— Ну и что?
— В конце концов, он подошел, чтобы представиться.
— Он ухаживал за тобой?
— Да. — Уют немного покраснела. — Он звонил мне и посылал цветы. Я не могла ему запретить это.
Я подумал.
— Почему?
— Он все это проделывал неожиданно. Я не успевала настроиться на отказ.
Я подумал, что современной женщине достаточно одного ритуала ухаживания. Пустяк, вроде бы.
— А потом он пригласил меня в очень дорогой ресторан.
— Видно, ему пришлось раскошелиться.
— Да. — Уют посмотрела на меня в упор. — Он расплатился сполна. За ужином он продолжал быть очень любезным. Много шутил. Правда, шутки у него были какие-то… — Уют замялась. — Мне смешно не было.
— Но ты все равно смеялась.
— Конечно.
— Прощаясь, он поцеловал тебя пылко и страстно.
— Погоди, Пик. Ты все время перебиваешь. Мне и сейчас не до смеха. Я не собиралась ему ничего позволять.
— Я понимаю.
Она с благодарностью глянула на меня.
— Возле моего дома он обнял меня, его лицо дышало такой страстью, что мне стало не по себе. А затем он вдруг отвалился на спину и замер. — Она замолчала.
Я тоже молчал.
— Он был неподвижен, Пик. Ни пульса, ни дыхания, ничего. Это было ужасно. Он застыл. Я не в состоянии объяснить это.
— Окаменел от любви.
— Ты все шутишь.
— Да. — Я посмотрел на нее. — Он тоже шутил.
Я резко приподнялся на локте.
— Ладно, лежи. Послушай, у вас на побережье живет виртуоз Кредо?
Я кивнул.
— Мне нравятся его притчи. Что с ним случилось? Раньше его даже по телевидению можно было увидеть.
— Сейчас его можно видеть во всех барах.
— Он что, выпивает?
— Клевета. К нему это понятие неприменимо. Да, он ищет красивую секретаршу.
— Интересная перспектива. Если бы ты был знаменитым, ты бы взял меня?
— Конечно.
— Только ты никогда не будешь знаменитым.
— Почему?
— Ну, не знаю. Я просто так сказала.
— Просто так… ладно.
— А как дела у твоего друга?
— Какого друга? — Я знал, что она спросит. Все рано или поздно спрашивают.
— Ну… Витамина.
— А-а… — протянул я. — Нормально.
— По-моему, он очень способный.
— Еще бы.
— Он реалист. Очень умный.
— Просто воплощение ума.
— Но ему очень одиноко. — Уют не уловила иронии.
Хорошо иметь такую наружность, подумал я.
— Послушаем музыку? — сказала Уют.
Она коснулась пальцами клавиш, и послышалась тихая музыка. Я слушал, и в душе медленно, как лед в стакане, растворялся каждый звук.
— Мне совсем не хочется спать, — сказала Уют. Ее лицо было очень спокойным. Я никогда не знал, о чем она думает в такие минуты. Мне было просто очень хорошо с ней. Я встретился со взглядом ее завораживающих глаз, потянулся и поцеловал ее в теплые полураскрытые губы. Ее голова запрокинулась. Она слабо прижималась во время поцелуя. Это была ее стихия.
Стояла глубокая ночь. Мы лежали без сна. Музыка играла еле-еле, будто ее и не было.
— Ты утром уезжаешь? — спросила Уют.
— Да.
— Останься.
Я поразмышлял.
— Даже не знаю.
— Оставайся. Выспишься.
— А ты не собираешься приехать ко мне?
— Это было бы неплохо.
— В чем же дело?
— Я жду гостей.
Я ничего не сказал.
— А ты чем занимаешься? — спросила Уют.
— В сущности, ничем.
— А вечером сходим куда-нибудь. — Уют сидела в уютной позе, придвинув подушку.
Мы лежали, тихо переговариваясь, собираясь засыпать, и тут зазвонил телефон. Я немного вздрогнул, никак не ожидая этого, а Уют открыла глаза.
— Кто это? — спросил я.
— Не знаю. — Она взяла трубку. — Здравствуйте. Да, хорошо. — Она удивленно посмотрела на меня. — Это тебя, — сказала она.
— Меня? Кто? — Я не спешил. Я был уверен, что никто не знает, где я, и взял трубку. Там молчали. Ни звука. Ждали, пока я заговорю.
— Слушаю, — сказал я осторожно.
— Наконец-то! — сказал голос, который нельзя было спутать ни с каким другим. Голос был мощным, как извержение. — Это я, Шедевр. Слушай меня внимательно.
— Откуда ты взялся, Шедевр?
— Не перебивай меня. Хорошо, что я тебя нашел.
— А как ты…
— Я же сказал, не перебивай. У меня мало времени. Срочно подъезжай к бульвару Банкрота. Все в сторону. Ты меня слышишь?
Я молчал.
— Ты слышишь меня? — рявкнул голос. — Все.
— Да, я все понял, — сказал я, но связь уже оборвалась.
— Ты уходишь? — спросила Уют.
— Это… срочно.
— Ну вот, — улыбнулась она слабой улыбкой. Если она и огорчилась, то не показала этого. — А ты — ничем не занимаюсь.
Я тоже криво улыбнулся.
— Что за дебош…
Уют отошла к окну, глядя на улицу.
Я доехал до бульвара, где высились монументальные фигуры калек. Дверь распахнулась, и в кабину ввалился Опыт, мелкий, щуплый, невзрачный, как пыльное чучело. Он озабоченно кивнул мне, сунул свою лапку и сразу закурил, дымя вовсю. Я осторожно отнял у него сигарету.
— Отдай! — сказал он. — Ну, отдай!
— Да ладно тебе. Возьми. — Мне вдруг стало очень жалко его. Он так серьёзно относится ко всему. — Что же ты?
— Вот что, Пик, — зачастил он, продолжая выглядеть чрезвычайно озабоченным. — Нужно вывезти в трущобы груз из столицы и спрятать там. В надёжное место. — Опыт моргнул.
— Зачем?
— Шедевр просил. Его разве поймёшь? У него свои дела. Говорят, он ворочает такими делами… Величина! Поехали.
— А как он узнал, где я?
— Не знаю. Меня он сразу нашёл.
— Ясно…
— Быстрее. Шедевр просил быстрее.
Я удивился, но разогнался так, что Опыт только сглатывал. Но молчал, указывая дорогу. Грузовик нёсся с тугим гудением, как реактивный снаряд.
Двор окружали здания огромной высоты. В глубине двора суетились люди. Нас ждали. Горел свет. Из одного бункера санитарами выносились большие продолговатые ящики, похожие на коконы. Я решил не выходить. Издали я видел, что работой руководит женщина. Та самая, что была у Кредо. К ней и подошёл Опыт. Всё протекало быстро. Вскоре весь кузов был забит.
Все смотрели, как мы отъезжаем, а один санитар стал закрывать бункер. Опыт утёрся рукавом.
Мы выехали из города.
Я пригнулся к лобовому стеклу и посмотрел на небо. Вышла луна из-за редких облаков.
— А что в этих баулах?
— Не знаю. — Опыт солидно покачивался на сидении. — Какое наше дело?
Я ничего не сказал.
— Ты помнишь изъян? — подал голос Опыт. — Я думаю, самое подходящее место. Лучше ведь не найти, а? Хорошо, что дождя нет.
Он тоже приник к лобовому стеклу, вытаращив глазёнки.
По небу стелились тонкие прозрачные облака.
Наш заповедник мы объехали по верхней дороге. Хорошо был виден отель, весь в огнях, стоящий как свеча. Огни проплывали мимо.
Мы заехали на заброшенную стройку. Она совсем не изменилась. Всё покрылось пылью, заросло. Тёмные недостроенные здания с провалами окон образовывали целые улицы. По сути, это был целый город. Жутковатое это место, особенно ночью.
Машину бросало по ямам. Мне почудилось, что за углом что-то мелькнуло, но в это время грузовик накренился. Мы боком проехали по крутому склону. Я выворачивал баранку, но мы крутились на месте, из-под колёс струями летел песок. Мотор взревел, и грузовик вдруг рванул с места, я успел направить его в чёрный проём.
Показалась большая пустошь среди построек, вся будто облитая лунным светом.
Я подвёл машину к подвалу большого мрачного дома.
Это и был изъян. Глушь здесь была страшная. Сразу со всех сторон навалилась ватная тишина. В ушах зазвенело. Под ногами похрустывало стекло. Везде толстым слоем лежала песочная пыль. Все искривлено, перекошено. Тут до меня дошло, что нам самим придётся выгружать эти ящички.
Я поделился этим соображением с Опытом, а он в ответ дисциплинированно показал пачку новеньких купюр и сказал:
— Не пожалели монет. А нам что? Нам все равно. А завтра кутнём. Вот она — жизнь. Без обмана.