Я невольно последовал за ее настороженным взглядом: до сих пор я так и не дал себе труда понять, во что одет. Ничего особенного на мне не оказалось: ни тебе длинного сверкающего балахона до пят, ни тебе залатанной средневековой рясы со следами засохшей крови, ни даже каких-нибудь завалящих вериг. Всего-то обмундирования: тупоносые замшевые ботинки, умеренно пижонская жилетка из толстой свиной кожи, синие джинсы не первой молодости и еще более древний свитер ручной вязки. Вероятно, он был рожден белым, но с тех пор многое переменилось.
- Я сама хочу понять, с какой стати нас угораздило... - теперь Юстасия добросовестно пыталась ответить на мой вопрос. - В последнее время у нас у всех! - было очень странное настроение. Если ты действительно был призраком и слушал нашу болтовню, ты и сам мог заметить...
- Когда вы говорили, что с этой веранды можно пропасть в любой момент? И что именно поэтому в доме так тревожно и в то же время хорошо, как никогда еще не было, да?
- Да, и это тоже... Как раз сегодня вечером мы уже разошлись по своим комнатам, но никто не мог заснуть. Я зашла к Алисе, через пять минут к нам постучалась Лиза. Мы решили было вернуться на веранду и выпить еще по коктейлю... А когда мы собрались вместе, стало ясно, что очередной коктейль под звездным небом - слишком банально. Хотелось чего-то необычного. И поскольку ни у кого из нас не нашлось мази, замешанной на белладонне, чтобы немедленно отправиться на Лысую Гору...
- В конце концов мы поднялись сюда, в башенку, - подхватила Алиса, благо это единственное мало-мальски зловещее место в доме! А поднявшись, вдруг решили попробовать вызвать духов. Дух лорда Байрона, или, к примеру, короля Людвига Баварского, раз уж нас занесло в его излюбленные места... Все равно кого, лишь бы вызвать. И спросить у них, что с нами происходит, и что нам следует делать дальше. Видишь ли, мы все трое, не сговариваясь, вдруг поняли - вернее, почувствовали! - что вернуться домой и продолжать жить как ни в чем не бывало... Это будет просто ужасно! Все равно, что продать бессмертную душу и тут же пропить деньги... Да знаю я, знаю, что говорю глупости. Не знаю только, почему. Мне трудно объяснить...
- Самое дурацкое в этой истории, что никто из нас понятия не имел, как именно следует вызывать духов, - буркнула Юстасия. - Только Алиса занималась этим, когда-то очень давно, еще в школе...
- То есть, лет триста назад, - усмехнулась Алиса.
- А я слушала рассказы своей старшей сестры. Когда она училась в колледже, они там часто устраивали спиритические сеансы, - вмешалась Лиза. Немного помолчала и добавила: - Только я всегда была уверена, что она врет!
- Наверняка она привирала, - заверила ее Юстасия. - Знаю я, как это бывает: сама такая...
- Посмотрите, - вдруг воскликнула Алиса. Костяшки ее пальцев бились о стекло, как ночные бабочки, заплутавшие в лабиринте человеческого жилища, а голос изготовился сорваться на визг. - Посмотрите в окно! Там... Там совсем другая ночь. Там теперь все иначе!
Наша беззаботная болтовня умерла мгновенно, без мучений - просто оборвалась, как лопнувшая струна. Я прижался лбом к холодному стеклу.
Женщины окружили меня, они стояли так близко, что я слышал взволнованный перестук их сердец. Темнота за окном действительно изменилась. Она больше не была уютной темнотой сада, ночной покой которого очерчен размытым кругом голубого света далеких огней. Теперь нас окружал лес, или огромный запущенный парк, и его тьма была рыжевато-зеленой, как пучок только что извлеченных из воды морских водорослей. Не осталось ни ограды, ни фонарей у подножия холма, ни леденцовых точек светящихся окон в городке за озером.
Лишь диковинная зеленоватая луна кое-как освещала незнакомый пейзаж, приглядевшись к которому, я понял еще кое-что: совсем недавно мы находились высоко над землей, в башенке, над крышей большого старинного дома, а сейчас густая трава (откуда взялась такая свежая трава в январе?) росла на расстоянии всего-то полутора метров от подоконника.
- Действительно совсем другая ночь, - подтвердила Юстасия. Ее сердце почти остановилось, голос угасал, как ветер в июле, а глаза, напротив, разгорались пугающим пламенем, таким же зеленым, как свет незнакомой луны, и еще более холодным.
- Эта ночь родилась из нашего бормотания, мы приворожили ее, и теперь она будет всегда, - вдруг торопливо зашептала Алиса. - Если бы не было нас, не было бы и ее. Женщины делятся на тех, кто может родить человека; тех, кто может родить чудовище; и тех, кто не может породить ничего, кроме ночи. Первые обычно исполняют свое предназначение и уходят туда, откуда пришли, спокойные и опустошенные; вторые редко решаются принять такую судьбу и тонут в омуте собственных снов, а в существование третьих не верит никто, даже они сами. Но это не имеет никакого значения: ночь все равно рождается, когда приходит ее время...
Никто не удивился ее словам. Их приняли как должное, не придавая, впрочем, особого значения: не до того было. Ветер, до поры до времени притаившийся в моем рукаве, выбрался наружу, и оконные стекла с восхищенным звоном, прозвучавшим как вздох облегчения, наполнили темноту сияющими брызгами осколков. Никто не поранился, лишь моя щека дернулась от одного-единственного внезапного ожога, я прижал к ней ладонь и невольно улыбнулся, обнаружив, что по пальцам стекает самая настоящая кровь, теплая, ярко-алая, солоноватая таинственная влага. Алиса первой вскочила на подоконник, глаза ее были прикрыты почти прозрачными веками, тонкие руки изгибались на ветру, как ивовые ветви, и в какое-то мгновение мне показалось, что она собирается танцевать, но она просто спрыгнула вниз, и густая трава бережно приняла ее невесомое тело.
- Идемте, - нетерпеливо сказала она нам, - чего вы ждете? И торопливо зашагала в темноту, не дожидаясь своих подружек, даже не оборачиваясь.
Только сейчас я заметил, что у этой женщины забавная подпрыгивающая походка, грациозная и нелепая, как у болотной птицы.
- Что происходит? - спросила меня Лиза после того, как алая юбка Алисы и светлые волосы Юстасии превратились в два смутных пятна, поспешно сливающихся с мраком новой ночи - так тусклые разноцветные кляксы, последние следы недавнего света, медленно растворяются в темноте под закрытыми веками.
Храброе сердце Лизы требовало, чтобы хозяйка немедленно отправилась вслед за подругами, но ее круглые карие глаза блестели от слез, а рот мучительно приоткрылся, как у ребенка, задыхающегося под тяжким бременем ночного кошмара.
- Не бойся, это окно выходит на юг. Поэтому все будет хорошо.
Я и сам не знал, откуда взял сие нелепое утверждение, но тогда оно почему-то казалось мне единственным стоящим аргументом. Я помог ей взобраться на подоконник: для маленькой Лизы он был расположен слишком уж высоко над полом. А услышав, как шуршит под ее крепкими ножками густая трава, я, не раздумывая последовал за женщинами, поскольку оставаться на вилле больше не имело никакого смысла.
