Щекотка уже извлекла меня из кресла и теперь гнала вверх по лестнице, пролет за пролетом. На бегу я вдруг подумал, что нечто похожее, наверное, испытывают сказочные джинны, когда очередной повелитель начинает неистово тереть медный бок старой лампы, и громко рассмеялся - не потому, что мое открытие действительно было таким уж смешным, а просто от переизбытка сил, которые надо было как-то расходовать.
Я миновал три этажа, на которых располагались жилые помещения. Над последним этажом были надстроены своего рода антресоли, заставленные книжными полками. Я взобрался туда по узенькой деревянной лестнице, такой шаткой и скрипучей, словно чиновники мюнхенского магистрата устроили здесь своего рода ловушку для любопытствующих гостей и теперь с нетерпением ждали, когда же какая-нибудь неосторожная полузнаменитость свернет себе шею и будет погребена под обломками рухнувшего сооружения. Но я несколькими длинными прыжками преодолел шаткие ступеньки и с восторгом ученого, совершившего эпохальное открытие, замер перед низенькой белой дверцей. Тело расслабилось в предвкушении последнего рывка к неизвестной пока, но, безусловно, единственно важной в тот момент цели. Я твердо знал, что за этой дверью меня ждет... какая разница, что именно?!
Что-то. Ждет.
Меня. Надо же!
Дверь не была заперта на замок - впрочем, не думаю, что меня бы это остановило. Переступив порог, я оказался в полной темноте, левая рука инстинктивно начала шарить по стене и сразу же наткнулась на выключатель.
Где-то очень высоко вспыхнула тусклая лампочка, и я увидел, что стою перед очередной лестницей. На сей раз лестница оказалась узкой, закрученной причудливой спиралью, с толстыми корабельными канатами вместо перил.
Преодолев сорок две изогнутые ступеньки, я оказался в маленькой комнате, освещенной бледным пламенем одной-единственной свечи.
Когда я вошел, все окна в комнате с грохотом распахнулись, стекла жалобно задребезжали, и порыв ветра чуть не сбил меня с ног, но я устоял. Свеча тут же погасла, я услышал, как катятся по деревянному полу какие-то мелкие предметы, а потом раздалось одно-единственное звонкое "ой! ", произнесенное женским голосом - хорошо знакомым мне голосом, к слову сказать.
Обитательницы виллы Вальдефокс были здесь, вся троица, но пискнула только Алиса.
- Это просто сквозняк, - наконец сказала Юстасия. Ее голос звучал не слишком уверенно и не столь спокойно, как ей наверняка хотелось бы. Она взяла свечу, чиркнула зажигалкой, и теплый оранжевый свет снова озарил помещение.
- А это тоже сквозняк? - нервно рассмеялась Лиза, тыча в меня пухленьким указательным пальчиком.
- Это не сквозняк, а посторонний мужчина, - тоном школьной учительницы объяснила Алиса.
- Смотритель? - неуверенно предположила Лиза.
- Нет, Франк другой. Он же старенький совсем, - возразила Юстасия. Неужели ты забыла, как он выглядит? - И требовательно спросила меня: - Вы кто? Только не вздумайте сказать, что вы местный маньяк-убийца. Мы тут и сами... те еще маньячки! - и она неожиданно расхохоталась, закрыв лицо руками.
- Возможно, вы будете разочарованы, но я действительно не маньяк, вежливо сказал я, удивляясь тому, как странно, оказывается, звучит мой голос. - И даже не посторонний мужчина. Кажется, я здешний призрак. Хотя я уже сам ни в чем не уверен...
Ветер, тем временем, утих, но не прекратился вовсе, а притаился в углах, словно решил некоторое время посидеть спокойно, посмотреть, как сложатся у нас дела, а уж потом продолжать свою веселую, но разрушительную игру с хрупкими оконными стеклами.
- Вы не можете быть призраком, - Алиса старалась быть рассудительной. - Призраки бесплотны, а вы...
- А я - что? А, ну да... - я недоверчиво осмотрел свое тело (прежде мне было не до того) и с удовольствием убедился, что оно весьма похоже на настоящее. Впрочем, осмотр был пустой формальностью: разительная перемена моих ощущений являлась наилучшим доказательством вернувшейся телесности.
- Как вы все-таки попали на виллу? И зачем?
- Понятия не имею, - честно сказал я. - Сколько себя помню, я всегда сидел в красном кресле в холле...
- Никто там не сидел, - нерешительно возразила Лиза. - Во всяком случае, с тех пор как я приехала, я ни разу не видела, чтобы кто-то...
- Перестань, детка, - вмешалась Алиса. - И вы все тоже перестаньте молоть ерунду. Девочки, вспомните, о чем мы сегодня говорили! Почему невозможно заставить себя сесть в это проклятое кресло, и все такое... И чем мы занимались, когда...
Я вдруг понял, чем именно они тут занимались, зачем им понадобилось среди ночи забираться под самую крышу, в башенку - единственное по-настоящему необитаемое помещение в доме. И почему они сидели при свече, и что за доска, наспех исчерченная буквами, лежит на полу...
- Спорю на что угодно: вы затеяли спиритический сеанс! Поздравляю вас с его успешным завершением, дорогие мои медиумы. Очевидно, я и есть ваша законная добыча.
- Но мы даже не успели начать. Мы только взялись за руки...
Все четыре окна захлопнулись с душераздирающим треском - оставалось удивляться, что стекла уцелели. Ночной ветер с торопливой настойчивостью слепого ощупал наши лица и свернулся клубком у меня в ногах. Он выжидал.
- О господи! - несчастным голосом сказала Лиза. - Честно говоря, я думала, что будет весело...
- А тебе что, скучно? - с характерным нервным смешком спросила Юстасия.
- Обхохочешься...
Я подумал, что надо бы немного разрядить обстановку. По всему выходило, что мое появление совершенно некстати, за кого бы меня ни принимали. Если подружки решат, будто я - просто посторонний мужчина... о'кей, тогда смотри длинный список закономерных рабочих гипотез: от маньяка-убийцы до тривиального квартирного воришки, и выбирай, какой пункт тебе по душе, бедняга! Порядочные люди крайне редко приходят в гости к прекрасным незнакомкам в четыре часа утра.
Если же дамы все-таки великодушно примут на веру теорию о моей, так сказать, мистической сущности... Люди, как правило, боятся призраков, даже взбалмошные барышни, коротающие досуг за спиритическими сеансами. Если разобраться, начинающие адепты столоверчения боятся призраков куда больше, чем среднеарифметический рядовой гражданин, порожденный химерами статистических выкладок. Смутная вера у них уже есть, а опыт, законный отец невозмутимости, еще отсутствует.
Я улыбнулся женщинам, стараясь вложить в эту улыбку все неизрасходованные запасы дружелюбия и нежности - единственное, что я мог противопоставить их настороженной взвинченности. Потом медленно подошел к одному из окон - тому, что выходило на юг, где линия горизонта взрывалась белыми брызгами далеких Альп, заснеженные вершины которых ежевечерне поливают прозрачным сиропом лунного света, и открыл его, неторопливо и осторожно: грохот и звон, которые, судя по всему, весьма по вкусу ветру, не способствуют созданию теплой доверительной атмосферы.
