? Все равно ведь знаю, куда вы направляетесь.
Радим ответил, не поворачиваясь:
– Нечего тебе пялиться. Вдруг своим донесешь.
– «Свои» для меня теперь вы. Чистые убьют меня, как только найдут.
– Да ладно, – кивнул Беркут и объяснил: – Не забывайте, что я тоже из чистых и оказался преданней одного из вас. Пусть знает. Все равно чистым с их техникой добраться туда невозможно. Даже если муты их численностью не задавят, плыть в Готланд на чем?
Значит, Готланд, отметил Яр, но никак свое открытие не прокомментировал. Беркут разложил карту на коленях, прочертил линию от Москвы до города Тверь, с которым у чистых не было связи. Наверное, там и анклавов не было.
– Здесь у нас дальний гарнизон. Самое сложное будет добраться к нему. Дальше мы ждем зиму и в середине декабря, когда муты покидают мелкие перемерзающие водоемы и идут в глубокие реки, двигаемся в Вентспилс, вот он.
Яр следил за его пальцем, запоминал маршрут и красные метки. Кое-где имелись белые наклейки, на них – мелкие, невидимые отсюда надписи. Яр поскреб ёжик волос на лысом затылке и сказал:
– Уверен, что броневик пройдет?
– Этот – нет, и второй тоже. Но в дальнем гарнизоне имеется другой, на нем и поедем дальше.
– А плыть придется по морю, там же мутов тьма.
– Они все толкутся возле берега. В общем, не переживай, все под контролем. Есть надежда, что доберемся.
Яр потряс головой, помассировал виски. Столько информации! Да их плавсредство муты попросту потопят или продырявят. Но если Беркут говорит, значит, имеется что-то сверхординарное.
– Мы едем или как? – проговорил Леший. – Посмотрите, кажется, на севере это… туча. Дождь собирается.
– Да ну! – Радим поднялся, пригибаясь, шагнул к люку. – Мутов нет поблизости?
– Нету, – ответил Леший. – Глушь и сушь.
Снег сказал:
– Плохо, если туча. У Учителя слабый броневик. Если хлынет ливень, муты разобьют его. Что он сказал – когда будет? Я не расслышал, в кабине был.
– Ничего. – Беркут помрачнел, помолчал с минуту и продолжил: – Велеть ждать его здесь; если он не приедет, действовать по плану. Зачем он поехал, я без понятия. Ему видней. Что там, Радим?
Парень наполовину высунулся из кабины, Яр наклонился над водительским сиденьем, вглядываясь в горизонт. Вроде он был темнее всего неба. Во всяком случае, туч Яр не замечал.
– Непонятно, – сказал Радим.
– Смотри лучше. – Леший спрыгнул с кресла и потянул его за штанину. – Пусти наверх, я лучше всех дождь чую.
Радим вылез на броню, Леший последовал за ним. Яр тоже высунулся в люк: северный ветер был теплым, ласковым и будто бы плотным, а над вершинами сосен небо отливало белизной. Если дождь и собирался, то пойдет он нескоро.
– Только бы Учитель успел, – проговорил Снег из кабины.
– Так что, ждем здесь? – спросил Яр, спускаясь обратно.
– Нет. – Беркут завел мотор. – Нужное место недалеко. Парни, полезайте в кабину!
По сосняку ехали минут пятнадцать. Яр, застывший позади Беркута, смотрел в лобовое стекло. Наконец остановились возле кирпичного строения непонятного назначения. Было оно квадратным, где-то шесть на шесть метров, одна стена округлая. Окна отсутствовали, зато были стальная дверь и труба. Что самое удивительное, других строений вокруг не наблюдалось, сирень, борющаяся за жизнь с молодыми соснами, свидетельствовала о том, что когда-то тут были клумбы.
– Приехали, – сказал Беркут и заглушил двигатель.
Яр вылез первым, замер на броне, ожидая распоряжений. Запрокинул голову: на севере уже отчетливо темнел горизонт – собирался дождь.
– Ночуем здесь? – спросил Снег, усевшийся рядом с Яром.
– Просто ждем. – Беркут высунулся из люка, скривился при виде сгущающихся туч. – Если Учитель приедет с минуты на минуту, двигаемся дальше. В десяти километрах отсюда есть более надежное убежище с гаражом.
– У вас на протяжении всего пути такие перевалочные базы? – спросил Яр.
– Только до Твери, – со вздохом ответил Беркут, опять покосился на серо-белый горизонт, оттененный черной щетинистой линией сосновых верхушек.
Леший спрыгнул на землю и отправился в кусты – справить нужду. Остальные, кроме раненого, которому не становилось лучше, уселись на броне. Воцарилось молчание. Шелестел ветер сухой травой, казалось, что было слышно, как падающие листья касаются земли. Непривычные звуки заставляли Яра держать ухо востро.
Молчание нарушил Леший, вернувшийся с травинкой в зубах:
– Скажи, как там тебя…
– Яр.
– Да. Вот скажи, почему чистые так всех ненавидят?
Яр дернул плечом:
– Они боятся. Вы не представляете, в каком страхе мы… то есть они живут. Если оступится один, погибнут все.
– А где они еду берут? – поинтересовался Снег, зажавший автомат между колен.
При упоминании еды живот Яра заурчал, но аппетит пропал, едва он вспомнил о разделочном цехе за пределами двора с теплицами.
– Выращивают в теплицах, покупают у заров… Едят мутантов.
Леший поперхнулся травинкой, закашлялся:
– Как это?
– А так это. После дождя специальная команда выносит убитых мутов в здание, что недалеко от бункера. Трупы там разделывают, мясо обрабатывают при высокой температуре, чтоб вирус сдох, и делают питательную белковую пасту. Не надо глаза таращить, люди об этом не знают, я случайно увидел, когда сбегал.
– А сам ты почему нам помогаешь? – не унимался Леший.
– Не задавай глупых вопросов, – оборвал его Беркут. – И так все понятно: Яр хочет жить, так же как я. Он помог нам и рассчитывает, что мы поделимся с ним антивирусом.
– И это тоже, – вздохнул Яр, потирая ноющее колено – точно, дождь будет. – Я очень виноват перед одним человеком… Перед моей женой. И теперь хочу ей помочь, поделиться тем, что увидел и почувствовал сам – свободой.
Радим прищурился, отчего его и без того узкие глаза превратились в щелки, крякнул:
